И, возможно, первое желание превалировало. Зная о недостатке продовольствия в охотском крае и на Камчатке, он вез с собой большое количество провианта для обмена на меха. Личный багаж Беринга выехал из Якутска на 35 лошадях! В период второй экспедиции, в рапорте Сибирского приказа говорилось: «не худо б де жену ево (Беринга – В.А.) едущую в Москву, по обычаям сибирским, осмотреть, чтобы явны были их пожити».
В то же время груз забот, возложенный на Беринга и раздавивший бы любого другого, командор стойко нес почти двадцать лет! Он искренне радел за экспедицию и, измученный постоянными подстегиваниями Сената, отвечал: «По чистой моей совести доношу, что уж как мне больше того старанья, не знаю!».
Довольно противоречивой фигурой был помощник Беринга – Мартин Шпанберг, в характере которого ярко отразились честолюбие и жестокость эпохи. Варварски-жестокий и алчный, он презирал русских и не удосуживался даже выучить язык подчиненных. В обеих экспедициях он отличился особыми зверствами: жестоко подавил бунт на р. Юдоме в 1726 г., во второй экспедиции ходил с огромной собакой и травил ей недовольных, забил и оставил умирать в Охотске солдата.
Стяжательство Шпанберга не имело границ. Он гнал для обмена на меха самогон, а китайский опиум «у жены его девки… неслыханно дорогой ценой покупали». В конце экспедиции, при аресте Шпанберга, у него были конфискованы табуны лошадей и большое количество мануфактуры. Но именно напор и исполнительность Шпанберга предотвратили срыв похода, когда из=за лавины непредвиденных трудностей, апатии провинциальных властей и сложных переходов, офицеры экспедиции пребывали в растерянности. А в 1739 г. он открыл для русских путь в Японию.
Совершенно иным был Алексей Чириков. Опытный и решительный моряк, хороший организатор, он осуществил труднейшее предприятие – перевозку экспедиционных грузов в Охотск в 1737 – 1739 гг., полутора сутками раньше Беринга достиг американских берегов. В период склок и доносительства только его имя осталось незапятнанным.
С самого начала первой экспедиции у Беринга сложились натянутые отношения с сибирскими властями. Смена власти в столице, борьба «диадохов» Петра заставляли провинциальные канцелярии занимать выжидательную позицию, либо вовсе игнорировать указы о содействии экспедиции. С другой стороны, можно было понять и сибиряков. Край был мало освоен, а экспедиция своими непомерными запросами выжимала из него последние соки. Вместе с тем, канцелярии не упускали возможности нажиться на туземцах, с которыми они были обязаны расплачиваться за перевозку грузов экспедиции. Чиновники регулярно недоплачивали, что вызывало массовое бегство с работ сибирских служителей и якутов.
Наиболее трудный участок пути между Горбейским зимовьем и Охотском, через пустые голодные замли и Становой хребет, стоил жизни многим туземцам и участникам экспедиции. За неимением собак и лошадей нарты тащили на себе люди. Оголодавшая, обессиленная команда шпанберга, оставляя в дороге часть грузов, бросала с ними «для охраны» больных. Отчаявшись дождаться помощи из Охотска, несчастные своими силами пытались добраться до порта и замерзали в пути.
Зимой 1726-27 годов Беринг посылает из Охотска за брошенными грузами Шпанберга с командой и с ними 95 сибирских служителей и тунгусов. Последние не являлись членами экспедиции и получали минимальный паек, обмундирование им вовсе не полагалось. В лохмотьях, с обмотанными тряпками ногами (подошвы сапог и кожаные штаны они съели еще на пути в Охотск), служители шли в лютые морозы, впрягшись в нарты. Через несколько дней пути Шпанберг оставил на дороге 14 наиболее слабых, приказав им догонять остальных по мере сил.
Шли партиями, и последующие находили замерзшие трупы шедших впереди товарищей. Поэтому закономерна смута, вспыхнувшая в партии капрала Анашкина, которая последней из отряда Шпанберга везла грузы от Юдомского креста. Вооружась топорами, ножами и оглоблями нарт, 12 служителей, с угрозой перебить всех людей Анашкина, бросили грузы и ушли в Якутск. А вытребованная Берингом новая партия перевозчиков, дойдя до Алдана, разбежалась.
Переправившись на Камчатку, экспедиция продолжила разорение камчадалов. Туземцы должны были отработать транспортную повинность и, подобно якутам, впрягались в нарты и везли грузы из Большерецка в Нижнекамчатск. Работы по экспедиции оторвали камчадалов от зимнего промысла, что влекло за собой неминуемый голод. И, хотя Беринг формально освободил перевозчиков от ясака, комиссары продолжали их грабить. Лишь только 1-я Камчатская экспедиция покинула полуостров, в июне 1731 г. там вспыхнуло восстание. Русских вырезали по всем камчатским острогам. Целый год понадобился карательной экспедиции Эверстова, чтобы подавить мятеж малочисленного населения полуострова. Камчадалы не сдавались и сжигали себя в острогах.
К началу 2-й Камчатской экспедиции в Сибири мало что изменилось. Почти все предложения Беринга и Чирикова по обустройству Охотского края остались нереализованными. Кроме того, начальником края был поставлен ссыльный обер-прокурор Скорняков-Писарев, принесший немало вреда экспедиции.
Вторая экспедиция разрослась до таких размеров, что привела в движение всю Сибирь и окончательно разорила многие туземные племена. Кроме поиска Америки, в ее задачи входило исследование побережья Ледовитого океана от Таймыра до Чукотки (!), а также открытие пути в Японию. Экспедицию планировали завершить в 1739 г., но саботаж местных властей и посылка отрядов к Ледовитому океану задержали Беринга в Якутске на 3 года, что вызвало крайнее недовольство Адмиралтейств-коллегии. Кроме того, атмосфера «бироновщины» с ее вездесущим «слово и дело», изматывала экспедицию.
Все офицеры перессорились между собой, завалили доносами Сибирский приказ и Сенат. Провинциальные власти жаловались на лихоимства и беззакония, творимые экспедицией. Штурман М. Плаутин в своем доносе обвинял Беринга в медлительности и государственных убытках. Беринг взял штурмана под стражу. А адмиралтейств-коллегия ничего лучшего не придумала, как поручить разбирательство берингова дела его подчиненному Чирикову, что, естественно, еще больше подрывало авторитет командора.
Эпидемия доносительства захлестнула и всю Сибирь. Ссыльные и служители стремились с помощью доносов отделаться от губительной повинности. О массовости доносительства говорит сумма, истраченная на доставку обвиняемых, доносчиков и конвоя на допросы в Иркутск и Якутск. За период 1735-39 гг. она составила 14589 руб. Если учесть, что «поверстные» составляли 1 коп. на версту, цифра кажется невероятной.
Все это происходило на фоне невероятных лишений, испытываемых экспедицией. В конце 1734 г. Шпанберг снова повез грузы на Юдомский крест, но его команда застряла в 30 верстах от зимовья и пришлось снаряжать для их спасенья новые команды.
В рапорте Беринга в Адмиралтейств-коллегию говорилось, что мичман Шелтинг со служителями перевозил на себе провиант от Юдомского креста до Уракского плотбища. Дорога вовремя не расчищенная, представляла собой буреломы и заболоченную тундру, где не было гатей. Вьючные лошади часто гибли. Но даже их можно было использовать лишь короткое время, пока был корм, то есть от июля до сентября. Остальное время все везли на себе.
Боцман Савельев, заготавливавший лес для строительства пакетботов на реке Кухтуй, рапортовал, что провизия кончилась и его люди уже 4 дня питаются одной травой. На таком пределе возможностей экспедиция работала постоянно. Кроме того, на нее возлагались порой невероятные задачи. Из отчета Беринга явствует, что для удобства перевозки грузов предполагалось поручить экспедиции прорыть «перекоп» между реками Юдомой и Ураком длиной в 40 верст через болота, тундру, буреломы и горы Станового хребта.
Беринг прибыл в Охотск лишь в сентябре 1737 г. Там уже шла настоящая война за главенство над краем между Скорняковым-Писаревым и Шпанбергом, который находился там, чтобы подготовить магазины, жилье и провиант для экспедиции. Скорняков-Писарев, попав в ссылку, запил, стал ярым доносчиком, образовал в Охотске гарем из казацких девок и вдов. Приезд Беринга не охладил накала страстей. Временно покинувший Охотск Скорняков-Писарев вылавливал членов экспедиции, пытал, держал в кандалах. Беринг с боем их вызволял. Параллельно Писарев строчил невероятное количество доносов по самым разным поводам: на штурмана Минина, что тот медлил с присягой новому правительству; на Шпанберга, что тот ходил не до Японии, а лишь до Кореи и т.д. Беринг просил Шпанберга прислать ему пуд свечей, чтобы ночами разбирать дела. Подобной нервотрепки не выдержал даже стойкий Чириков. В письме к главе Адмиралтейств-коллегии графу Головину он просит вернуть его из экспедиции, жалуется на «злобство» Беринга и характерно подписывается: «всепоследний раб Алексей Чириков».
Но несмотря на все препятствия, экспедиция состоялась. И поистине велик подвиг этих оборванных, голодных, доведенных до отчаяния людей, которые все же вышли в суровый океан на утлых судах, каждое из которых было вдвое меньше колумбовской «Санта-Марии». И это после того, как экспедиция была на грани краха и рапорт Беринга предупреждал, что если летом не придет провиант из Якутска, «придется на следующем году всех людей распустить, ибо мы уже перевозить провиант на себе не можем»!
назад
Создан:
01 Августа 1991
Опубликован:
01 Августа 1991
Раздел:
до анархизма -
исторические
Витус Беринг, Алексей Чириков и Мартин Шпанберг – с этими именами связано все или почти все в двух камчатских экспедициях, «умноживших славу» России. История плаваний бота «Святой Гавриил» и пакетботов «Святой Петр» и «Святой Павел» хорошо известна, однако вопрос о ходе подготовки к ним оставался в тени.
Витус Беринг покинул столицу через неделю после смерти Петра І. За плечами уже была долгая служба на русском флоте и репутация исполнительного, но крайне осторожного офицера. Не блистая особыми талантами, но и не будучи выскочкой, Беринг не смог разбогатеть в России, о чем в конце жизни писал графу Остерману, жалуясь на нищету и кочевую жизнь. Главной причиной, толкнувшей Беринга на участие в экспедиции, было желание обеспечить свою семью и дослужиться до чина контр-адмирала.И, возможно, первое желание превалировало. Зная о недостатке продовольствия в охотском крае и на Камчатке, он вез с собой большое количество провианта для обмена на меха. Личный багаж Беринга выехал из Якутска на 35 лошадях! В период второй экспедиции, в рапорте Сибирского приказа говорилось: «не худо б де жену ево (Беринга – В.А.) едущую в Москву, по обычаям сибирским, осмотреть, чтобы явны были их пожити».
В то же время груз забот, возложенный на Беринга и раздавивший бы любого другого, командор стойко нес почти двадцать лет! Он искренне радел за экспедицию и, измученный постоянными подстегиваниями Сената, отвечал: «По чистой моей совести доношу, что уж как мне больше того старанья, не знаю!».
Довольно противоречивой фигурой был помощник Беринга – Мартин Шпанберг, в характере которого ярко отразились честолюбие и жестокость эпохи. Варварски-жестокий и алчный, он презирал русских и не удосуживался даже выучить язык подчиненных. В обеих экспедициях он отличился особыми зверствами: жестоко подавил бунт на р. Юдоме в 1726 г., во второй экспедиции ходил с огромной собакой и травил ей недовольных, забил и оставил умирать в Охотске солдата.
Стяжательство Шпанберга не имело границ. Он гнал для обмена на меха самогон, а китайский опиум «у жены его девки… неслыханно дорогой ценой покупали». В конце экспедиции, при аресте Шпанберга, у него были конфискованы табуны лошадей и большое количество мануфактуры. Но именно напор и исполнительность Шпанберга предотвратили срыв похода, когда из=за лавины непредвиденных трудностей, апатии провинциальных властей и сложных переходов, офицеры экспедиции пребывали в растерянности. А в 1739 г. он открыл для русских путь в Японию.
Совершенно иным был Алексей Чириков. Опытный и решительный моряк, хороший организатор, он осуществил труднейшее предприятие – перевозку экспедиционных грузов в Охотск в 1737 – 1739 гг., полутора сутками раньше Беринга достиг американских берегов. В период склок и доносительства только его имя осталось незапятнанным.
С самого начала первой экспедиции у Беринга сложились натянутые отношения с сибирскими властями. Смена власти в столице, борьба «диадохов» Петра заставляли провинциальные канцелярии занимать выжидательную позицию, либо вовсе игнорировать указы о содействии экспедиции. С другой стороны, можно было понять и сибиряков. Край был мало освоен, а экспедиция своими непомерными запросами выжимала из него последние соки. Вместе с тем, канцелярии не упускали возможности нажиться на туземцах, с которыми они были обязаны расплачиваться за перевозку грузов экспедиции. Чиновники регулярно недоплачивали, что вызывало массовое бегство с работ сибирских служителей и якутов.
Наиболее трудный участок пути между Горбейским зимовьем и Охотском, через пустые голодные замли и Становой хребет, стоил жизни многим туземцам и участникам экспедиции. За неимением собак и лошадей нарты тащили на себе люди. Оголодавшая, обессиленная команда шпанберга, оставляя в дороге часть грузов, бросала с ними «для охраны» больных. Отчаявшись дождаться помощи из Охотска, несчастные своими силами пытались добраться до порта и замерзали в пути.
Зимой 1726-27 годов Беринг посылает из Охотска за брошенными грузами Шпанберга с командой и с ними 95 сибирских служителей и тунгусов. Последние не являлись членами экспедиции и получали минимальный паек, обмундирование им вовсе не полагалось. В лохмотьях, с обмотанными тряпками ногами (подошвы сапог и кожаные штаны они съели еще на пути в Охотск), служители шли в лютые морозы, впрягшись в нарты. Через несколько дней пути Шпанберг оставил на дороге 14 наиболее слабых, приказав им догонять остальных по мере сил.
Шли партиями, и последующие находили замерзшие трупы шедших впереди товарищей. Поэтому закономерна смута, вспыхнувшая в партии капрала Анашкина, которая последней из отряда Шпанберга везла грузы от Юдомского креста. Вооружась топорами, ножами и оглоблями нарт, 12 служителей, с угрозой перебить всех людей Анашкина, бросили грузы и ушли в Якутск. А вытребованная Берингом новая партия перевозчиков, дойдя до Алдана, разбежалась.
Переправившись на Камчатку, экспедиция продолжила разорение камчадалов. Туземцы должны были отработать транспортную повинность и, подобно якутам, впрягались в нарты и везли грузы из Большерецка в Нижнекамчатск. Работы по экспедиции оторвали камчадалов от зимнего промысла, что влекло за собой неминуемый голод. И, хотя Беринг формально освободил перевозчиков от ясака, комиссары продолжали их грабить. Лишь только 1-я Камчатская экспедиция покинула полуостров, в июне 1731 г. там вспыхнуло восстание. Русских вырезали по всем камчатским острогам. Целый год понадобился карательной экспедиции Эверстова, чтобы подавить мятеж малочисленного населения полуострова. Камчадалы не сдавались и сжигали себя в острогах.
К началу 2-й Камчатской экспедиции в Сибири мало что изменилось. Почти все предложения Беринга и Чирикова по обустройству Охотского края остались нереализованными. Кроме того, начальником края был поставлен ссыльный обер-прокурор Скорняков-Писарев, принесший немало вреда экспедиции.
Вторая экспедиция разрослась до таких размеров, что привела в движение всю Сибирь и окончательно разорила многие туземные племена. Кроме поиска Америки, в ее задачи входило исследование побережья Ледовитого океана от Таймыра до Чукотки (!), а также открытие пути в Японию. Экспедицию планировали завершить в 1739 г., но саботаж местных властей и посылка отрядов к Ледовитому океану задержали Беринга в Якутске на 3 года, что вызвало крайнее недовольство Адмиралтейств-коллегии. Кроме того, атмосфера «бироновщины» с ее вездесущим «слово и дело», изматывала экспедицию.
Все офицеры перессорились между собой, завалили доносами Сибирский приказ и Сенат. Провинциальные власти жаловались на лихоимства и беззакония, творимые экспедицией. Штурман М. Плаутин в своем доносе обвинял Беринга в медлительности и государственных убытках. Беринг взял штурмана под стражу. А адмиралтейств-коллегия ничего лучшего не придумала, как поручить разбирательство берингова дела его подчиненному Чирикову, что, естественно, еще больше подрывало авторитет командора.
Эпидемия доносительства захлестнула и всю Сибирь. Ссыльные и служители стремились с помощью доносов отделаться от губительной повинности. О массовости доносительства говорит сумма, истраченная на доставку обвиняемых, доносчиков и конвоя на допросы в Иркутск и Якутск. За период 1735-39 гг. она составила 14589 руб. Если учесть, что «поверстные» составляли 1 коп. на версту, цифра кажется невероятной.
Все это происходило на фоне невероятных лишений, испытываемых экспедицией. В конце 1734 г. Шпанберг снова повез грузы на Юдомский крест, но его команда застряла в 30 верстах от зимовья и пришлось снаряжать для их спасенья новые команды.
В рапорте Беринга в Адмиралтейств-коллегию говорилось, что мичман Шелтинг со служителями перевозил на себе провиант от Юдомского креста до Уракского плотбища. Дорога вовремя не расчищенная, представляла собой буреломы и заболоченную тундру, где не было гатей. Вьючные лошади часто гибли. Но даже их можно было использовать лишь короткое время, пока был корм, то есть от июля до сентября. Остальное время все везли на себе.
Боцман Савельев, заготавливавший лес для строительства пакетботов на реке Кухтуй, рапортовал, что провизия кончилась и его люди уже 4 дня питаются одной травой. На таком пределе возможностей экспедиция работала постоянно. Кроме того, на нее возлагались порой невероятные задачи. Из отчета Беринга явствует, что для удобства перевозки грузов предполагалось поручить экспедиции прорыть «перекоп» между реками Юдомой и Ураком длиной в 40 верст через болота, тундру, буреломы и горы Станового хребта.
Беринг прибыл в Охотск лишь в сентябре 1737 г. Там уже шла настоящая война за главенство над краем между Скорняковым-Писаревым и Шпанбергом, который находился там, чтобы подготовить магазины, жилье и провиант для экспедиции. Скорняков-Писарев, попав в ссылку, запил, стал ярым доносчиком, образовал в Охотске гарем из казацких девок и вдов. Приезд Беринга не охладил накала страстей. Временно покинувший Охотск Скорняков-Писарев вылавливал членов экспедиции, пытал, держал в кандалах. Беринг с боем их вызволял. Параллельно Писарев строчил невероятное количество доносов по самым разным поводам: на штурмана Минина, что тот медлил с присягой новому правительству; на Шпанберга, что тот ходил не до Японии, а лишь до Кореи и т.д. Беринг просил Шпанберга прислать ему пуд свечей, чтобы ночами разбирать дела. Подобной нервотрепки не выдержал даже стойкий Чириков. В письме к главе Адмиралтейств-коллегии графу Головину он просит вернуть его из экспедиции, жалуется на «злобство» Беринга и характерно подписывается: «всепоследний раб Алексей Чириков».
Но несмотря на все препятствия, экспедиция состоялась. И поистине велик подвиг этих оборванных, голодных, доведенных до отчаяния людей, которые все же вышли в суровый океан на утлых судах, каждое из которых было вдвое меньше колумбовской «Санта-Марии». И это после того, как экспедиция была на грани краха и рапорт Беринга предупреждал, что если летом не придет провиант из Якутска, «придется на следующем году всех людей распустить, ибо мы уже перевозить провиант на себе не можем»!
«Гражданское достоинство» № 10, 26.07.–01.08.1991 г.