Коммунистический проект в анархизме

Создан:  11 Октября 2012      Опубликован:  11 Октября 2012
Раздел:  постижение анархии - теория

Уже традиционно [1]  начну с прописной истины полицентрической системы анархизма: либертарный коммунизм является лишь одним из его течений, причем, наиболее поздним из классических. Вынуждают меня это делать монополистические заявления современных анархо-коммунистических организаций, например, российской МПСТ: «Анархия или анархо-коммунизм (анархический коммунизм) в переводе на русский означает вольный или безгосударственный коммунизм» [2] . Здесь между анархией в целом и анархо-коммунизмом ставится знак равенства. Подобные манипуляции рассчитаны на необразованных неофитов. Тогда как исследователям анархизма и идеологически подкованным анархистам известна не только множественность анархизмов (течений в нашем движении), но и тот факт, что предшествовавшие Кропоткину доктрины Прудона и Бакунина были рыночными и в разной степени антикоммунистическими.

В то же время, я берусь заявлять, что учение либертарного коммунизма не так антагонистично предыдущим рыночным моделям анархизма, чтобы сегодня вызывать резкую конфронтацию между правым и левых крыльями нашего движения, вплоть до отказа друг другу в принадлежности к нему. Не претендуя на полный обзор анархо-коммунистического проекта в рамках короткой статьи, я остановлюсь на некоторых вопросах, разъяснение которых облегчит понимание и, как следствие, реализацию анархо-коммунизма. Поэтому не хочу быть воспринят, как его противник. Я всего лишь не являюсь его сторонником, но считаю необходимым обеспечить широту поиска анархии, возможную лишь с использованием разных экономических моделей. Я уважаю право свободных людей практиковать коммунизм, хоть сам бы не стал этого делать.

Неудобные вопросы
Для прояснения общего фона, на котором разворачивается это течение, надо поднять неудобные вопросы к сторонникам кропоткианства. Так исследователи отмечают, что «соответствие социалистической стратегии интересам пролетариата – это теоретическая модель, а не результат эмпирических исследований». Социализм (значит, и его высшая форма – коммунизм) не является органической идеей рабочего класса, выработанной им в процессе борьбы за свои права. Этот проект привнесен в пролетарскую среду интеллектуалами, как желанный ориентир социального движения [3] . Отмечу лишь здесь, что речь идет о канонизированном понимании социализма, и не касается его домарксистского значения (что будет разобрано ниже).

Так, вот, что делать, если интеллектуалы обманули? По этому поводу я, в который раз обращаю внимание на полузабытую теорию В. Махайского о намеренном характере внедрения интеллигенцией социалистического проекта в массы, чтобы стать новым господствующим классом. Интеллигенция по своей природе не может быть союзником пролетариата, так как является эксплуататорским классом со своим специфическим средством производства – знаниями [4] . Социализм, - выдумка интеллигенции, «фаза экономического маскарада». Он призван поднять трудящихся на обобществление средств производства, которыми станут монопольно управлять интеллигенты [5] . Как общественный строй, социализм основывается на эксплуатации рабочих профессиональной интеллигенцией [6] . Махайский стал предтечей целого учения о новом классе и бюрократической революции, которую чуть позже реализовали ленинцы в СССР.

Правда, острие критики Махайского было направлено на социалистическую модель марксистов. И из этого примера может показаться, мол, речь идет только о социалистах-государственниках. Но, нет, сам автор смешивал в своей критике анархистов с социалистами вообще [7] , значит, наделял их теми же грехами. К тому же основатель анархо-гуманизма А. Боровой утверждал, что «индивидуалистический анархизм не видит принципиального различия между государственным социализмом и коммунистическим анархизмом» [8] . Внятного опровержения таких опасений до сих пор не существует.

Напротив, социальный состав анархо-коммунистических организаций в республиках экс-СССР, - в основном будущая интеллигенция, - студенты. Даже если они попали на «бюджет», ясно, что по окончании вуза они не рассчитывают стать к станку и создавать потребительское изобилие для грядущего коммунизма, получая в условиях переходного периода продовольствие по карточкам. Кто понимает, что коммунизм далеко, и всерьез готовиться к нему бессмысленно, таким образом делает карьеру в радикальной политике. Кто-то поддерживает себя грантами на протест в период обучения, но, с окончанием вуза бросает либертарную забаву. Чтобы понять, насколько я прав в такой оценке, надо провести исследование, - какой процент молодых анархистов остался в своих группах по окончании вузов. Наконец, даже представив истинно верующих в близость социальной революции, эти активисты видят себя организаторами грядущего коммунизма, а никак не рядовым пролетариатом.

Но чаще всего коммунизм современных последователей Кропоткина не идет дальше лакомого передела продуктов потребления. Как известно, к радикализму действий человека зачастую толкает тяжелое социальное и материальное положение, когда он не видит перспектив роста, социум кажется ему однозначно враждебным. Это в полной мере относится к молодежи 15-22 лет, которая является основной социальной базой анархо-коммунизма. Откуда появляется мощный стимул к потребительскому коммунизму: не было ничего, получу все и сразу. Вера, что, при успехе революции, неимущий юноша получит все желаемое, - сильнейшая мотивация, обеспечивающая верность проекту. Не стану обвинять их в тривиальном стремлении к мародерству. Хотя протесты на Западе показывают, что и это оказывается обязательным ритуалом «борцов с капитализмом». Здесь важно другое, - от потребительского передела до коммунизма производственного, коммунистической экономики, - гигантская пропасть.

Допустим, приняли мы на веру идею грядущего коммунистического счастья. Остается вопрос, насколько оно достижимо? Допустим, теоретики не обманули, а просто ошиблись в своих выкладках, например, по продолжительности пути к цели? Ранний Кропоткин предполагал, что после анархической революции придется пострадать от недостатка снабжения «в течение каких-нибудь двух недель или месяца». В такой ситуации, жалобы народа на черствый хлеб якобы отменит «атмосфера ликования». При этом распределение продуктов потребления при безвластном коммунизме должно подчиняться формуле «пусть каждый берет без ограничения то, что имеется в изобилии, и получает ограниченное количество того, что приходится считать и делить» [9] . Но, что, если для достижения постоянного коммунистического изобилия (а не только передела экспроприированного) придется терпеть лишения поколениям трудящихся?

Тут вперед выйдет вопрос о соотношении достатка и лишений. Сможет ли коммунизм в период своего становления производить достаточно продуктов потребления? Или в ограниченном количестве, то есть по карточкам, будет распределяться буквально все необходимое и притом в течение долгого времени? «Удивительная правильность» распределения, о которой пишет Кропоткин, еще не означает его желанность. Вряд ли нормальный человек предпочтет правильное распределение, при котором ему достанется сухарь в день, не слишком правильному, дающему ему кило мяса, а соседу – полтора. Вопрос в довольстве распределения, а не равенстве. Только патологически жадный субъект согласен голодать, чтобы сосед был голоден тоже. Естественно, с нарастанием потребительского дефицита трудящиеся посчитают рыночную экономику, при всех ее недостатках, лучше голодного пайка. Но смена экономической формации – не кнопка на пульте «вкл./выкл.». Если коммунизм снова разочарует трудящихся, как в СССР, для возврата на рынок опять понадобится лет 70.

Правоверный анархо-коммунист вряд ли сможет понять тезис о разочаровании, для него нет альтернативы избранной идее. И я нисколько не хочу его разуверять, но лишь предлагаю подумать о стратегии реализации проекта. Социально-экономические теории имеют то свойство, что выглядят едва ли не идеально, пока дело не доходит до их воплощения. Вспомним первые проекты социализма, - «Утопию» Мора, «Город Солнца» Кампанеллы, «Икарию» Кабе. Названия-то, какие! Авторы – мечтатели и искатели социальной гармонии. И, безусловно, их последователям эти проекты казались идеально справедливыми. Лишь с началом практических опытов подобного социализма, а больше, - в период «военного коммунизма» большевиков стало ясно, насколько репрессивными могут быть проекты насаждения всеобщего блага. И помня о таких результатах, стоит, наконец, разобраться в основах, - что есть социализм по сути.

Что такое социализм?
Левые анархисты часто используют ярлык «социальный анархизм», как отличительный признак своего крыла движения, чем лукаво задают читателю впечатление, словно правый (то есть рыночный) анархизм носит асоциальные черты, другими словами, является противником социальных преобразований. Но отсюда возникает естественный вопрос, - какой же это тогда анархизм? На деле же перед нами одно из заблуждений современного социалистического (прикрывающегося эпитетом «социальный») анархизма, вытекающее из навязанного марксистами понимания социализма. Генезис этого учения был сложным и длительным. Тот же Боровой указывал, что основные постулаты социалистической теории и критики капитала были выдвинуты задолго до Маркса, а он лишь свел «воедино звенья социалистической идеи» [10] . И, добавлю, марксисты навязали социалистическому движению свой коммунизм, как высшую стадию развития социализма.

Но до установления марксистской монополии в этом движении, там существовали менее категоричные течения, которые понимали под «социализмом» не кардинальное изменение экономики с полным отказом от рынка, а всякую реформу рыночных отношений в сторону снижения эксплуатации и защиты прав трудящихся. И, даже после приватизации марксистами этого движения, «Лишь часть представителей социалистической традиции верили, что социализм, в соответствии с обещаниями марксизма, победит капитализм. Значительная часть сторонников социализма просто рассматривала его, как радикальный  противовес всему злу, порожденному капитализмом» [11] .

Марксисты же, со свойственной им спесью, вывели за рамки социальной перспективы, вполне рабочие домарксистские социалистические идеи, что не уместились в мировоззрение их классиков, окрестили эти теории «утопическим социализмом». Большая советская энциклопедия разделяла утопический социализм XIX в. на буржуазное и пролетарское направления, первое из которых подвергало критике существующий капитализм, добивалось реформы рыночных отношений и выдвигало проекты объединения мелких хозяев против крупного капитала [12] .

Но сюда можно отнести практически все течения анархизма, кроме кропоткианства. Почему большевики и называли анархизм «мелкобуржуазной идеологией». Например, мутуализм Прудона, основанный на взаимопомощи мелких собственников и сглаживании социального неравенства до единого «среднего класса». Или бакунинский коллективизм хоть и выступал против частной собственности на средства производства, но за получение каждым рабочим полного продукта его труда, и видел человеческую справедливость в том, чтобы потребление каждого равнялось его производительному труду [13] . Наконец, вспомним «анархический социализм» Такера, выступавшего против общественного контроля над средствами производства, и за частную собственность на них. Характерно, что все три классика социалистического анархизма были антикоммунистами.

Полемика же Кропоткина с марксистами не носила непримиримого характера, как у Бакунина, и отличалась умеренностью [14] . Но, в результате, его последователи подверглись влиянию этатического коммунизма, и стали игнорировать аргументы рыночного крыла анархизма. К 1917 г. кропоткианство стало повальной модой у анархистов, а с ним в либертарное сознание проникла и масса марксистских заблуждений. Как показательно заявил Д. Новомирский, «Мы, русские анархисты, прошедшие школу марксизма» [15] . И спустя вынужденную паузу СССР, основная масса возрожденных анархо-групп оказалась малограмотна в теоретическом разнообразии нашего движения и далека от широты его экономических подходов. Как следствие, они стали совсем по-советски (издержки марксистского воспитания) вести отбор публикаций текстов классиков и даже их цензурировать в поддержку коммунистической монополии в анархизме. В то же время, марксистскому пониманию социализма они смогли противопоставить лишь его кропоткинскую правку непоследовательной децентрализацией.

Между тем, крах марксистско-ленинского проекта в СССР и всем Восточном блоке показал тупиковость этого крыла социализма и, как следствие, необходимость пересмотра отношения к домарксистским социалистическим теориям. Впору было задаться и вопросом очистки анархизма от марксистских наносов. На что меньше всего были способны постсоветские анархо-коммунисты, чья идеология находилась под сильным влиянием тоталитарного социализма. Поэтому последовательные либертарии вернулись к антимарксистским аргументам рыночного крыла движения. Причем, в новых условиях становилась актуальной не бакунинская критика Маркса за государственные механизмы перехода к социализму, а указание Борового на неясность самой цели движения. По его мнению, в конструктивной части социализма «все неопределенно и туманно». Маркс лишь смутно говорит об общественной собственности на средства производства и его общественные идеалы «остались навсегда неясными» [16] .

Теоретик ассоционного анархизма Л. Черный шел еще дальше, отвергая саму идею тотальной общественной собственности: «коммунизм несет индивиду полную экономическую несамо¬стоятельность, ставит индивида в полную зависимость от общества. Общественная собственность все сковывает, все парализует в эко¬номической сфере» [17] . Для Черного коммунизм – не высшая стадия, а тоталитарная мутация социализма. Он, как и Боровой считал, что Бакунин с Кропоткиным извратили основные постулаты анархизма Прудона, о роли которого Черный писал: «Никто сильнее его не ругал и не ненавидел капитал... Никто лучше его не вскрыл подлости и пошлости коммунизма» [18] . Основатель анархизма выступает обличителем не только капитализма, но и его антипода. По Прудону, «коммунизм, приняв однообразие за закон и уравнение за равенство, становится несправедливым и тираническим» [19] . Дальше всех пошел Такер, который вовсе отказал Кропоткину в принадлежности к анархизму, на том основании, что «анархизм и коммунизм суть два взаимоисключающих понятия» [20] .

Наконец, как Маркс грамотно раскритиковал современный ему капитализм, так теоретик свободно-рыночной австрийской школы экономики Л. Мизес подверг разгромной критике социализм. Основным аргументом Мизеса стала невозможность экономических расчетов в социалистическом обществе, причиной чего является отказ от принципа обмена в пользу распределения. Как следствие, при социализме не может быть никакой эффективной экономики. Мизес так образно выразился о социалистах: «экономическая теория как таковая практически не фигурирует в рисуемых утопистами роскошных картинах. Им свойственно с удовольствием повествовать о том, как в воздушных замках, построенных по их плану, в раскрытые рты товарищей будут падать жареные куропатки, но они не утруждают себя объяснениями того, на чем будет основано это чудо» [21] . Только Мизес оперировал именно марксистским, - антирыночным пониманием социализма, и его критика не может распространяться на анархический «рыночный социализм».

Идея тотального обобществления (коммунизма) возникла в головах теоретиков и этой искусственностью принципиально отличается от рынка, сложившегося в результате экономической самоорганизации. Но любая тотальность, монополия - враг анархического мировоззрения, стремящегося к максимальному разнообразию. Поэтому марксизм не только в методах переходного периода к  идеалу (суперэтатизм диктатуры) является антиподом анархизма, но и в конечной цели однообразного, се речь, тоталитарного общества не может быть анархизму тождественен. Наоборот, именно в тесном сотрудничестве с марксизмом, анархизм сам этатизируется, теряет свои реалистические черты, превращаясь в утопический оксюморон, выступающий за тотальность и разнообразие одновременно. В итоге, именно такая неприменимость к реальной жизни толкает современных анархистов в резервацию субкультуры.

Но как только социализм возвращается к своим рыночным истокам, для анархистов – к доктринам Прудона, Бакунина и Такера, он сразу обретает экономическую почву, возвращается к роли реального противовеса эксплуатации, освободителя естественно сложившегося рынка от принуждения – этатической болезни в экономике. В таком контексте, цель социализма, должна выглядеть, как возврат к многоукладному хозяйству, смешанной (частной и коллективной) собственности на средства производства, к гармонии между конкуренцией и солидарностью, без доведения обоих явлений до тотальных крайностей. Откуда целями анархизма текущего момента должны быть стремление к равенству условий, при котором благосостояние каждого зависит только от его усилий, к получению работником полного продукта (эквивалента) затраченного труда, что будет неуклонно снижать эксплуатацию и неравенство, превращая всех трудящихся в единый «средний класс». Так анархизм снова станет практичным и востребованным, выйдет из своей резервации на широкую арену экономического, а с ним и социально освобождения, превратиться в значимый фактор политической жизни.

Постсоветское чистилище
Бакунин метко критиковал монополистическую сущность теории Маркса, по которой государство становится единственным собственником, организатором, управляющим всем трудом общества и распределителем его продуктов [22] . Что принципиально изменится, если на смену монополии государства анархо-коммунисты приведут монополию общества? Любая монополия на собственность подразумевает единство распоряжения и управления ею, что несовместимо с экономикой анархии. И, очищая сегодня анархизм от смыслового диктата его извечного врага, – марксизма, легко прийти к пониманию, что либертарный принцип децентрализации должен соблюдаться во всем, в том числе и в отношении собственности. Не может быть самоуправление коммунальным, то есть, локальным, а собственность – коммунистической, в смысле, всеобщей. Вот, что я имел в виду, говоря о непоследовательной децентрализации в кропоткианстве.

У основателя анархо-коммунизма общественная собственность распространяется на общество в целом, на «города, дома, распаханные поля, заводы, пути сообщения», на «все богатство орудий производства» [23] . И современными кропоткианцами это понимается так, что каждый член общества является равноправным владельцем всякого средства производства. Но, если в государственном коммунизме эксплуатация средств производства происходит через правительство, которое и является их фактическим собственником, в его безвластном варианте каждая коммуна должна самостоятельно распоряжаться средствами производства, находящимися на ее территории. И здесь возникает естественный вопрос: в чем тогда заключается право собственности членов других коммун на данные средства производства, чтобы они считалась всенародно-общественной собственностью?

Право собственности – это не абстрактное понятие, оно подразумевает возможность конкретных действий. Например, Толковый словарь Ушакова трактует собственность, как порядок обладания и распоряжения имуществом, в том числе, средствами производства. Или аналогичный словарь Ожегова видит собственность, как ценности, находящееся в полном распоряжении кого-нибудь или чего-нибудь. Исходя из этих определений, легко убедиться, что средства производства любой отдельно взятой коммуны не находятся в распоряжении членов общества ни из другого уголка страны, ни даже из соседнего поселения. Их могут эксплуатировать исключительно члены данной коммуны. Значит, заявления о коммунистической собственности всех членов общества на каждое конкретное средство производства является не более чем лозунгом, не подкрепленным реальными отношениями собственности. В либертарном «коммунистическом» обществе практикуется коллективная собственность на средства производства.

Полемические уловки современных кропоткианцев, мол, в коммунизме вообще нет собственности на средства производства, или это не собственность, а владение, так как из нее не извлекается прибыль, ее нельзя продать или передать по наследству, ничего не меняют, по сути. Указываются вторичные признаки владения собственностью, тогда как первичный и основополагающий, - право эксплуатировать средство производства, - однозначно выявляет фактического владельца. Ведь, согласно глоссарию, владение есть правомочие собственника. В нашем случае, это коммуна, в либертарном коммунизме имеем мы дело с совокупностью коммунальных собственностей. И доступ к продуктам других коммун возможен не иначе, как посредством обмена. Так и попытки анархо-коммунистических комментаторов спрятать собственность за новой терминологией будущего общества, которой еще нет, и на этом основании объявить об отсутствии собственности [24] , не могут вызвать ничего, кроме подозрений в духе Махайского или сатиры в стиле Мизеса.

Выход из смысловой путаницы между обществом и коммуной указывает листовка брянских анархистов 1917 г.: «Анархия это такой строй, где люди, объединившись в общества–ком¬муны, работают все сообща, продукты производства поступают в об¬щественные магазины, производится обмен продуктов труда между обществами–коммунами» [25] . Оказывается, в анархизме общественная (коммунистическая) собственность – это не более чем собственность «общества-коммуны»! Аналогично и «Сарагосская программа», - концепция либертарного коммунизма испанских анархистов (1936 г.) говорит о коммунитарном подходе, опирающемся на автономные коммуны. Согласно программе в период революции ценности экспроприирует вольная коммуна, а не общество в целом [26] . Следовательно, коммуна, а не общество становится новым собственником этих ценностей.

В данной модели коллективной собственности коммуны можно видеть некое возвращение к формации описанный Марксом, как «азиатский способ производства». Историки указывают, что в догосударственной земледельческой общине понятие собственности не существовало в нашем смысле, но было представление о праве на ресурсы, от обладания которыми зависело существование коллектива. Право это реализовывалось в терминах владения, то есть власти: «Мы владеем этим; это – наше». «Субъектом власти, владения, распоряжения хозяйственными ресурсами или, если угодно, коллективной собственности всегда был и практически всегда мог быть только коллектив» [27] . Для меня же в данной исследовании не имеет значения, определяется ли право на ресурсы в терминах власти или собственности. Это вообще вопрос терминологии. Но только в таком контексте владение – это фактическое обладание, власть над средством производства и, в то же время, отсутствие необходимости наследования в самовоспроизводящейся и вечной коммуне, феномен власти-собственности.

Приоритет коллективной собственности – сквозной мотив анархической идеологии. Так из рассуждений Прудона о третьей форме общества между всеобщим коммунизмом и тотальной частной собственностью, которое и будет анархией, можно сделать следующие выводы. Оба указанных полюса автор считает неприемлемыми экономическими моделями, так как и та и другая не признают двух элементов собственности, то есть частности и всеобщности каждая со своей стороны [28] . Из этого можно заключить, что Прудон был сторонником некой средней, читай, коллективной собственности. Чему находим соответствующее подтверждение: «всякая собственность… должна быть коллективной» [29] . Кроме того, из рассуждений о третьей форме общества выводим, что автор был сторонником разнообразия форм собственности в анархии. В современной терминологии это называется полиукладной экономикой.

От взглядов Прудона мостиком к пониманию экономической модели кропоткианства могут послужить рекомендации Бакунина по созданию сельских колоний социально-революционной молодежи. Там, по мнению классика, молодые революционеры должны практиковать «начало коллективного обрабатывания общей земли и равного разделения продуктов». Последнее должно происходить на принципах справедливости, - «требуя больше работы от способных и сильных, меньше от неспособных и слабых, и распределяя заработки не в меру работы, а в меру потребностей каждого» [30] . Здесь продукты потребления, полученные от эксплуатации коллективной собственности, рекомендуется распределять по коммунистическому принципу. Но. В рамках конкретной колонии/коммуны, а не общества в целом.

За пределами же коммуны концепция Кропоткина «предполагает взаимовыгодный обмен без единого плана, что de facto ведет к признанию рыночных отношений между территориальными общинами» [31] . Отсюда вытекает важное правило, указанное рыночным анархистом Д. Кэллаханом: сохранение рынка при социализме позволит избежать мизесовской проблемы экономического расчета [32] . Другими словами, социалистическая экономика, наконец, сможет стать успешной. Таким образом, коммунизм Кропоткина на поверку оказывается очищенной от злоупотреблений капитала рыночной моделью экономики с коллективной (коммунальной) формой собственности на средства производства и бартерной торговлей между коммунами.

Что нашло свое практическое подтверждение в махновском анархическом эксперименте, экономику которого исследователи определяют как «рыночный социализм». Причем махновская экономика, несмотря на лозунги ее создателей – анархо-коммунистов, – в реальности была полиукладной, как и прогнозировал Прудон. Коллективным собственником выступали коммуны без определения собственности каждого участника, но были и кооперативы, где практиковалось сложение частных собственностей, а также частное предпринимательство семейных хозяйств – «собственники-автономисты», как их именовал начштаба Повстанческой армии В. Белаш. Конечно, махновский рынок - это экономика переходного периода, самого зарождения безвластного социума. Но нет оснований полагать, что все население Вольного района в будущем поголовно выбрало бы работу в коммунах или что махновцы, подобно большевикам, стали бы загонять автономистов в коммуны силой.

Разумная осторожность
Важнейшим выводом из выясненной выше реальной модели анархо-коммунистического общества является снятие вопроса о кардинальном сломе экономической системы, которым обязан стать переход от рыночной экономики к социалистической (в марксистском понимании этого термина). Если и в намеченном идеале сохраняются рыночные отношения, значит, даже в рамках кропоткианского проекта речь должна идти лишь об очищении рынка, его освобождении и приоритете коллективной собственности. Что сводит устремления обоих крыльев анархизма к единому знаменателю. Засим, можно объявлять конец бессмысленной борьбы «двух анархизмов». И после преодоления государства солидарными усилиями всех течений анархизма, часть общества сможет продолжить работу по расширению коммунистического сектора. Не мешая при этом трудиться другим его членам в рамках освобожденного рынка.

Если задуматься, по-другому и быть не может. Что подтверждают два авторитетных анархиста. Боровой: «Мечтания о водворении у нас в России теперь же анархического строя – не только бесплодная, но и вредная утопия. Чрезмерные иллюзии губят сам анархизм. Вчерашний раб не может стать сегодня анархистом» [33] . Волин: «Власти большевиков удалось превратить в законченных рабов 160 миллионов человек, чтобы в один прекрасный день привести их – не иначе как через рабство – к свободе, процветанию и подлинному коммунизму» [34] . Над всеми нынешними и будущими коммунистами висит подобное сравнение их намерений с одной из самых страшных деспотий в истории. И можно быть уверенным, что, несмотря на любые заверения, массы впредь не позволят им проводить над собой такие эксперименты, если не будут уверены, что в любой момент подобные опыты можно пресечь. В таком случае, не может быть и речи о каких-то планах монопольного становления коммунистического производства, подавившего все другие формы экономической деятельности. Становление анархо-коммунизма возможно лишь в постепенном поиске приемлемых форм, без отмены других способов производства.

И Кропоткин не был бы одним из столпов анархизма, не укажи он на подобный путь развития. Речь о проекте свободной федерации, выдвинутом им летом 1917 г. Эту тему растолковал его ученик А. Атабекян в статье с красноречивым названием «Перелом в анархистском учении». Начав со слов о новых условиях общественного строительства, он поддержал Кропоткина, что те располагают не к свержению государства, а к созданию федеративной республики для совместной защиты, но свободного развития ее субъектов. Кропоткин указал, что «промышленные центры… не должны навязывать свой социализм недоразвившейся провинции и деревне, как это делают теперь у нас, разнося повсюду ужасы междоусобной войны, а должны выработать взаимоотношения с ними на новых, федеративных началах». Фактически перед нами идея сосуществования разных экономических укладов. Атабекян заметил, что учитель лишь подводит практический фундамент под анархические идеалы. У «большинства же анархистов, косных в затверженных формулах, не нашлось достаточно чуткости в понимании и независимости в мышлении, чтобы поспеть за ним» [35] . Не находится их и до сих пор.

Удивительно, но попытка реализации этого проекта еще в период Гражданской войны до сих пор оставалась незамеченной историками. Я говорю о Старобельском соглашении между правительством УССР и Повстанческой армией Махно. В его рамках махновцы требовали ратификации 4-го пункта, по которому их Вольный район становился федеральным анархическим субъектом в составе Советской Украины. В период действия соглашения октября-ноября 1920 г. этот проект махновцы вынесли на всенародное обсуждение, и он нашел широкую поддержку. И, если бы не предательское нарушение соглашения большевиками, власть была бы вынуждена подписать 4-й пункт, легализовав сосуществование в рамках федеративной республики анархических и государственных территорий. Махновский субъект стал бы полигоном для поиска конкретных форм анархического общежития, в том числе, в экономической сфере. О необходимости чего идеологи махновщины писали: «эти формы могут быть на деле найдены и выкованы лишь самими трудящимися массами, при условии их совершенно свободного и самостоятельного общественно-хозяйственного творчества» [36] .

Тут надо вспомнить, что и любой экономический уклад, - это не самоцель в анархизме, а лишь инструмент, способ достижения цели. Настоящая цель всех течений анархизма – свобода от принуждения, которая возможна лишь в добровольном обществе, - анархии. В этом обществе люди обретут максимальную свободу действий каждого, которая выльется в достаток и благополучие всех. Сторонники либертарного коммунизма видят свой экономический уклад соответствующим идеалу анархии. Но, если создание уклада не оправдывает затрат времени и усилий, если у экономического механизма возникают неизвестные ранее побочные эффекты, и, напротив, появляются способы снятия принуждения в обход этого механизма, его надо корректировать, либо комбинировать с другими укладами для достижения главной цели.

При индустриальном производстве, лидировавшем во времена классиков анархизма, общая собственность и производственное самоуправление были призваны обеспечить снятие отчуждения в экономике. Но XXI в. дал ренессанс индивидуализированного производства, теперь на основе информационных технологий. И, если креативный работник, - и автор, и исполнитель в одном лице, это новый путь к снятию разделения труда и отчуждения, - основных факторов экономического принуждения. Работник лишь тогда станет экономически свободным, когда будет собственным работодателем и владельцем своего средства производства. А последним в IT-экономике является голова трудящегося. Но и здесь работает схема Кропоткина. Как он предлагал временно оставить социализм в промышленных центрах, а старую экономику – недоразвившейся провинции, так и индивидуализированное производство не надо навязывать старым промышленным или аграрным территориям. На них вполне может отрабатываться анархо-коммунистическая экономика по рецептам кропоткианства.

С массовым же переходом к постиндустриальному креативному производству (с широким применением автоматизации и роботизации) неизбежно будет отпадать необходимость в прежних производственных коллективах. Они будут видоизменяться до сообществ индивидуальных предпринимателей. Это и будет социализм в домарксистском понимании термина: не вынужденное взаимодействие пролетаризированных, зависимых от коллектива людей, а добровольное сотрудничество самостоятельных независимых личностей. Как следствие, станет снижаться и необходимость в снятии отчуждения и принуждения, таким образом, как это видит коммунистический проект в анархизме. А, следовательно, начнет сокращаться и число сторонников анархо-коммунистического производства. В то же время, у граждан станет высвобождаться время от работы, которое они смогут занять общественной деятельностью и обустроить, наконец, свой социум именно посредством коллективного самоуправления.

Но коммунизм не отомрет, а лишь станет развиваться в своей естественной нише. Стремление к коммунистическому производству и распределению носят разный характер. Если проект анархо-коммунистической экономики был рожден конкретным периодом индустриального производства, то стремление к бесплатному потреблению основывается на извечном желании человека получать больше благ, прикладывая меньше усилий. В новых условиях следует ожидать постепенную коммунизацию все большего спектра продуктов потребления и услуг, которые сейчас являются дефицитом, но с развитием постиндустриального производства будут создаваться в изобилии, потеряют свою ценность и станут общедоступны. Кстати, такое потребление изначально культивируется в IT-экономике под видом пиратства и даже работают специальные партии по его обоснованию и политическому продвижению. Человечество целенаправленно идет к расширению сектора коммунизма в потреблении.

Исходя из выше сказанного, будущее разведет конфликтующие течения анархизма по своим местам: экономика будет стремиться к индивидуализму, социальная структура – к коллективизму, потребление – к коммунизму.

май-июль, октябрь 2012 г.

-------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------

[1] Данной работой я продолжаю и развиваю тему, начатую в статьях «Свобода от принуждения» и «К экономике анархии»
[2] Анархо-коммунизм «на пальцах» // http://mpst.org/o_nas/anarho-kommunizm-na-paltsah/ 
[3] Шубин А.В. Социализм. «Золотой век» теории. М. 2007., с.713
[4] Кривенький В.В. Махаевщина // Политические партии России. М. 1996., с.349
[5] Иванов-Разумник. Что такое махаевщина? СПб. 1908., с.26, 35
[6] Скирда А. Социализм интеллектуалов. Париж. 2003., с.12
[7] Там же
[8] Боровой А. Анархизм. М. 2007., с.144-145
[9] Кропоткин П.А. Хлеб и воля. Современная наука и анархия. М.1990., с.79-80
[10] Боровой А. Общественные идеалы современного человечества. Либерализм. Социализм. Анархизм // http://www.vpn.int.ru/index.php?name=Files&op=view&id=9824 
[11] Кубедду Р. Политическая философия австрийской школы. М. 2008., с.186
[12] БСЭ, изд.3, 
[13] Эльцбахер П. Сущность анархизма. М. 2001., с.116
[14] Макртичан А.А. П.А. Кропоткин и Западная Европа // Новая и новейшая история, № 2, 1991 // http://vivovoco.rsl.ru/VV/PAPERS/ECCE/KROPOTKIN.HTM 
[15] цит. по Цовма М.А. Алексей Боровой и Петр Кропоткин // http://oldcancer.narod.ru/150PAK/3-13Tsovma.htm
[16] Боровой А. Общественные идеалы современного человечества. Либерализм. Социализм. Анархизм // http://www.vpn.int.ru/index.php?name=Files&op=view&id=9824
[17] Черный Л. Новое направление в анархизме: ассоционный анархизм // http://piter.anarhist.org/bcernyi.htm
[18] Новосёлов Г.В. Взгляды теоретиков российского анархо-индивидуализма первой четверти XX в. на историю и перспективы развития анархистского учения // www.omgpu.ru/science/conf/conflicts-2008/.../novoselov_gv.doc
[19] Прудон П.-Ж. Что такое собственность? М. 1998., с.196
[20] Боровой А. Общественные идеалы современного человечества. Либерализм. Социализм. Анархизм // http://www.vpn.int.ru/index.php?name=Files&op=view&id=9824
[21] цит. по Кубедду Р. Политическая философия австрийской школы. М. 2008., с.183
[22] Бакунин М.А. Избранные сочинения. т.4. Петербург. 1920., с.238-239
[23] Кропоткин П.А. Хлеб и воля. Современная наука и анархия. М.1990., с.40
[24] напр. Федоров А.Ю. Социальная справедливость и собственность. Вступление к кн. Прудон П.Ж. Что такое собственность. М. 2011., цит. по http://urss.ru/cgi-bin/db.pl?lang=Ru&blang=ru&page=Book&id=118828 
[25] № 288. Чего добиваются анархисты-коммунисты // Анархисты. Документы и материалы. т.2. 1917-1935 гг. М. 1999 
[26] Концепция либертарного коммунизма // http://aitrus.narod.ru/zaragosprogram.htm 
[27] Васильев Л.С. История Востока. т.1. М. 1994., с.68
[28] Прудон П.-Ж. Что такое собственность? М. 1998., с.196-197
[29] Там же, с.200
[30] Бакунин М. А. Государственность и анархия. Прибавление А // http://spb-anarchists.anho.org/bakunin.htm 
[31] Шубин А.В. Социализм. «Золотой век» теории. М. 2007., с.488
[32] Кэллахан Д. Рыночные анархисты и анархо-социалисты: можем ли быть вместе? // http://democratia2.ru/group/19ae83b2-873a-4e67-b347-44f1a629cde9/content
[33] Боровой А. Анархизм. М. 2007., с.163
[34] Волин В. Неизвестная революция. М. 2005., с.270
[35] Атабекян А.М. Перелом в анархистском учении. М. Почин, 1918 // http://oldcancer.narod.ru/Atabekian/B/06.htm
[36] Нестор Иванович Махно. Воспоминания, документы и материалы. К. 1991., с.159