Создан:
08 Октября 1997
Опубликован:
08 Октября 1997
Раздел:
до анархизма -
стихотворные
Отец Утро Ночной судья, походкой конокрада Ушел, с собой присяжных уводя. Усталый гонг - фонарь на ветках сада Еще горит под струями дождя. Окно сереет, наливаясь прозой И избавляет кресла от теней. Я так устал от ужасов допроса, Что еле смог добраться до сеней. Умылся. Никакого избавленья. Как надзиратель пялится окно. Шипят по лужам звездные каменья, Бросаемые предками на дно. Лед с крыши обрывается, дымится И бьется о промокшее крыльцо. Ждут перелета в дальних странах птицы И ждут разгула стаи подлецов. Придет весна и совесть рассосется, Как этот лед, по-мартовски рябой. Опять начнется пьяный дрейф без лоций И бортовая качка под гульбой. Ну, а пока, одевшись виновато, Я погружаюсь в город полный льда, Чтоб снова ждать простывшего заката И репетиций Страшного суда... 20 сентября 1988 г. Электричка По электричке проржавелой Иду вагонами в конец. И опасения, и веру Она выводит из сердец, Как дождевой червяк пропустит Меня сквозь кольчатость свою. И нет ни радости, ни грусти, И безысходно, как в раю. В вагонах взгляды пассажиров, Как непролазный бурелом. На них лоскутьями эфира Оставлю память о былом. И оцарапанный, и голый Я буду видеть звездопад, - Как завывающие села Летят в клокочущий закат. Ни одному не удержаться На скользком теле бытия. Тьма их читает, как абзацы. В каком же сказан буду я? Несутся в вечность перегоны И я, вдыхая дымный свет, Молюсь: хватило бы вагонов, Чтоб соскоблить остаток лет. Пусть опростав, пустой бутылкой Швырнут на гравий. И во тьме Я буду чувствовать затылком Как ночь склоняется к зиме. 12 июля 1989 г. Трехлетний Саваоф Я захотел опять уйти В твое Евангелие детства, Нырнуть, как в моющее средство В непогрешимость во плоти. Бельмо знакомого звонка, От боли взвизгнула квартира. Вот слышу: выключатель мира Во тьме нащупала рука. Щелчок. Зажегся мягкий свет, А, вот, вселенная исчезла. И, за окном, зияла бездна Без звезд, туманностей, планет. Ты мне открыл, впустил меня. Глаза в глаза. Одни в начале. Ты - это я, но без печали, Я - это ты, но без огня. Трехлетний рыжий Саваоф, Лишь ты, не зная о грядущем, Мог сделать из хаосной гущи Весь этот мир посредством слов. Мы все творцы, увы, до трех, Потом нисходим до героев, А после - вовсе ходим строем И в женщин извергаем слог. Нам, все узнавшим до конца, Запутанным, что катакомбы, Даны не головы, а пломбы, Что опечатали творца... Я выплакался и уснул. Ты гасишь свет, включаешь космос. А он, в прожорливости костной, Твой дом проглотит, как блесну. И, на веревочках орбит, Как драндулетик тарахтящий, Ты тянешь сон мой к смертной чаще Сквозь жизнь, по гравию обид. 28 сентября 1989 г. | Волок Кризис Об этом дне меня предупреждали Приметы, сны, прохожие в ночи. Как мотыльки крылатые сандалии Кружили у оплавленной свечи. Покрылось небо звездной аллергией И был Господь бетховеновски глух. Безвдохновенность - жуткая стихия, Ломала мысли, разрушала дух. То столбенел, как пыль в потоке света, То расходился, как песчаный шторм, Как будто я не уложился в смету Дозволенных мне свыше мыслеформ. Удушьем дефицит четверостиший Перекрывал все помыслы и сны. И надо мной, с домов срывая крыши, Штормило море Кризисов Луны... Продрал глаза в каком-то ресторане. Бандиты. Бабы. Сигаретный дым. Застыла корка на душевной ране, Я, словно причастившись, стал другим. Мне что-то бредил местный вышибала, А я ни слова вымолвить не мог, - Меж разностью моих потенциалов Опять пошел пропахший светом ток. Я выбрался на воздух угарело, Стоял разврат у двери на часах И кто-то чиркал метеорным мелом В невыносимо терпких небесах. Я убежал. Я мчался, что есть мочи, Меня терзали рифмами слова. Болиды, - перья стемфалийской ночи, Трещали, как с похмелья голова. 02 августа 1990 г. Анахоресис Анахоресис - бегство в пустыню. Ложь оборвала общенья струну, Словно укрылся безмолвною синью, Словно вдохнул полной грудью волну. Было так весело, так бесшабашно, - Водка - святой эсперанто Земли. Бог развалил Вавилонскую башню, Время повисло, как в бреднях Дали. И никого. Я стою Диогеном В полдень, в миру, со своим фонарем. Словно по высохшим руслам, по венам Эхом расходится вымерший гром. В полном отшельничестве микрокосма Я с немотою один на один. В спутанных мыслях, как в мамонта космах Хаос, Создатель и голубь, и Сын. Кто-то по-прежнему рвется на нерест, Я - отработан и сморщен, как жмых. Может быть, позже вернусь в эту ересь, Что называется миром живых. Дни там глупы, похотливы, капризны, Словно сошедшие с Босха картин. Только страдания - признаки жизни, Как утверждает Святой Августин. 30 декабря 1994 г. Колокола Ночами мне слышны колокола, Как будто с отдаленных колоколен, Как эхо старой затаенной боли Стучит сквозь повседневные дела, Пытается пробиться сквозь пласты Однообразных суетных событий. Но глохнет звук в дешевом ватном быте, Теряется тревожность чистоты. В объятьях женщин, дома за столом, На партактивах и в пустых вагонах Я вспоминал про эти перезвоны, Не понимал: о чем они, о чем? Не убивал, не очень сильно врал, Не крал, хотя не очень и давали. По мне не зарыдает от печали Девичьих губ сверкающий овал. И, вот, однажды, мрак притих, как зверь И только ливень барабанил в крышу. Я ясно понял - просто я не вышел И выход закрывается, как дверь. 08 октября 1997 г. |