Интервью порталу Таймер

Социальный технолог, писатель, председатель политисполкома «Союза анархистов Украины» Вячеслав Азаров о выборе на выборах, пользе анархических инъекций, мирных протестах и инициативах.

– Начну немножко издалека. Технология «цветных революций», которая действует одинаково повсюду – от Египта и до Украины, – имеет вполне конкретные цели. Это присоединение той или иной закрытой национальной экономики к глобальному рынку. Для чего? Разумеется, не для того, чтобы мы стали конкурентами странам, которые финансируют «цветные революции». А для приобретения этими странами новых ресурсов, в том числе – дешёвой рабсилы.

 

Наши так называемые евроинтеграторы сразу после победы майдана особо уже не стеснялись и рассказывали о привлечении инвестиций: у нас тут совсем дёшево, мы настолько ограничили трудовые ресурсы в зарплатах и пенсиях, что у нас тут – бесплатный труд. То есть, фактически, невольничий рынок. Этическая сторона этого дела, разумеется, мне не нравится. И, надеюсь, подавляющему большинству украинцев – тоже.

 

Украину целенаправленно демонтировали после развала СССР – превращали в местечковое, провинциальное в глобальном смысле государство. После майдана нас не то чтобы завоевали, но ввели внешнее управление. Приватизируют в интересах определённых западных корпораций наши ресурсы. Фактически, страна развалена этим присоединением к глобальному рынку. Очень упал уровень жизни населения. Экономика мертва. Элиты – компрадорские и ориентированы на Запад в позиции «чего изволите». Разумеется, в таком состоянии огромная страна с многомиллионным населением долго находиться не может.

 

Именно в этом контексте мне видятся предстоящие выборы. Я как анархист не голосую на президентских выборах. Но людям, я думаю, надо сделать выбор. В первую очередь, протестный выбор. Не поддерживать действующую власть и отказаться от того курса, который довёл до тотальной нищеты, развала экономики, отсутствия перспектив. Протестный в чью сторону – тут трудно сказать.

 

Я поддерживал идею выдвижения единого кандидата от Юго–Востока. Разумеется, такой кандидат был бы тоже ставленником крупного капитала – как и все. Но я исходил из того, что у нас в стране два макрорегиона: майданный Северо–Запад и, условно говоря, антимайданный Юго–Восток. И если на выборах соревнуются только кандидаты от майданного лагеря, значит, половина Украины не представлена в политической жизни страны. Для меня как для левого политика это нонсенс.

 

То, что Мураев снял свою кандидатуру не в пользу Бойко, а в пользу Вилкула, у которого намного ниже рейтинг, говорит о каких-то внутренних склоках в пострегиональном лагере. Это всё не большая политика, это несерьёзно и недостойно. Возможно, им поставили какие–то условия извне, я не знаю. Но они разменивают перспективное будущее нашей страны ещё на пятилетку, потому что при едином кандидате от Юго–Востока у действующего президента не было бы никаких шансов пройти во второй тур. Вообще никаких. И тогда был бы большой шанс для кардинальных перемен, потому что, даже если бы во второй тур прошли, условно говоря, Бойко или Вилкул, и, условно говоря, Тимошенко, это был бы серьёзный поворот, серьёзная подвижка от той тупиковой ситуации, в которую зашла страна за период правления Порошенко.

 

– На региональном уровне, на выборах местного самоуправления, когда я выступаю с программой Союза анархистов, когда иду с нашими проектами для одесской громады, тогда – да. Ну нельзя же, чтобы мои ребята голосовали, а я – нет. Это уже снобизм какой–то получается. А так – да, я не голосую на выборах во власть. Потому что, если я как идеолог анархизма в Украине всё время продвигаю идеи самоуправления и демонтажа властной вертикали, то делать какие–то политические шаги в противоположном направлении – это противоречие.

Но вообще, я во всех выборах так или иначе участвовал. Мы давно используем такую технологию: если мы не можем победить на выборах, то мы своей протестной критикой топим кандидатов, которых считаем недостойными.

 

– Если наша партия не проходит в парламент или если мы не берём кресло мэра. Но мы же не можем просто стоять в стороне, мы видим: этот кандидат более достоин, а этот – менее. Достоин – по тем качествам, которые мы считаем самыми перспективными для развития самоуправления, низовой инициативы.

 

– Да, это замечательные идеи. Беда в том, что анархическое движение было разгромлено в первые же годы коммунистической диктатуры, а за десятилетия советской пропаганды анархизм был демонизирован, и простой советский обыватель считал, что анархия – это про хаос и битвы на тачанках. А о том, что это, прежде всего, про самоорганизацию трудящихся масс без властного принуждения, об этом ведь не говорили.

 

Мы в 1999-м собрали учредительный съезд и в 2002-м зарегистрировали «Союз анархистов Украины». В 2000-м году вышел первый номер нашей газеты «Набат», на которую мы подписывали все районные библиотеки по стране. Но даже в процессе создания партии нам пришлось несколько раз отменять съезд, потому что местные активисты слышали: «Да вы что, ребята, за вами завтра придут!» и отказывались участвовать. А сегодня мы живём, условно говоря, во время правой медиаполитической диктатуры, где масс–медиа олигархов формируют общественное сознание. Без адекватных медиа, которые требуют финансового ресурса, победить невозможно.

 

– Нет, не только. Ещё и к вопросу политических договорённостей. Потому что я могу прийти в любую телекомпанию с мешком денег, и меня просто пошлют. Ведь хозяева телекомпаний работают на конкретных олигархов, и они не хотят транслировать наши идеи трудового самоуправления.

 

– Можно. Но это подконтрольность Гостелерадио, которое может за что–то прицепиться и просто заблокировать ресурс. Хорошо, что сейчас есть соцсети и, хотя они тоже манипулируют общественным сознанием в интересах капитала, но я в своем «Фейсбуке» могу говорить о народной выгоде. Ведь самое важное – донести до широких масс, что самоорганизация и низовое самоуправление – это выгодные проекты.

Нашу страну не поднимут ни западные кредиты, ни план Маршалла, который нам просто не дадут, потому что мы – пограничье. Сюда всунь кучу денег, а потом вдруг возобладают протестные настроения у населения, и придёт Россия. Но и Россия особенно отстраивать здесь ничего не будет. Чтобы потом эти объекты снова не захватил коллективный Запад. Восстанавливать свою страну должны мы. Сами. А для этого нужен энтузиазм и подъём широких масс населения, и это можно внедрять на определённых принципах и стимулах.

 

– Это те принципы, которые не сможет внедрить никакая олигархическая, националистическая или любая другая идеология, которая рассчитана на ненависть, противостояние и контроль сверху. Их может поднять только эгалитарная левая идеология – в классическом, домарксистском смысле. То есть, широкое участие в процессе принятия решений, когда политический класс постепенно распространяется на более широкие слои общества. Это и есть развитие самоуправления, когда каждый принимает решение относительно своей жизни.

 

– На определённых этапах развития общества ему полезны инъекции анархии. Потому что они будят массовую инициативу.

 

– Повторюсь, что самоуправление должно быть выгодно людям. Потому что если оно невыгодно, никто не пойдёт после тяжёлой работы отнимать своеё время у семьи и ещё час-два заниматься самоуправлением. Вот если человек видит выгоду от этого дела – финансовую, моральную или любую другую – тогда он тратит на это время. Для поиска таких выгод существуют социальные технологии. Я склонен думать, что являюсь неплохим социальным технологом, у меня было много наработок.

 

В практическом плане самое яркое, что у нас получилось, это когда на сломе власти в начале 2014-го мы учредили и запустили домовую самоохрану. В городе было около тридцати ячеек домовой самоохраны. Люди сами ходили и следили за порядком в своих кварталах. Особенно в районе Молдаванки хорошо было накатано.

 

В чём технологии? Если два–три крепких мужика по вечерам ходят по Молдаванке, слух об этом уже отгоняет от кварталов мелкое хулиганье. Если ходят с собакой – тем более. Вот они походили, об этом пошёл слух, к ним присоединились другие. В чём стимул? Да ведь каждому взрослому мужику в какое–то время хочется определённых героических поступков. А здесь он минимальные усилия прилагает, но может об этом долго рассказывать: «У меня тут дети растут! Я свой дом охраняю!».

 

Приятно быть правильным, особенно, когда к этому не прилагаешь титанических усилий. Вот это и есть мелкая технология пошаговых действий. А потом люди стали импровизировать. Вот они домовой самоохраной проходят мимо ночного ларька и говорят: «Давайте обменяемся телефонами, если вдруг что, вы нам звоните, мы тут же подойдём». Или то же с автостоянкой. На фоне криминала и бездействия полиции это отлично работало. И движение росло лавинообразно. На посёлке Котовского у нас уже пошло к тому, что люди сами начали озеленять территорию. А наш наряд в районе Кирхи спас однажды из сугробов полузамёрзшего музыканта Стаса Подлипского.

 

– Потребительские кооперативы. То, что я пытался продвинуть, но мэрия Труханова не поддержала. Условно говоря, мы опять говорили о выгоде для населения. Тяжёлое время, маленькие зарплаты, дорогие продукты, желание экономить семейный бюджет – всё это волнует многих людей сегодня. Что мы предлагали? Проект для малообеспеченных семей. Надеялись, что на Думской площади поймут, что надо людям помогать.

 

Потребительский кооператив – это когда собираются заинтересованные люди, жители квартала или многоэтажного дома, скидываются деньгами, нанимают машину и, в обход розничной сети, едут на оптовый склад или в фермерское хозяйство и привозят оттуда картошку, условно говоря. Потом все, кто скинулись, получают картошку и реальную экономию. Эта модель была опробована и отлично отработана в начале 2010-х в Ильичёвске нашими товарищами, сочувствующими идеям анархизма.

 

В Одессе мы сделали такой уже масштабный проект в 2017-м и вели переговоры с мэрией, подали проект на общественный бюджет. Почему он требовал финансирования? Потому что сейчас нужен стартер: люди во всем разуверены. Вот мы с тобой друзья, но ты у меня просишь деньги – на что это? Я нигде не видел, чтобы что–то подобное работало. Я начинаю тебя в чём–то подозревать… Поэтому нужна была команда, которая бы всё это запустила. Собрала желающих, закупила на свои деньги, показала, как работает. А потом люди стали бы повторять сами, постепенно.

 

Также нужна была реклама такого проекта. Мы даже придумали реалити–шоу, захватывающее, интересное, в чём–то трагичное, где–то комичное: вот как люди живут без кооператива плохо, а вот с кооперативом – уже лучше. Это можно было раскрутить с выгодой для всех. Но – насколько я понимаю – мэрия боялась поругаться с оптово–розничными сетями. И мы на этом серьёзно побили горшки с Трухановым и его командой. Потому что после того, как в 2014-м мы своими критическими акциями помогли свалить Гурвица, то считали, что имеем право на определённые социальные проекты, которые внедрит город.

 

– Они прицепились к тому, что в проекте установлены зарплаты сотрудникам команды. А как вы хотите – чтоб мы занимались этим месяцами бесплатно? Или картошку воровали? Ну детский сад! Я думаю, что они просто не хотели ссориться с продовольственным бизнесом. Может, их испугал размах проекта. Мы же собирались постепенно охватить все районы города. Это ж какое количество людей перестало бы ходить за базовыми продуктами на рынки и в супермаркеты!

 

– Вообще, было много фактов коррупции, против которых мы выступали. Мы одними из первых выходили на защиту парков – начинали с 2005-го года. Мы блокировали фирму «Миханики Украина» на Греческой площади. При Костусеве в Одессе начался дерибан санаториев. Одесситами был создан Генпротест, куда мы влились. К попытке повторного возвращения Гурвица в кресло мэра в 2014-м у нас был огромный опыт уличной борьбы, масса компромата против него и хорошая аналитическая команда.

 

Я как кандидат в мэры построил свою кампанию на разоблачении Гурвица с помощью митингов и передач на телеканалах. У человека был определённый рейтинг, он его пытался перед выборами растить обещаниями. А мы показывали, как в его первую каденцию набирались кредиты, а потом в обмен отдавалась недвижимость города, какая коррупция была, как пытались застроить приморские парки. То есть, мы считали, что этот человек не может быть мэром Одессы ещё раз, и мы опускали его рейтинг.

 

На волне националистических настроений и победы майдана у Гурвица тут были достаточно большие шансы. А Труханов был экс-регионалом, и у него было положение шаткое. И вот совпала такая ситуация, что мы вместе не пускаем общего врага Гурвица вернуться в Одессу. Поэтому я считал, что это само собой разумеется: раз мы боремся с одним злом, не как партнеры, но как союзники, то потом, если мы, анархисты, предлагаем социальный проект для города, как–то можно его поддержать. Но никто не пошёл даже на переговоры.

 

 

– Конечно. Если у нас есть с какими–то хозяевами СМИ общий враг, то мы идём и договариваемся: ребята, мы выступаем с протестом, а вы это транслируете. Потому что основная борьба всё равно происходит в медиа–пространстве. Мы вышли под мэрию – ну и что? Там нас десять туристов увидело и несколько прохожих одесситов. А по экрану видели все. Кроме того, в 2014-м я баллотировался в мэры, потому что один из главных способов пропаганды – это участие в выборах. Тогда всеобщее внимание привлечено, и можно что–то изменить в головах у людей, привлечь их к нашим идеям.

 

– Ну, я же реалист. То есть, мэром стану. Со временем. Популяризацией наших идей и подключением широких масс населения к самоуправлению – да, я неизбежно когда–нибудь стану мэром.

 

– Решение горсовета о сдаче в аренду участка земли под заводом шампанских вин – это продолжение порочной практики уничтожения курортной зоны Одессы. Я ещё помню тенистый оазис Аркадии, который сегодня превратился в каменные джунгли спального района. Туда даже заезжать противно.

 

До майдана одесская общественность разных политических взглядов в рамках Генпротеста противостояла варварской застройке приморских парков и исторического центра. Это была массовая сила, с которой мэрии приходилось считаться. Переворот расколол одесское общество, одна часть активистов участвовала в травле и подавлении другой, несогласной с новым режимом.

 

После трагедии 2 мая и постоянных нападений радикальных националистов на социальные митинги воссоединение протестного движения стало в принципе невозможным. В Одессе выйти на одну акцию с ультраправыми – это всё равно, что пойти сжигать Дом профсоюзов. Ни один уважающий себя одессит до такого не опустится.

 

А так как у нас один из самых оппозиционных к майданному режиму городов Украины, мэрия прекрасно понимает, что прорежимные активисты, которые вышли под сессию на протест, составляют ничтожное меньшинство одесситов. Поэтому местная власть не боится за свой рейтинг и распродает курортные земли.

 

– Трухановские, конечно, меньшее зло. Но я не хочу классифицировать сорта …, я хочу делать так, как выгодно и интересно большинству одесситов. Сейчас что страну, что город некому поднимать, кроме простых работяг. Поэтому их надо приучить к самостоятельности и привить им вкус к созидательной инициативе. Мирная инициатива по обустройству нашего общего дома – это хорошо, потому что она даёт финансовую выгоду, моральное удовлетворение и соучастие в общественной жизни. Вот это настоящий конструктивный протест тому погрому и разорению, которые принесла нашей стране нынешняя власть!

 

– С одной стороны, если по логике размышлять: с действующей властью у одесской мэрии все договорено, с этим президентом у них уже всё налажено, они будут помогать ему на выборах, и личное присутствие главного куратора мэрской команды не нужно. Но вот если сменяется власть – тогда нужно, тогда же надо передоговариваться с другими людьми. У нас же первые лица города, они как приезжают в Киев, так идут и к президенту, и к Тимошенко, и к Медведчуку заходят. В разные корзиночки яйца складывают. Одесский подход. То есть, держат руку на пульсе. Мэрия – это коммерческое предприятие, и им нужно удержать свой бизнес.

 

Есть версия, что Труханов потерял доверие в Киеве, поэтому главному куратору пришлось приезжать и подтверждать. Но самую смешную версию я услышал от своих старых друзей по Молдаванке, которые родом из «лихих 90-х». Они говорят: «Что ты вообще фантазируешь? Старый одесский еврей – ну что ему делать в Лондоне? Ему там скучно. Он сюда приезжает с пацанами отдохнуть, у него ностальгия».

 

– Полная ликвидация власти и собственности – это конечный идеал, ну, как нирвана, до которого долгий путь. В нашей программе эволюционного анархизма на первом этапе мы сначала боремся с жёсткой вертикалью власти и крупным капиталом. Чем жёстче властная вертикаль, тем скорее она переходит в тоталитарное государство, где какой–то правящий клан лезет во все вопросы жизни остальных граждан. Так он монополизирует и собственность. А другой полюс – это анархия, где никто никуда не лезет, и никто никому не мешает. То есть наша программа стремится к более справедливому распределению власти и собственности. Прудон, отец анархии, начинал с рыночных социалистов. Это созвучно духу нашего города – самостоятельных и предприимчивых людей.

 

Кстати, именно поэтому Одесса является историческим центром зарождения анархизма в Российской империи с начала ХХ века. И в книге «Анархия на Юге», что я сейчас заканчиваю, как раз и показано: сто лет назад стихийный анархизм здесь широко развивался, он был массовым и выходил далеко за рамки анархического движения. Массы практиковали низовое самоуправление безо всяких указок власти. Тут такое творилось: всюду возникали артели, кооперативы, общественные организации, профсоюзы вплоть до экзотических вроде профсоюзов приказчиков или профсоюзов кучеров, все люди в чём–то участвовали, какие–то инициативы бесконечно рождались, всё общество бурлило!

Кстати, и анархизм всемирно известного махновского движения имеет корни в Одессе. Основатель первой Гуляйпольской группы анархистов Александр Семенюта здесь служил, связался с анархистами, а потом увёз на родину эти идеи. Я написал в 2011-м году книгу «Старобельское соглашение» — о социально–политическом проекте махновщины, о том, что они хотели построить.

 

Махновщина – это же не только кавалерийские атаки и партизанские рейды. Это, прежде всего, Безвластная трудовая федерация. Самый первый в истории и самый масштабный проект реализации низового самоуправления. В махновском районе можно было агитировать любым партиям, кроме правых. Одно было нельзя – учреждать органы власти. Что хочешь делай: экономические Вольные советы, органы саморганизации, артели, коммуны – только власть над людьми иметь нельзя.

 

– Для широких масс правые идеи элитаризма несимпатичны, особенно после того, как они ожидаемо привели к разорению украинского общества. Кому понравится, что какие–то дяди со стороны будут решать твою судьбу? Человечество вообще постепенно, с рецидивами, но взрослеет. Люди приобретают самостоятельность и вырастают из этой патерналистской и инфантильной позиции «за меня решат, и будет хорошо». Потому что кризисы показывают, что, если за тебя решают, «хорошо» всегда кончается быстро и не в твою пользу. Поэтому наблюдается тенденции, что мир вообще перерастает государственное устройство. С одной стороны, люди пытаются больше участвовать в политике. С другой стороны, государство пытаются выдавить крупные корпорации – заменить его услугами бизнеса. Это разные процессы, но они постепенно ведут к какому-то определённому вытеснению власти из всё большего количества сфер жизни общества. И украинский рецидив — он только подтверждает правило.

 

Поэтому, раз несимпатичны правые идеи для широких масс, значит, правые постепенно приватизируют какие–то левые элементы. И вот это называется уже правым популизмом. Это значит, что правые начинают использовать левую терминологию. Потому что реально, в той системе, которую они строят, они же делать никогда не смогут того, что обещают. Иначе, если они будут придерживаться этих обещаний, значит, они отказываются от своей политической системы. А это не так. В этом смысл популизма.

 

Почему Махно? Во–первых, потому, что от западных кураторов данной власти раздаётся всё больше криков, что это уже просто неприлично – все эти геноцидные герои бандеровские. Они это сами понимают. Сколько раз уже было, когда пытались выкопать какую-то левую струю в повстанческой армии Бандеры. А перед выборами нужно же на ком–то пропиариться. Вот с Махно — это конкретно предвыборный ход. Но он повторяется уже не первый раз.

 

Еще в 2006-м проводили «День независимости с Махно» в Гуляйполе. Этот проект осуществлял первый режим, Ющенко. Он очень быстро обанкротился, но ещё не опирался на штыки, дубинки и уличные группировки, поэтому ему надо было возвращать влияние путём убеждения. Вот тогда и пытались под видом «новой махновщины» провести политическую экспансию на Юго–Восток, который тогда сильно обособился. О! А давайте микшируем Махно с национальной идеей? И в чём–то даже можно было это сделать. Махновщина же разнообразное было движение, можно было что–то подчеркнуть, какие–то позиции соединить.

 

Но в тот раз всё было очень топорно сделано. Приехали на фестиваль националистические группировки с русофобскими и антисемитскими лозунгами. Неудачный проект получился, потому что всё было неискренне: вы же на родине Махно, где этот феномен изучен подробно, и так передёргивать его идеи – это уже невозможно. То есть, что–то можно адаптировать, что–то нет. Тогда это совсем плохо было сделано. Но, конечно, всегда есть шанс сделать это заново.

 

– Когда начнётся какое–то реальное низовое движение самоуправления, которое будет достойно идей Махно. Махно – это ведь не урна с прахом. Это набор политических идей и общественных конструкций. А они его сейчас выставляют символом борьбы с большевиками и даже с русскими. Ну детский сад! Махновцы боролись именно со сторонниками принудительной власти, независимо от национальности.

Короче говоря, в нашем обществе должна произойти какая–то подвижка в сторону самоуправления. Мы попытаемся участвовать в этой подвижке, вносить свои идеи и предложения. Мы готовы со всеми договариваться, чтобы начать процесс трудовой самоорганизации, возбудить к нему интерес и восстановить нашу страну. Мы можем инициировать различные технологии: квартальное самоуправление, потребительские кооперативы, разные органы взаимопомощи. Таких технологий море, их надо лишь адаптировать к украинской действительности.

 

Анархисты никогда не были властью и, дай бог, никогда не будут. Мы – советники, технологи, помощники, инициаторы, стартеры. Мы умеем стартануть процесс, запустить пилот, показать, как это классно работает. Недалёкой является позиция наших властей, которые боятся, что если случится анархия, то у них сразу заберут заводы и фабрики. На самом же деле, развитие низовой инициативы и самоуправления позитивно скажется и на развитии бизнеса, и на росте конкурентоспособности нашей экономики, и в конечном итоге, даже на прибыли крупного капитала.

 

Ситуация для широкого развития социальных технологий складывается либо тогда, когда люди уже высокоморальные, убеждённые и настолько психологически самостоятельны, что они не хотят быть ни под чьим руководством и сами готовы к самоорганизации, либо тогда, когда им так плохо, что без взаимопомощи и самоуправления они просто вымирают. Сейчас мы имеем второй вариант. А потому – перемены неизбежны.

 

 

https://timer-odessa.net/intervyu/nikolay_azarov_razvitie_nizovoy_initsiativi_i_samoupravleniya_pozitivno_skajetsya_i_na_biznese_i_na_ekonomike_938.html