Создан:  14 Декабря 2007      Опубликован:  14 Декабря 2007
Раздел:  постижение анархии - теория

Анархия не осуществляется силой
Э. Малатеста

Система координат 
Сначала хочу поблагодарить А. Дубовика (РКАС-Днепропетровск) за приглашение к полемике об анархическом идеале и путях его достижения. И, чтобы спор был плодотворен, предлагаю установить единую систему координат, - конкретизировать цели, к которым мы движемся.

Лишь после этого можно понять, чей путь ведет к ним и с наименьшими затратами. Причем, в процессе такой конкретизации разумный анархист не может безоглядно верить отцам учения. Надо проверять их выкладки здравым смыслом и достижениями науки. Помнить, что столпы анархизма не создавали свои теории посредством гениальных наитий, а опирались на современные им знания. Все меняется. Была жизнь после Кропоткина, как и будет после нас. Это марксизм-ленинизм мог утверждать, что его учение вечное, потому что верное. Анархисту к лицу быть трезвее и критичнее. Поэтому каждый разумный анархист пишет для себя анархию заново. Но каждое такое обновление приближает реализацию анархии.

И я не даю клятву верности Штирнеру, Бакунину или Кропоткину. Но частично использую их идеи, созвучные моему пониманию анархии, а так же идеи близких течений. Для меня важнейшая цель анархизма – освобождение личности. Если кто-либо из «анархистов» выше ставит идею освобождения общества, - мне в рамках анархизма с ним спорить бессмысленно, как с человеком, преследующим неанархические цели. Но что такое освобождение личности? Мы ищем максимальную свободу для индивида, которая при этом не нарушала бы свободы других индивидов. Анархисты видят такое освобождение в упразднении власти и эксплуатации в смысле политического и экономического принуждения. Отсюда анархия – это не особый строй или порядок принятия решений, а «непринуждение», как принцип взаимодействия индивидов. И уже руководствуясь этим принципом надо планировать коллективные решения и представлять себе социальную организацию из них вытекающую.

Сторонники разных течений анархизма предлагают лишь разные пути освобождения от принуждения. Все остальное – создание технологий освобождения и их применение – явно вторично. Поэтому сначала надо спорить о результативности концепций по достижению заявленной цели. Если они не приводят к ожидаемому результату, - нечего разрабатывать и технологии их достижения. Или, во всяком случае, навязывать их, как единственный путь к анархии. В первую очередь, это касается условия анархо-коммунистического проекта – освобождения не только от власти, но и от капитала, якобы тождественного экономической эксплуатации. Я же берусь показать, что анархические теории не только не отрицают власть полностью, но и не избавляют от эксплуатации в сфере экономики. Для чего я это делаю? Чтобы облегчить создание безгосударственного общества. Вынести за рамки анархии, как модели социального устройства, философские и майданные проявления анархизма, необходимые в агитации или тактике борьбы, но не в повседневной жизни анархии.

Уровни власти 
Власть и эксплуатация – обширные понятия. Классики анархизма рассматривали власть в узком и широком смысле слова. Первая – власть политическая, государственная, которая и является главным источником принуждения. Вторая – общественная власть во всех ее проявлениях (экономическая, социальная, духовная). Причем, у Штирнера и Бакунина к неполитической относилась и муниципальная власть [1]. По Бакунину существуют два вида власти, - положительная и отрицательная. Положительная (общественная) власть вытекает из необходимости организации общественной жизни изнутри, из сознательной самодисциплины членов общества. Кропоткин указывал на биосоциальную основу общественной власти и выводил ее из животных сообществ [2]. Теоретики постклассического анархизма (Боровой, Черный, Атабекян, Солонович) еще больше настаивали на дифференцированном отношении к власти. На распознании в ней естественных и искусственных, общественных и государственных начал [3].

Боровой в узком смысле слова видел власть как форму отношений господства и подчинения. В широком же понимании она, так или иначе, обуславливает природу человека и его общества [4]. Здесь Боровой выделял собственно власть, религию, мораль, общественное мнение, моду [5]. Или, как замечал Солонович, «смешно говорить об отрицании всякой власти – ибо власть моя же надо мной должна быть [6]». Поэтому анархисту-практику, стремящемуся преобразовать общество на принципах непринуждения, надо отличать теоретические подходы от майданных лозунгов. На Майдане цель лозунга – завладеть вниманием масс. «Свобода, равенство, братство!», «Бандитам – тюрьмы!», «Никакой власти никому!». Теория же призвана удержать это внимание, отвечая на вопросы реализации доктрины. Только так мы избежим подозрений в недалекости и сможем расширить нашу социальную базу до критической массы, способной на преобразования. А не набирать раз от разу временных неофитов на красивые, но пустые из-за своей неосуществимости лозунги.

В отличие от политической и военной «внешней власти», мы не можем упразднить любовь и веру – проявления «внутренней власти». Чувственная привязанность часто выливается в добровольное подчинение. Как и уход в монастырь, означает согласие на подчинение настоятелю. Но факт непринуждения позволяют видеть в обоих этих случаях власть недосягаемую для реформации анархистами. Семья и монастырь не подлежат анархизации. Естественной властью над человеком являются мораль и совесть. Но, значит, община, следящая за их соблюдением, есть носитель общественной власти. Поэтому в прямом смысле слова «никакой власти никому» - это из области фантазии. В лучшем случае, это философская максима, отвечающая высшему уровню анархического сознания, но никак не распространяемая на практику общежития.

Ни один разумный анархист не станет отрицать естественную власть свободного договора (далее - СД). Но СД анархии не станет прислугой капризов индивида, и будет абсолютно свободным лишь на момент своего заключения. Тогда же индивид свободно возлагает на себя некие обязанности, то есть подчинение. Досрочное расторжение договора возможно лишь по согласию сторон или с возмещением ущерба. Конечно, можно представить себе некий сверх-анархичный договор, настолько свободный, что он будет меняться из-за любого неудобства. Стоит ли объяснять, что такая система полностью парализует жизнь. Все время и энергия будут уходить на составление «свободных договоров». Поэтому, согласно Боровому, и в анархии индивид будет вынужден идти на самоограничения, а «отрицать ограничение частной воли в соглашении, значило бы признать абсурдом само соглашение» [7].

Принято считать, что анархисты отрицают законы, но признают традицию. Но что есть последняя? Такие же правила, только неписаные, сложившиеся в обществе на основе консенсуса. Законами анархии можно считать элементы традиции или по Штаммлеру, «конвенциональные правила», - нормы нравственности, приличия, этикета [8]. и т.д., которые будут относительно едины для всего общества. Кроме того, законодательством анархической федерации можно считать совокупность СД между ее гражданами, общинами и производствами. Его принципиальное отличие от государственного в том, что таким «законам» подчиняются лишь субъекты договора, и они не касаются третьих лиц. В анархической федерации индивида связывает множество договоров. С местом работы, квартир дома, домов в квартале, кварталов в районе, районов в городе, городов в области, областей в федерации. Жизнь индивида и в анархии будет достаточно регламентирована. Вот этот регламент и составляет власть над его поведением. А органы федерации его отслеживающие, будут органами общественной власти.

Чем такая власть отличается от государственной? Ее минимизацией, возможностью постоянного контроля сферы общественной координации. Но индивид чаще всего будет подвластен своим договорам до конца их срока действия. Анархия принимает решения принципом консенсуса. Значит индивиду, желающему изменить договор, придется убедить в необходимости изменений всех его участников, что представляется маловероятным. Но, если индивид не может добиться изменений СД по согласию сторон и не способен возместить предполагаемый ущерб от изменений, он будет вынужден либо менять место жительства (работы), либо оставаться во власти такого договора. И, естественно, раз договор ему не подходит, а он не в силах его поменять, и вынужден жить по нему, этот договор (и коллектив, выступающий его носителем) будет в отношении нашего индивида нести элементы принуждения и эксплуатации.

В чем же тогда свобода анархии? В свободном заключении СД, но которое влечет за собой ответственность индивида по выполнению взятых на себя обязательств. Все прочие свободы выбиваются из анархического принципа, так как станут нарушать свободы других индивидов. Эти примеры раскрывают облик реалистичной анархии: полное отсутствие власти невозможно. Политический анархизм может обещать освобождение только в относительных категориях. Все сверх этого – задачи анархизма философского. Не углубляясь в дебри мистицизма, биокосмизма и иммортализма, политический анархизм борется с властью в узком смысле слова, а именно с властью политической, олицетворяемой государством. Это реальная, достижимая цель, которую я и вижу нашей задачей. Все остальные цели могут рассматриваться лишь впоследствии или параллельно, но как второстепенные.

Уровни эксплуатации 
Homo soveticusа учили, что эксплуатация – главный порок классового общества. Но если мы принимаем необходимость дифференциации власти и неизбежности согласия анархиста на признание над собой неких ее естественных проявлений, мы придем и к дифференциации эксплуатации. Ее исходное определение находим у Даля, - это нележание чего-либо впустую, запуск в ход, в дело, использование. Отсюда легко понять, что любой труд есть эксплуатация (без разницы, - само-эксплуатация, другим человеком или обществом в целом). Только использование меня против моей воли традиционно называют эксплуатацией, по договоренности со мной – трудоустройством, а взаимную эксплуатацию – кооперацией [9]. Кроме того, надо помнить, что эксплуатация есть прямой результат разделения труда, усложнения производства. И только вооружившись этим пониманием, что свободы от эксплуатации нет в принципе, мы сможем трезво и объективно начать поиск ее ослабления.

Аналогично власти эксплуатацию можно рассматривать в широком (по Далю) и узком понимании. Последнее определяется, как использование человека принудительно или без достаточной компенсации за труд. Но, во-первых, неурезанное возмещение индивиду его продукта, невозможно ни в каком обществе. А, во-вторых, кто имеет право определять эту достаточность, кроме самого индивида? Нередко то, что посторонним кажется вопиюще недостаточным, сам эксплуатируемый считает высшей наградой. Часто мужчины добровольно становятся рабами своих возлюбленных. Или женщины работают на содержание мужа-тунеядца. Налицо случаи циничной эксплуатации. Но имеет ли общество право вмешиваться? Помню, как советские парткомы регулировали семейные отношения. Когда разводом индивид мог поставить крест на карьере, и вынужден был жить с нелюбимым человеком. Пока любые отношения полов являются добровольными, вмешательство общества недопустимо.

Можно выделить еще ряд направлений эксплуатации индивида, которые общество запрещать не имеет права. А может лишь разубеждать «жертву». Например, религиозные организации, - монастыри, секты. Сюда же можно включить и революционные организации, коммуны. Везде наблюдается различный уровень эксплуатации на добровольной основе. Пример же СССР показал массовость как принудительной эксплуатации несогласных («враги народа» в ГУЛАГе) ради торжества идеи их палачей, так и добровольного согласия одурманенных пропагандой масс на сверх-эксплуатацию ради достижения целей этой же клики. В последнем случае, эти цели временно считали своими и сами сверх-эксплуатируемые. В результате обзора данных форм эксплуатации приходим к выводу, что и такая, «косвенно-принудительная» (субъективно добровольная, через эмоциональную или идейную зависимость) эксплуатация вездесуща.

В чем же тогда принципиальное отличие добровольного согласия на эксплуатацию в капитализме от согласия на сверх-эксплуатацию в социализме СССР? Можно возразить, что в СССР начальники не присваивали себе продукты труда наемных работников. Но их не присваивали лишь при существовании строя. А с его развалом именно начальники предприятий в большинстве случаев их же и приватизировали. То есть класс руководителей присвоил плоды труда наемных работников, только с известной отсрочкой. Из всего выше сказанного напрашивается заключение, что эксплуатация в широком смысле – неизбежна, а в узком, - достаточность компенсации может определять только эксплуатируемый. И здесь нет разницы, идет ли индивид на эксплуатацию из-за любви к женщине, веры в бога, уверенности в идее социального переустройства или желания жить в удобствах. Отсюда легко видеть, что главный вопрос в эксплуатации, - добровольная она или принудительная. С первой бороться бессмысленно. Упразднение прямого принуждения в экономике и сведение косвенного к максимально возможному минимуму и видится второй главной целью анархизма.

Какой путь избавления от принудительной эксплуатации предлагает анархо-коммунизм? Он хочет ликвидировать эксплуатацию человека человеком через конфискацию у частных лиц всех средств производства. Только в отличие от государственного коммунизма, безначальный отдает эти средства в собственность всему обществу. Таким образом, борясь против эксплуатации человека человеком, анархо-коммунизм допускает эксплуатацию человека обществом, при условии, что индивид идет на нее добровольно. Допустим, идеология анкома [10] принципиально отличается от пропаганды СССР, как объяснение реальности от ее фальсификации, и уровень добровольности там будет качественно выше. Но и столь добровольную эксплуатацию можно разделить на несколько уровней.

Например, ясно, что совершенно добровольно индивид придается только любимой работе. Любая нелюбимая работа является вынужденной и содержит элемент косвенного принуждения. Можно, конечно, представить себе коммунистическое общество, полностью состоящее из людей влюбленных в свою работу. Но это больше похоже на психушку. Уже только поэтому бессмысленно говорить о снятии эксплуатации вообще. Опять же, в отличие от эксплуатации человека человеком, эксплуатация человека обществом (скажем, 48 млн. чел., население Украины) в цифрах выглядит куда более угрожающей.

Уверен, что не зашореному идеологией индивиду без разницы, ради каких целей его эксплуатируют, какова персонификация и количество эксплуататоров. Напротив, уже переходное общество к безначальному коммунизму неизбежно будет эксплуатировать индивида в узком смысле, то есть без предоставления достаточной компенсации. Призванное компенсировать эксплуатацию, коммунистическое изобилие не появится в одночасье. А, значит, будет повторена советская схема, когда полный расчет откладывается на будущее, ради которого индивид должен будет довольствоваться крохами. И это будет анонимная в прямом смысле слова безначальная эксплуатация, в которой нельзя найти виноватого и предъявить ему претензии.

Интересное замечание сделал В. Иноземцев касательно постиндустриального общества, но оно в полной мере применимо и к нашему спору. Источник социальных конфликтов кроется не в самом факте отчуждения части продукта у работника, а в восприятии им отчуждения, как противоречия своим интересам. Социальный конфликт вследствие эксплуатации возникает лишь там, где оба субъекта руководствуются материальными интересами [11]. То есть, при наличии интересов идеологических и прочих сверхзадач конфликт не возникает, так как эксплуатируемый добровольно приносит себя в жертву некой идее. Но ведь это жертвоприношение выливается именно в материальный продукт, имеющий свою стоимость. И объективно выходит, что перед нами факт манипуляции сознанием индивида ради бесплатного получения от него продукта. Обычно подобные отношения пытаются замаскировать такую конфискацию обещанием удовлетворять работника «по потребностям».

Но, как я говорил, такое удовлетворение переносится на будущее, которого может и не случится. И, вот, тогда эти обещания превращаются в элементарный обман, кражу в рамках идеологического рабства, при формальном согласии зомбированого индивида. Но, даже если представить, что неким образом можно будет достичь относительного изобилия в ближайшее время от начала анархо-коммунистического проекта, все равно, при выяснении норм общественного распределения, удовлетворение потребностей будет производиться по самой нижней позиции. А это значит, что у работников с трудоспособностью выше средней, будет отчуждаться большая часть продукта и только меньшая компенсироваться. То есть налицо будет перераспределение аналогичное государственному, но производимое в рамках безгосударственного общества и в обеспечение неких нематериальных целей. Похожую «промывку мозгов» общество уже проходило в рамках тоталитаризма. Повторять ее слишком дорогое удовольствие.

Но, коль скоро, эффективный работник и в анархо-коммунизме будет подвержен эксплуатации, и у него все равно будет отчуждаться там его продукт, обещанное избавление от эксплуатации невыполнимо. Можно предъявить и другие обвинения к анархо-коммунистическому проекту в неанархичности. Например, что тотальная общественная собственность неизбежно генерирует бюрократию. Или что участие всех в управлении всеми (всеобщая прямая демократия) долгое время невозможно физически. Индивид с богатой личной жизнью не будет надолго откладывать ее ради рутины общих собраний. Рано или поздно он возобновит делегирование полномочий социальным специалистам. Наконец, что свобода – есть неопределенность, непредрешенность. И общество тотального планирования производства и потребления по определению не может быть свободным. Но главным объектом критики анархо-коммунизма все же является невозможность снятия эксплуатации.

В таком случае нашему индивиду менее принудительно самому торговать своим трудом и продуктом в рамках свободного рынка. А, следовательно, анархизму, если он ставит во главу угла свободу личности и отсутствие принуждения, кроме свержения государства, перспективнее бороться не за обобществление, а за освобождение рынка от диктата крупных производителей. Куда более порядочным в отношении индивида видится возвращение ему максимально возможной части (стоимости) его продукта. И только потом любая идеология может агитировать индивида на любые пожертвования, ради любых идейных, моральных и прочих ценностей. Альтруизм для меня все же это добровольная передача ресурсов в одностороннем порядке, а не изначальное их отчуждение на основании того, что индивид так воспитан, что все равно их отдаст.

Воспитывать же индивида в удобных идее правилах, чтобы он изначально отказывался от произведенного им продукта? Чем тогда мы принципиально отличаемся от государства, воспитывающего граждан в лояльности к себе? Напротив, можно представить себе будущее свободное общество, где сознательный индивид, получая на руки максимально полный продукт своего труда, практически весь его, за исключением необходимого минимума, будет добровольно отдавать ближним. В такой ситуации частная благотворительность в условиях рынка смыкается с коммунистическими началами. Но, повторяю, необходимым условием такого «рыночного коммунизма» я вижу изначальную выдачу индивиду его продукта, следовательно, объективно сознательную его сдачу в фонд общества. А лучше, чтобы избежать возникновения паразитов-распределителей, - адресную помощь нуждающимся.

 

[1] Ежова Е.А. Проблема власти, государства и права в философии М. Штирнера, М.А. Бакунина и П.А. Кропоткина // Вестник МГТУ, т.9. № 1, 2006., с.41-42
[2] Ударцев С.Ф. Власть и государство в теории анархизма в России (XIX – начало ХХ в.) // Анархия и власть. М. 1992., с.51, 53
[3] Ударцев С. Ф. Политическая и правовая теория анархизма в России. М. 1994., с.254
[4] Боровой А. Власть // // Анархия и власть. М. 1992., с.153
[5] Ударцев С. Ф. Политическая и правовая теория анархизма в России. М. 1994., с.260
[6] Ударцев С. Ф. Политическая и правовая теория анархизма в России. М. 1994., с.254
[7] Боровой А.А. Анархизм. М. 2007., с.140-141
[8] Штаммлер Р. Теоретические основы анархизма. М. 1906., с.38-39
[9] Азаров В. Миссия анархизма. ч.2 // http://www.azarov.net/
[10] Сленговое сокращение терминов «анархо-коммунизм», «анархо-коммунист»
[11] Иноземцев В. Эксплуатация: феномен сознания и социальный конфликт // http://www.postindustrial.net/pdf/magazines/article30.pdf

Рынок и анархия 
Как видим, полная свобода человека от эксплуатации сродни его освобождению от общества и на данном этапе развития – утопия. Но если анархо-коммунистический проект не может дать обещанного устранения эксплуатации, исчезает и главное обоснование необходимости столь коренной ломки принципов хозяйственной деятельности. Как альтернативу, хочу указать здесь общие начала, сближающие рынок с анархией. Изначально именно на рынок люди приходили для свободного обмена продуктом. В то же время рыночная площадь, агора становилась местом общих собраний, вольного гражданского дискурса. Этот факт указывает на общность происхождения свободного обмена продуктами и социальными идеями. Опять же в основе рынка не лежит некий абстрактный план, выдуманный политиками для лучшего обустройства социума. По Ф. Хайеку, рынок основан спонтанным порядком, рыночные отношения, - результат самоорганизации общества в экономической сфере [1].

Любой экономический порядок от рабства до анархо-коммунизма нетерпим к тому, что трудоспособный человек не хочет работать. Например, Пуэнте в своей концепции либертарного коммунизма настаивает на обязательности труда. Причем, индивид может избрать лишь тот вид труда, который общество сочтет полезным [2]. То есть, общество анкома будет отказываться от тех открытий и произведений искусства, в которых на данный момент не разглядело пользы. На память сразу приходит сталинское определение кибернетики, как лженауки, которое отбросило СССР в аутсайдеры создания информационного общества. Для сравнения, на обезличенном рынке степень полезности той или иной деятельности определяет спрос. Поэтому рынок – единственная экономическая система, которая к труду не принуждает, а его предлагает. Что перекликается с анархической установкой Б. Блэка «Никто и никогда не должен работать» в смысле принуждения к труду [3]. Если анархизм хочет освободить индивида от принуждения, он уже по этой причине должен рассматривать рынок, как наиболее перспективную модель экономики анархии.

Понимая пороки современной рыночной экономики, нельзя не замечать и другие плюсы рынка. Например, что цену труда не назначает ни хозяин, ни община, а лишь сложный процесс безначального взаимодействия. На рынке нет индивида, общины или комитета, занимающегося распределением продукта. Следовательно, на рынке сведена к минимуму возможность злоупотребления распределением в сравнении с индивидом, общиной или комитетом. Рынок – предельно толерантный процесс, так как делает возможным сотрудничество людей для достижения личных целей каждого, даже если «в миру» они ненавидят друг друга.

Или, вспоминая Иноземцева, замечу, что у индивида появляются нематериальные цели лишь после достижения им определенного уровня материального благосостояния. Производство материальных благ в рыночных условиях неизмеримо выше, чем в любых нерыночных. Так как кроме рынка нет другого способа определить вознаграждение, заставляющее человека выбрать ту деятельность, в которой он предельно увеличит производства товаров и услуг [4]. Поэтому рынок – кратчайший путь перехода социума к нематериальным ценностям. Рынок не противоречит альтруизму. Уже сейчас масса ресурсов перераспределяется по альтруистическим нормам. С увеличением благосостояния и нематериальных целей вырастет и удельный вес альтруизма. Но я твердо уверен в одном: чтобы я мог нечто отдать нуждающимся, я сначала должен это нечто иметь в своей безраздельной собственности.

Опять же, по Л. Мизесу, «Рынок направляет действия индивидов таким образом, чтобы они наилучшим образом отвечали желаниям окружающих» [5]. В этой системе индивиды действуют ни в целях какого-то абстрактного «светлого будущего» или «общего блага», которые оказываются лишь представлениями горстки идеологов о том, что нужно всем. Они действуют так, чтобы удовлетворить желания себе подобных. Здесь и сейчас. Могут удовлетворить, - продукт продается или идея воспринимается, - эти индивиды достигают и собственных целей. Не могут, - не достигают целей до тех пор, пока не научатся удовлетворять желания окружающих. Таким образом, в отличие от умозрительных идеологических планов, рынок есть сумма желаний каждого из индивидов во всем от вещей до идей. Рынок отражает реальный уровень предпочтений индивидов на данный момент и, значит, он честнее идеологии.

Как определил М. Ротбард, «свободный рынок — это общество, в котором все обмены совершаются добровольно [6]». Поэтому асоциальный эгоизм на свободном рынке невозможен из-за скрепления рыночных операций контрактами. Это экономический аналог свободного анархического договора, в котором заключающие его стороны ищут сотрудничества и взаимной выгоды. Контракты ограничивают эгоизм. В противном случае следует допустить, что одна из сторон заключает договор себе во вред. Это случается, когда такая сторона безграмотна. Но в таком случае нужен ликбез, повышение экономической компетентности индивида, повышение морально-этического уровня его предпочтений, а не ликвидация договорных отношений вообще.

По замечанию Мизеса, марксистская характеристика рынка, как анархии производства удачно характеризует эту общественную структуру, как систему не управляемую неким диктатором, отдающим задания и команды [7]. Другой вопрос, что крупные рыночные игроки пытаются получить преимущества нерыночными методами. В первую очередь, через коррупцию и протекционизм государства. Но здесь легко видеть, что такие действия не являются проявлением рынка, но напротив, нерыночного вмешательства власти. И, значит, наиболее перспективный путь, - работа в сторону искоренения всяких вмешательств власти, через ее упразднение, а не убийство рынка, - читай, экономики, анархии в экономической сфере.

Список анархических преимуществ рынка можно продолжать долго. Но анархистам надо также учитывать, что само понятие рынка шире рыночного капитализма и «анархо-капитализм» лишь одно из проявлений рыночных отношений в отсутствии государства.

Анархические синдикализм и коммунизм все же являются разными доктринами. И граница между ними как раз проходит по отношению к рынку. Бартер (прямой обмен) является обычным рыночным механизмом. Если часть средств производства будет находиться в синдикальной собственности, синдикаты все равно будут обмениваться своими продуктами на рынке, то есть будут участвовать в рыночной экономике. Из историков анархизма это понимает, например, А. Шубин, называющий махновскую систему «рыночным социализмом [8]». Полное же коммунистическое обобществление вступает в противоречие с идеей автономности синдиката, на которой зиждется анархо-синдикализм. Если эквивалент обмена на свой продукт синдикат устанавливает не сам, значит, он не автономен. Если каждый синдикат самостоятельно устанавливает эквивалент (цену) на свой продукт, значит, возникнет разница эквивалентов на одинаковые продукты разных синдикатов и коммунизм невозможен.

Анархо-синдикализм исходит из бакунизма (анархизма Бакунина), а не анархо-коммунизма Кропоткина. Причем бакунизм не является промежуточной стадией к анкому. Например, по Бакунину: «мы всегда будем восставать против всего, что будет хотя бы отдаленно напоминать коммунизм или государственный социализм» и еще «Я не коммунист, я - коллективист». И принцип потребления в концепции Бакунина отличен от коммунистического принципа «от каждого по способностям, каждому по потребностям». Бакунин указывает, что простая человеческая справедливость требует, чтобы в будущем потребление каждого равнялось его производительному труду [9]. То есть «от каждого по способностям, каждому по труду». Но из этого подхода следует, что общественное регулирование потребления в бакунинской концепции анархии невозможно. Коллектив может это делать лишь косвенно, задавая уровень производительности для своих членов.

И еще пара слов об общественном идеале. Со временем значение социальных терминов производит определенный понятийный драйв. Так, слово «социализм» в середине XIX в. означало строй на принципах социальной справедливости, а в середине ХХ в., - тоталитарную систему государственного капитализма. Аналогично и многие анархисты-практики боролись не за те отношения, которые по их самоопределению представляем себе мы. Например, Махно, всю жизнь причислявший себя к анархо-коммунистам, по словам И. Метт, даже в 1927 г. мечтал о деревенской идиллии, когда он возвращается домой после удачного дня на базаре, где продал плоды урожая [10]. Как видим его «анархо-коммунизм» вполне уживался с рыночными отношениями. Да и сама махновская федерация Вольных Советов жила в условиях рыночного хозяйства, в ней было разрешено хождение любых валют.

И в своем главном документе – «Декларации РПАУ(м)» - махновцы выражали лишь убежденность в выборе народом социалистических форм общежития. Но настаивали на предоставлении ему полной свободы выковывать формы своей хозяйственной и общественной жизни. Считали гибельным навязывать массам свои убеждения, полагали, что народ должен слушать все мнения и советы, но выбор пути делать самостоятельно [11]. В рамках же осмысления анархической эмиграцией 1920 – 1930-х гг. опыта революции и гражданской войны, сторонники радикального анархо-коммунизма вообще потерпели идейное поражение. А анархо-синдикалисты во главе с Г. Максимовым вернулись к идее длительного «переходного периода» и эволюционного движения к анархии, отложив коммунизм на далекую перспективу в качестве общей тенденции развития человечества [12].

Либертарный капитализм 
Наконец, перейду к самому одиозному для наших оппонентов рыночному проекту в условиях анархии – анархо-капитализму. Совместимость анархизма с капитализмом, - не есть оксюморон, придуманный «недоучками» САУ. Так американская анархистка Л. Акай, хоть и полемизирует с данным явлением, но прямо пишет о наличии в американском анархизме правого крыла, именуемого «либертарным капитализмом [13]». То же подтверждает и доцент Б. Каплан в своем известном ЧаВо по анархизму. Он пишет о наличии двух расходящихся линий анархической мысли: традиционном левом анархизме и анархо-капитализме. Каплан же указывает на различия между анархо-капитализмом и либертарианством [14]. Либертарианский идеал можно определить, как минархизм (концепция минимального государства), тогда как идеал любых анархистов – его отсутствие. Несмотря на позднее появление анархо-капитализма (вторая половина ХХ в.), его истоки прослеживаются у части анархо-индивидуалистов XIX в.

Так американские анкапы [15] считают своими предшественниками Д. Уоррена, Б. Такера и Л. Спунера [16]. Но это не только традиция США. Боровой писал, что оригинальным моментом анархо-индивидуализма является решительное допущение им частной собственности [17] (далее, - ЧС). Или по Г. Ландауэру, анархисты-индивидуалисты хотят сохранить ЧС как необходимое условие индивидуальной независимости [18]. В этом один из столпов анархо-капитализма Ротбард перекликается с постклассическим анархистом Солоновичем. Приводилась цитата последнего: «смешно говорить об отрицании всякой власти – ибо власть моя же надо мной должна быть». А у Ротбарда то же звучит с упором на собственность: «В истинно свободном обществе “человеческое” право каждого человека – это, в сущности, его право собственности на самого себя [19]». Чему близки версия историков о раннеклассовом феномене «власти-собственности [20]» и мнение Бакунина, что «властнический инстинкт» у человека связан со стремлением владеть, пользоваться средствами существования [21].

Мало того, у анархистов-индивидуалистов эта собственность не только на предметы потребления. По Боровому, анархисты-индивидуалисты вслед за Прудоном и Уорреном не признают формулы «все принадлежит всем» и доказывают ее непримиримость с основным постулатом анархизма – «свободой личности». Если бы анархо-индивидуализм отрицал право личности пользоваться средствами производства на началах ЧС, он бы признал право общества вторгаться в индивидуальную сферу. И свобода личности оказался бы фикцией [22]. Аналогично Такер считал ЧС на средства производства основой экономической независимости индивида [23]. Ранний Л. Черный считал «чистыми анархистами» только анархо-индивидуалистов, а в экономической сфере выступал за сохранение ЧС [24]. Эти взгляды можно возвести к Штирнеру: «Недостаточно быть только свободным от того, чего не желаешь, нужно еще иметь то, чего желаешь, нужно быть не только «свободным», но и «собственником» [25]».

Здесь же уместно вспомнить предостережение, высказанное близким к анархо-индивидуализму социал-демократом Я. Махайским (Вольским), и положенное в основу скоротечного, но яркого движения махаевщины 1901–1907 гг. По Махайскому, социализм был идеалом не рабочего класса, а его временного союзника, - социалистической интеллигенции. В капиталистическом обществе последней доставались крохи со стола буржуазии, поэтому интеллигенция выдвинула лозунг обобществления средств производства. Но Махайский называл его «формой экономического маскарада [26]». Ведь после такого обобществления социум в целом не может управлять экономикой. В нем «умственные работники» (интеллигенция), как носители знаний, неизбежно станут новым правящим классом. Другими словами, с помощью лозунга обобществления «умственные работники» лишь используют пролетариат для свержения буржуазии и собственного прихода к власти.

Поэтому Махайский указывал, что «общественная наука» социализма, является не более чем системой господства над волей и мыслью масс [27]. Концепция Махайского подтвердилась в СССР, где социалистическая интеллигенция формализовалась в бюрократию государственного капитализма. И не надо питать иллюзий относительно ее роли в социализме безгосударственном. В случае революционного достижения анархии, и там руководить экономикой будет не общество, а те же носители знаний, превратившиеся из бюрократии в неких неформальных авторитетов. Поэтому главной задачей пролетариата махаевцы видели не захват средств производства, а изъятие у интеллигенции монополии управления через обобществление знаний. Но, разумеется, после этого общество уже не будет социализмом из теории «умственных работников». Таким образом, мы имеем еще один важный аргумент против социалистического обобществления, как механизма смены власти, но не ее упразднения.

Отсюда ясно, почему, еще до возникновения анархо-капитализма, Ландауэр отмечал, что только одно из двух крупнейших течений анархизма существует в пределах социалистической традиции [28]. Второе, естественно, в капиталистической. Это и есть последовательный индивидуалистический анархизм. Как заметила В. МакЭлрой, анархо-капитализм развивается в форме синтеза идей анархистов-индивидуалистов с принципами «свободно-рыночной» австрийской школы экономики [29], чьими основателями и были Л. Мизес и Ф. Хайек. То есть в русле обоснования и развития анархо-индивидуалистических установок новыми достижениями экономической науки. Каковы могут быть размеры ЧС на средства производства, допустимые в анархии, и что такое крупный капитал, - вопросы отдельного исследования. Если вкратце, - проблема принудительной эксплуатации не в крупном капитале, а в способах управления им. Здесь же достаточно утверждения ЧС на средства производства, которую допускает анархо-индивидуализм и из которой произрастает анархо-капитализм.

Итак, подытожу результаты своего исследования. Полное отсутствие власти и эксплуатации является майданным лозунгом анархистов, но не требованием нашей теории. Анархо-коммунистический проект не способен избавить индивида от эксплуатации вообще. Упраздняя эксплуатацию человека человеком, он создает монопольную эксплуатацию человека обществом, что для индивида принципиального различия не имеет. Если эксплуатация не преодолима в принципе, части индивидов, не приемлющей коммунизм, допустимо и в анархии лично торговать своей рабсилой и продуктом. Такие возможности может дать свободный рынок. Рыночные отношения отрицает только анархо-коммунизм, анархические синдикализм и индивидуализм их признают. Нет анархических оснований для коренной ломки экономики путем революционного обобществления, так как оно ведет не к анархии, а к смене правящего класса. Анархо-капитализм есть полноправное течение анархической мысли и является экономическим развитием одной из форм индивидуалистического анархизма.

Такая конкуренция внутри движения по душе не всем левым анархистам. Старый анархизм-индивидуализм в период русских революций, в духе времени сильно полевел. Новое поколение анархистов воспитывалось на этих полевевших представлениях о нем. Большинству из современных анархов остались неизвестны выводы анархической эмиграции и ее отход от идеи немедленной реализации коммунистического проекта. Отсюда и нетерпимость к рыночной альтернативе внутри анархизма. И замечание Каплана, что много левых анархистов не признает причастности к движению анархо-капиталистов, доказывая, что оно исторически было чисто левым. Но для подтверждения этого нужно переписать не одну страницу истории [30].

С другой стороны, Такер считал анархизм и коммунизм несовместимыми понятиями и сомневался в праве Кропоткина и Моста называть себя анархистами [31]. Черный возмущался, что общественная собственность парализует экономику. «Убивая личную инициативу, она обращает индивида в полип [31]». А Боровой указывал, что анархо-индивидуализм не видит принципиального различия между государственным социализмом и коммунистическим анархизмом [33]. Так что не мы с сегодняшними левыми начали этот конфликт внутри анархизма, ослабляющий его потенциал на радость этатистам всех мастей. Но мы можем его прекратить. Я не столь категоричен, как Такер с Черным, ибо признаю в рамках анархии любые добровольные объединения. При условии, что они не будут принуждать несогласных жить по своим правилам. Если коммунистический принцип не носит тотально-принудительный характер, для меня он вполне совместим со свободой анархии.

Так и, по мнению Малатесты и Неттлау, навязывание обществу своего представления о социальном устройстве посредством революции суть есть смена правительства. Это не имеет ничего общего с понятием анархии, как свободного и добровольного соглашения. В котором никто не может навязывать свою волю другим, а все могут поступать, как им нравится и добровольно содействовать общему благу [34]. И по А. Горелику (1934 г.) экономические модели сторонников индивидуальной, групповой и общественной собственности на средства производства вполне совместимы в условиях их свободного соревнования на пути к анархии [35]. В этом смысле и я указывал ранее, что анархия не подразумевает единого строя [36]. Любая монополия невозможна без ее обеспечения принуждением власти. И напротив, как только анархо-коммунисты начнут принуждать все общество жить по своим правилам, они потеряют связь с анархизмом и превратятся в тривиальных авторитарных коммунистов. А, значит, и конфликт с ними будет не противостоянием внутри анархизма, а обычной борьбой с этатистами.

Пока же мне ясно одно: сделать анархизм реальным борцом за освобождение личности сможет не косный догматизм и попытки монополизации движения одним его крылом, а расширение зоны поиска нашего учения, возвращение к двухполюсной теоретической модели и, как следствие, качественное расширение социальной базы анархизма. Анархисты часто грешат идейной зависимостью от своих оппонентов марксистов, опираются на концепцию классовой борьбы, которая не может привести ни к чему, кроме коммунистической государственности. Безгосударственное же общежитие должно быть привлекательным не только неимущим пролетариям, но и широким слоям производителей. Только тогда анархическое движение сможет наполниться реальным количественным содержанием и начнет представлять собой альтернативу этатической системе общежития. Но, разумеется, даже в рамках этой тактики, каждое из течений обязано использовать свои формы и методы анархизации.

[1] Хайек Ф. Индивидуализм и экономический порядок // http://www.libertarium.ru/libertarium/9935
[2] Пуэнте И. Программный очерк либертарного коммунизма // http://www.ufa-anarh.narod.ru/library/p_an.html
[3] Блэк Б. Анархизм и другие препятствия для анархии. М. 2004., с.27, 29
[4] Хайек фон Ф. Пагубная самонадеянность // http://www.libertarium.ru/old/library/conceit.html
[5] Мизес фон Л. Человеческая деятельность // http://www.libertarium.ru/libertarium/humanact
[6] Ротбард М. Власть и рынок: государство и экономика // http://sotsium.ru/books/14/306/rothbard_pm.doc
[7] Мизес фон Л. Человеческая деятельность // http://www.libertarium.ru/libertarium/humanact
[8] Шубин А. Анархия – мать порядка. М. 2005., с.266
[9] Эльцбахер П. Сущность анархизма. Минск. 2001., с.116-117
[10] Метт И. Батько в Париже // Нестор Иванович Махно. Воспоминания, материалы и документы. К. 1991., с.125-126
[11] Проект Декларации Революционной повстанческой армии Украины (махновцев) // Нестор Иванович Махно. Воспоминания, материалы и документы. К. 1991., с.159-160
[12] Шубин А. Анархия – мать порядка. М.2005. с.406
[13] Акай Л. Два слова о сытом и свободном капитализме // http://anarchive.virtualave.net/
[14] Каплан Б. Теория анархизма: часто задаваемые вопросы // http://arulez.h1.ru/cgi-bin/i_text.php?more=P_Kaplan_FAQ
[15] сленговое сокращение термина «анархо-капиталисты»
[16] МакЭлрой В. Американский индивидуалистический анархизм XIX века // http://www.anarchist.ru/texts/texts1.php
[17] Боровой А. Общественные идеалы современного человечества: либерализм, социализм, анархизм // http://www.anarchist.ru/books/ideals.php
[18] цит. по Каплан Б. Теория анархизма: часто задаваемые вопросы // http://arulez.h1.ru/cgi-bin/i_text.php?more=P_Kaplan_FAQ
[19] Ротбард М. Власть и рынок: государство и экономика // http://sotsium.ru/books/14/306/rothbard_pm.doc
[20] Павленко Ю.В. Раннеклассовое общество (генезис и пути развития). К. 1989., с.6
[21] Ударцев С.Ф. Власть и государство в теории анархизма в России (XIX – начало ХХ в.) // Анархия и власть. М. 1992., с.51
[22] Боровой А. А. Анархизм. М. 2007., с.138, 145
[23] Таккер Б. Свобода равная для всех // http://www.a-read.narod.ru/a-read1.htm
[24] Кривенький В.В. Анархисты-индивидуалисты // Политические партии России // http://novsvet.narod.ru/rosspen.htm
[25] Штирнер М. Единственный и его собственность. Харьков. 1994., с.145
[26] Иванов-Разумник. Что такое махаевщина? Спб. 1908., с.26
[27] Вольский А. Умственный рабочий. ч.3. СПб. 1906., с.40-41
[28] Каплан Б. Теория анархизма: часто задаваемые вопросы // http://arulez.h1.ru/cgi-bin/i_text.php?more=P_Kaplan_FAQ
[29] МакЭлрой В. Американский индивидуалистический анархизм XIX века // http://www.anarchist.ru/texts/texts1.php
[30] Каплан Б. Теория анархизма: часто задаваемые вопросы // http://arulez.h1.ru/cgi-bin/i_text.php?more=P_Kaplan_FAQ
[31] Таккер Б. Свобода равная для всех // http://www.a-read.narod.ru/a-read1.htm, Боровой А. Общественные идеалы современного человечества: либерализм, социализм, анархизм // http://www.anarchist.ru/books/ideals.php
[32] Черный Л. Новое направление в анархизме: ассоционный анархизм // http://arulez.h1.ru/cgi-bin/i_text.php?more=P_LChernyi
[33] Боровой А.А. Анархизм. М. 2007., с.145
[34] Неттлау М. Против утопий «переходного периода» // http://u-f-a.org.ru/library/net_pro.html
[35] Шубин А. Анархистский социальный опыт // http://www.history-futur.newmail.ru/AnarhizmSub7.htm
[36] Азаров В. Анархисты среди революции. ч.2 // http://www.azarov.net/

Эволюция 
У украинских правых анархистов есть свои эволюционные рецепты приближения анархии. Крайне схематично наше видение анархизации можно себе представить на примере демократического деления социума на 3 сектора. Где первый сектор – власть, второй, - бизнес и третий, - гражданское общество (далее, – ГО). Учитывая идею о единстве возникновения свободного рынка и гражданского дискурса, можно указать, что нынешние сторонники этих концепций (от Ротбарда до Хабермаса) рассматривают свои подходы, как теории социального взаимодействия, свободного от элементов господства и принуждения. А посему «политическое господство и государственность могут быть полностью вытеснены отношениями рынка и общения (дискурса) [1]». Проще говоря, объединенные усилия второго и третьего секторов могут с успехом заменить в процессах социальной координации сектор первый – власть.

Мне можно возразить, мол, как же это в тандеме с бизнесом выдавливать власть, когда в таких олигархических государствах, как США или Украина вся власть у крупного капитала? Отвечу, что практикующий анархист должен быть в хорошем смысле политиком. Не стоит идти с анархическим проектом к Мердоку или Ахметову. Но бизнес – это и торговцы с рынков, мелкие и средние предприниматели. Настаиваю на том, что анархизация должна быть выгодной. Находя варианты союзов с этими категориями против олигархов, мы автоматически будем противостоять власти, и наоборот. Но. Как американские анкапы слепо не калькировали Такера и Спунера, так и мы не собираемся безоглядно переносить анкаповскую концепцию свободного рынка на постсоветскую почву. Прежде всего, потому что в Украине отсутствует рыночная этика, а население в основной своей массе забито и несамостоятельно.

Отсюда первоочередной задачей анархических преобразований нам видится гражданское взросление социума, наращивание его самоорганизуемых структур (НПО, профсоюзов, других организаций взаимопомощи), которые еще Кропоткин рассматривал, как потенциально анархические, способные самоуправляться без власти. О необходимости анархической эволюции, постепенного вызревания анархических отношений в предреволюционном обществе еще в 1923 – 1925 гг. говорили Неттлау и М. Корн [2]. Современным левым анархистам об этом мало что известно. Поэтому их раздражает наш эволюционизм. Как, собственно, и нас их революционность. Но давайте рассуждать логически: что есть революция? Надеюсь, любой разумный анархист понимает, что для слаженной работы безгосударственного общества необходим некий уровень гражданской компетентности населения, опыта самоорганизации и наличия структур, способных осуществлять самоуправление.

Как писал соратник Бакунина Н. Жуковский в письме Кропоткину, «Все революции не удаются именно потому, что мы не умеем организовать общественных служб [3]». Наивно полагать, что свергнув власть, люди прочтут у наших теоретиков, как самоуправляться, по быстренькому все это построят и заживут счастливо. Напротив, по Неттлау, такая внезапная перемена, как революция не может автоматически заставить огромное число людей уверовать в анархию, в которую они раньше не верили. Выхода всего два. Либо насаждать в «непродвинутых» массах эту веру силой, либо путем эволюции распространять наши идеи в обществе до накопления критической массы их сторонников. Вернее, выход только один. Тот же Неттлау указывал, что «Мы не можем силой загнать людей в анархизм, ибо это угашает самую идею анархизма - свободу, добровольность [2]». Добавлю, что только в эволюционной модели общество сможет избежать «социализма», как «фазы экономического маскарада» (Махайский), перехода власти от буржуазии к «классу интеллектуалов».

Соорганизация общества и притирка людей к жизни в условиях гражданской самостоятельности – процесс тяжелый и длительный, который надо начинать еще в этатическом социуме. Причем, сильное анархическое ГО должно сформироваться, не занимая некие безвластные социальные пустоты, а постепенно выдавливая власть из все большего количества сфер жизни. И даже больше, чем бюрократии, это касается бюджетных организаций. Люди, кормящиеся с рук государства, будут его постоянной опорой внутри социума. Как сейчас проводниками государственной политики являются учителя, гуманитарная интеллигенция, всевозможные служащие «естественных монополий» от медицины до транспорта и армии. И даже увлекшись идеей анархии, в первый же период спада темпов преобразований, они в массе своей изменят ей ради хлеба насущного. Это не их вина. Они – заложники системы. Сочетание приватизации бюджетных сфер и их перехода на коллективное самоуправление, единственно сможет подрезать эту корневую систему государства.

Но после таких эволюционных перемен, чем станет сама анархическая революция? Заключительным «гала-концертом», который выбросит из кабинетов остатки власти? В такой революции и наши правые эволюционисты с удовольствием поучаствуют. Надо понимать, что мы сопротивляемся не решительному изгнанию власти, а революции, как фальстарту. Как авантюре, которая не способна предложить этатически воспитанным гражданам никакой налаженной самоуправляющейся альтернативы на второй день после переворота. И, напротив, при наличии такой антисистемы, то есть прохождения обществом длительного эволюционного этапа анархизации, когда у большинства населения исчезнет любая зависимость от власти в принятии и реализации решений, мы с удовольствием поучаствуем в некой революционной акции – торжественном упразднении государства. Но без крови. Террор всегда рождает термидор.

Как в результате эволюции изменятся отношения с крупным капиталом? Во-первых, у него появится достойная система сдерживания. Отличием рыночного анархизма от ультра-либерализма является компенсация свободы экономики свободой собраний, - сетью социальных движений, отстаивающих некоммерческие интересы общества. По мере наращивания анархического потенциала ГО и его совместного с бизнесом выдавливания власти, в социуме неизбежно появиться качественно новый персонаж, - условно говоря, «анархический сверхгражданин». Это индивид социально активный и граждански компетентный. Он опытен в защите своих прав и быстрой кооперации с себе подобными для сопротивления любой агрессии [5]. Таким образом, фальшивое демократическое равноправие мы заменяем равенством в искусстве правовой самозащиты.

Конечно, обладание финансами дает приоритет в защите. Что левое крыло анархизма использует, как один из главных аргументов невозможности свободно-рыночных отношений в отсутствии государства. Мол, это будет диктатура олигархии. Но деньги не дают приоритета перед массовостью самозащиты. Критическое количество искусно защищающихся неизбежно переходит в политическое качество. По мере вытеснения власти, общество таких «сверхграждан» будет все более крепнуть, и на момент нашей «гала-революции» станет реальным противовесом и давлению капитала. Ведь каждый такой «сверхгражданин» автоматически перестает быть собственностью работодателя, превращается в его партнера.

Подобная эволюция должна обеспечить кардинальную демократизацию управления даже в таких гигантах, как ТНК. Множество мелких акционеров, ставших активными «сверхгражданами», смогут нивелировать авторитаризм менеджмента корпорации, чему будет способствовать и развитие перспективной информационной экономики с ее сетевыми формами управления. Но экономика XXI в. немыслима без таких высоко капитализированных предприятий. А идеи уничтожения крупного капитала путем принудительного ограничения экономики рамками мелкого производства, не выдерживают серьезной критики. В результате этого человечеству придется отказаться от космоса, науки, высоких технологий, судо- и даже автомобилестроения. Устали от цивилизации, хотите сельской идиллии, анархо-примитивизма? На здоровье! Создавайте общину со своими правилами. Но не заставляйте других отказываться от прогресса из-за вашей усталости.

Освобождение личности 
Несмотря на то, что наши левые оппоненты часто называют теорию основоположника индивидуалистического анархизма Штирнера апологией эгоизму, авторитетный историк движения М. Неттлау видел ее иначе. Так, что «социальное освобождение зависит от интеллектуального и морального подъема личности, понимающей, чего требует ее личный интерес [6]». Полностью разделяю этот тезис и вижу его главным условием настоящего анархического освобождения. Сходное понимание мы находим у русских анархо-индивидуалистов начала ХХ в., сторонников течения «мистического анархизма». Для ниже следующего прогноза важно, что данное течение было основано творческой интеллигенцией. Оно объединило таких известных литераторов, как А. Блок, В. Брюсов, И. Бунин, С. Городецкий на идее достижения абсолютной свободы творческого процесса [7].

Именно в этом контексте снятию «принуждения капиталом» будет решающе содействовать развитие информационного общества (далее, - ИО). Левым анархистам стоит напомнить, что для их учителей коммунизм был не самоцелью, а лишь средством преодолеть отчуждение работника от средств производства. Но теперь это возможно и другим способом. Вспомним прозрение Борового: «Процесс дифференциации функций, разделение труда сменится другим колоссальным процессом, процессом интеграции, процессом обратного собирания функций. Человек будет в состоянии один собственными силами произвести целиком тот продукт, в котором он нуждается. Ему не нужны будут помощники; не нужны будут специалисты в отдельных отраслях хозяйства. Он станет самодовлеющей хозяйственной единицей [8]». Кустарь-одиночка, индивидуальный производитель подвержен наименьшей эксплуатации, а гипотетическое общество таких единоличников будет бесклассовым.

Переход человечества от индустриализма к ИО дает возможность «интеграции функций» Борового, - возвращения к индивидуальному производству. Индивидуальный интеллектуальный работник ИО неотделим (без потери трудоспособности) от своего средства производства – головы. Компьютер и интернет для него – общедоступная периферия. Его продукт зачастую – уникальное произведение. В его работе мы видим преодоление труда и замену его творчеством [9]. Принудить к творчеству невозможно. У таких индивидов возникают иные производственные отношения, принципиально отличные от индустриальных. По Иноземцеву: «В ситуации, когда работники могут управляться лишь в качестве добровольцев, когда они не признают над собой контроля и весьма мобильны, а корпорации оказываются в них крайне заинтересованы, подобные специалисты становятся не служащими, а партнерами [10]».

Передовой производственной структурой ИО становятся сетевые корпорации. Это максимально децентрализованные структуры, состоящие из модулей (мелких фирм, отдельных групп и работников), связанных лишь бизнес-проектом и имеющих только технологическую иерархию. Производство превращается в кооперацию, - ни один из модулей не приказывает другому. Жизнь корпорации равна сроку проекта. Поделив прибыль, она распадается или видоизменяется под новый проект [11]. Классовое общество – результат иерархизации труда. Новая сетевая информационная экономика, - враг иерархизации и наш союзник в создании сетевого анархического общества. Кроме того, принципы партнерской этики сетевой экономики будут неизбежно влиять на этику производственных отношений в морально устаревшей индустриальной сфере, серьезно снижая экономическое принуждение ее работников.

Правда пока неравномерность роста ИО приводит к новому, «цифровому» расслоению общества. Но прогнозы экономики показывают, что «грубое» материальное производство все более роботизируется, индустриальная сфера становится уделом автоматики [12]. Человек неуклонно вытесняется в область интеллектуального творчества, пополняет ряды новой креативной цивилизации. Трудно представить, что «анархический сверхгражданин», чьим главным стремлением будет творческое самосовершенствование, сможет довольствоваться рутинным трудом на заводе или в шахте (соцреализм какой-то). Он обречен на уход в креативную сферу, на практическое подтверждение идеи «мистических анархистов» об анархии, как мире абсолютной свободы творчества. Но в таком его шаге нельзя видеть некую измену народным массам, его приобщение к новым правителям, «классу интеллектуалов». Напротив, это все то же обобществление знаний, о котором мечтал Махайский и которое в итоге выльется в анархический пост- и капитализм и социализм.

В свою очередь, одним из следствий творческого самосовершенствования является неуклонное сокращение сил, средств и времени, тратимых индивидом на животное потребление, обрастание удобствами и роскошью. Для него это становится скучным и бессмысленным. Лишь в рамках такой смены жизненных ориентиров, производитель сам и естественным образом ограничит свой уровень потребления. В рамках такого производства станет возможным истинно добровольное обобществление им своего продукта. Например, публикация информационных технологий в сети интернета. Или добровольное же перераспределение своих доходов через благотворительность.

Соответственно, в первом случае, перераспределение знаний (почти по Махайскому) приведет к наращиванию информационной экономики, геометрической прогрессии роста числа людей, в нее вливающихся. Во втором, - к выравниванию благосостояния в обществе. Чем больше людей будет вливаться в эту экономику, и становиться нематериально ориентированными творцами, тем более увеличится добровольное перераспределение доходов. Этот процесс и представляется мне наиболее естественным путем освобождения индивида и следующего за ним сглаживания социального неравенства. Этот путь соответствует и прогнозу Малатесты и Неттлау, по которому анархисты должны довольствоваться постепенным прогрессом утверждения анархии (анархизации общества) в той мере, как будет подниматься моральный уровень людей, и будут расти материальные и интеллектуальные средства человечества [13].

В отличие от преобразования социальной сферы, в процессе становления экономики ИО анархистам особой роли не предвидится. Экономическая мысль сама ведет этой дорогой. Освобождение от принуждения – магистральный путь развития человечества, в какие бы тоталитарные тупики оно порой не заходило. А, вот, образовательная, морально-этическая работа анархизма с экономическими субъектами предстоит немалая. Анархическая этика способна ускорить процесс формирования новой личности, ее переход к добровольному перераспределению. Но здесь есть принципиальное отличие от анархо-коммунистического воспитания. Если у индивида нет свободы выбора между моральным и аморальным, он в реальности морален фиктивно, лишь под давлением государства или безвластного общества. Настоящая моральность - это сознательный нравственный выбор. Выбор в условиях, когда существует аморальность и возможность примкнуть к ней. А не результат выращивания в пробирке, где даже нет ее наглядных образов.

В процессе развития новой экономики некие творческие союзы интеллектуалов вполне могут договориться о жизни на синдикальных или коммунистических принципах. Так будут возникать синдикаты и коммунами ИО, их федерации. В сущности, ничего нового. Уже Прудон допускал синтез коммунистических организаций и «частного владения» [14]. Если считать анархией общество без принуждения, в нем могут существовать любые экономические отношения, при условии, что люди идут на них добровольно. Только такое понимание анархии способно вобрать в себя, объединить все анархические теории и левые и правые.

Но принципиальным анархическим индикатором для меня здесь является возможность перманентного личного выбора. Общество не должно решать, куда отдать произведенный индивидом продукт. Это нарушает его свободу выбора. Он должен сам решать, кому жертвовать, даже, если по коммунистически решил жертвовать его весь и всегда. Так, даже будучи коммунистом по мировоззрению, индивид останется хозяином своего продукта и своей свободы выбора. И не будет заложником общества. Но даже на этом пути «непринуждения» я не предвижу полного уравнения состояний. Абсолютное равенство противоречит человеческой уникальности. Даже при большой доле обобществления знаний, часть людей с лучшей подготовкой быстрее их усвоит, сделает выводы и продукт, подаст его на рынке. Поэтому имущественное равенство, не обеспеченное равенством способностей выливается в тиранию бесталанной массы.

На наших глазах основным противоречием XXI в. становится конфликт двух составляющих прежнего социального идеала, - стремлений к равенству и к свободе [15]. Еще мистический анархист Вяч. Иванов выразил убежденность, что истинная анархия между сытостью и свободой решительно выбирает свободу [16]. И в случае, когда приходится выбирать между свободой и равенством, именно она, а не оно есть главный лакмус на анархию. Выбор прост: индивидуальная свобода или общественное регулирование. Последовательно выбирая свободу, анархисту рано или поздно придется отказаться от регулирования вовсе. Выбирая регулирование, анархист изменяет анархизму с принудительной властью. И совершенно без разницы, ради каких высоких идеалов эта измена совершается.

Ноябрь-декабрь 2007 г.

[1] Козловски П. Общество и государство: неизбежный дуализм. М. 1998., с.258, 270
[2] Шубин А. Анархия – мать порядка. М.2005. с.387
[3] Ударцев С.Ф. Власть и государство в теории анархизма в России (XIX – начало ХХ в.) // Анархия и власть. М. 1992., с.53
[4] Неттлау М. Против утопий «переходного периода» // http://u-f-a.org.ru/library/net_pro.html
[5] подробнее: Азаров В. Органичный федерализм // http://www.azarov.net/
[6] Неттлау М. Очерки по истории анархических идей // http://u-f-a.org.ru/library/ist_an.html
[7] Кривенький В.В. Анархисты-индивидуалисты // Политические партии России // http://novsvet.narod.ru/rosspen.htm
[8] Боровой А. Общественные идеалы современного человечества: либерализм, социализм, анархизм // http://www.anarchist.ru/books/ideals.php
[9] Азаров В. В поисках безвластия // http://www.azarov.net/02_th/v_po.htm
[10] Иноземцев В. Эксплуатация: феномен сознания и социальный конфликт // http://www.postindustrial.net/pdf/magazines/article30.pdf
[11] Азаров В. Перспективы анархо-капитализма // http://www.azarov.net/
[12] Азаров В. Перспективы анархо-капитализма // http://www.azarov.net/
[13] Неттлау М. Против утопий «переходного периода» // http://u-f-a.org.ru/library/net_pro.html
[14] Ударцев С.Ф. Политическая и правовая теория анархизма в России. М. 1994., с.124
[15] Иноземцев В. Эксплуатация: феномен сознания и социальный конфликт // http://www.postindustrial.net/pdf/magazines/article30.pdf
[16] Ровнер А. «Над плитой забытых руин» // http://religion.ng.ru/people/2006-12-06/6_plita.html