Борьба за махновское наследие

На днях товарищи прислали мне фото очередного шедевра патриотического агитпропа – шеврона, значков и ордена Нестора Махно, которые изготовили украинские ультраправые. Надо сказать, что вялотекущие попытки присвоения Махно националистическим лагерем не прекращаются очень давно. Но здесь налицо открытая фальсификация – значки с барельефом великого украинского анархиста на фоне государственного и бандеровского двуколоров с надписью «Юний махновець». Что и побудило меня дать эту развернутую отповедь.

Первая компания по приватизации махновщины националистами началась в период «оранжевых» демонстраций 2004 года и последующего за ним правления Ющенко. Организаторы первого майдана пытались сравнивать свои политтехнологические мероприятия с народной вольницей Гуляйполя, а патриотические грантоеды во главе Олесем Донием активно призывали «посмертно украинизировать» Махно. Они не скрывали, что присвоение махновского наследия необходимо с целью продвижения националистической идеологии на территориях враждебного к бандеровскому движению Юго-Востока. Пиком этой кампании стала торжественная установка памятника Батьке в Гуляйполе, которая была организована тогдашним министром МВД Юрием Луценко при финансовой поддержке известного запорожского олигарха. Памятник, безусловно, хороший – но то, что за ним стоял полицейский министр, обронивший тогда фразу: «если хотите, называйте меня расистом!», придавало происходящему характер абсурда.

Мы воочию увидели эту политическую приватизацию на примере фестиваля «День Независимости с Махно», который несколько лет подряд проходил в Гуляйполе под патронажем все того же Луценко. Над концертной площадкой развевались бандеровские флаги, со сцены звучали антисемитские и ксенофобские лозунги, организаторы запрещали исполнять русскоязычные песни и вообще выступать со сцены на русском – родном языке абсолютного большинства гуляйпольцев. На сайте фестиваля красовался баннер «УНСО-Киев», а сами унсовцы напали на одного из участников за песню из репертуара группы ДДТ. На футболках фестивалившей публики красовался слоган «Дякую, Боже, що я не москаль!» или ультраправая символика. Неангажированные гости Махно-феста отмечали засилье националистов и реакционной риторики – достаточно сказать, что в нем поучаствовал культовый одесский нацист Максим Чайка. И все это полностью противоречило идеям и взглядам выдающегося украинского анархиста.

Наш Союз анархистов раздавал на Махно-фесте специальные листовки, протестуя против дискредитации образа Батьки. При поддержке РКАС им. Махно мы приняли несколько заявлений, разоблачая намерения ультраправых. В те годы я опубликовал обстоятельную работу «Моя махновщина», разоблачавшую попытки поставить образ Махно на службу постмайданному государству. В ней я рассказывал о принципиальном интернационализме и классовом характере махновского движения, где вместе сражались украинцы, русские, евреи, греки, татары, представители других народов – а разжигание межнациональной вражды и попытки погромов карались расстрелом.

 

С падением Ющенко интерес националистов к Махно несколько поутих, а на втором майдане уже полностью доминировал глорифицированный образ Степана Бандеры. С началом Евромайдана мы проявили интерес к киевским акциям, однако ультраправый костяк участников переворота активно подавлял все левые проявления протеста, пока окончательно не выдавил леваков. На первых демонстрациях присутствовали активисты наших ячеек из Киева, Василькова, Коростеня – но после участившихся нападений свободовцев, ввиду полного доминирования правых, которое стало очевидным уже в конце 2013 года, Политисполком Союза анархистов Украины постановил прекратить участие в акциях. Однако наш коростеньский активист Сергей Кемский не выполнил это решение, попав в список «Небесной сотни».

Как известно, сразу после переворота режим Порошенко взял курс на полное подавление левого движения в Украине. Это было необходимо для зачистки оппозиционного фланга и беспрепятственного проведения неолиберальных реформ – демонтажа социального государства и всестороннего наступления на права наемных работников. Организовывая сфабрикованные дела или действуя руками нацистских уличных банд спецслужбы забили и затравили украинских леваков – за исключением немногочисленных ренегатов, которые перебежали в националистический лагерь, получив прозвище «черно-коричневых».

Были переименованы многие памятные места, связанные с историческими фигурами анархизма – так, еще в 2014 году в Мукачево декоммунизировали улицу Бакунина, переименовав ее в честь участника АТО. А в Мариуполе осквернили, а потом и уничтожили единственный памятник махновскому командиру Кузьме Апатову, простоявший весь советский период. И только в конце правления Порошенко, на волне общего недовольства последствиями антисоциальной политики, в правой среде развернулась новая кампания националистической приватизации образа Махно и его движения.

Между тем, махновщина – это не столько лихие кавалерийские рейды и пулеметные полки на тачанках, сколько практика безвластного самоуправления, проект «Вольного Советского строя», защиту которого и осуществляла Повстармия. В период острого кризиса, вызванного неолиберальными реформами Евромайдана, мы пытались внедрять созидательные практики анархизма – в первую очередь, внедряя практики солидарной взаимопомощи, чтобы помочь украинцам выжить в этот тяжелый период.

В 2016 году мы возродили проект потребительских кооперативов, призванный экономить семейный бюджет его участников. Этот проект был подан на муниципальный конкурс одесского «Общественного бюджета», но предсказуемо проиграл проекту изготовления декоративных решеток, на котором собирались заработать чиновники местной мэрии. Обращаясь к наиболее адекватным представителям власти, мы предлагали внедрить в Одессе комплексную программу социально-экономической самоорганизации малоимущих слоев населения. Но это никого не интересовало – поскольку сама идея неолиберальных реформ антагонистична солидарности и взаимопомощи украинских трудящихся. Ведь самоорганизация наемных работников может обернуться потом против капиталистов.

Однако в 2020 году общественное движение в США отчасти вернуло моду на левый радикализм. На фоне пандемиии коронавируса и высокой смертности среди малоимущего населения Америки во многих городах вспыхнули массовые протесты против полицейского насилия, детонатором которых послужило убийство афроамериканца Джорджа Флойда. В свою очередь, в политической борьбе с правыми консерваторами – республиканцами Трампа Демократическая партия во главе с Байденом ситуативно поддерживала антирасистские протесты, которые во многих случаях имели социальный характер – с требованиями равного доступа к медицине, образованию, трудоустройству.

Авангардом американских протестов стали анархисты и антифашисты, вступавшие в стычки с полицией, громившие дорогие бутики, создававшие автономные зоны – прямой отсыл к прошлым практикам безвластного самоуправления. Причем, из бунта социальных низов эти протесты постепенно превратились в моду на социальную революцию. В Нью-Йорке полиция задержала группу молодежи из богатых семей, учащихся престижных колледжей, которые приняли активное участие в беспорядках. А затем эти протесты перекинулись на Европу, где выступления «Black Lives Matter» прошли в Британии, Франции, Германии, других странах, дополняя стартовавшую ранее кампанию «Желтых жилетов». Налицо рождение нового глобального движения, которое с неизбежностью создает новые тренды.

С другой стороны, в Евросоюзе снижается толерантность к предрассудкам нацистского и расистского толка, что приводит к судебным процессам над ультраправыми группировками. И даже в Украине, которая превратилась после Евромайдана в глобальную Мекку для ультраправых, начался процесс выдачи американского нациста-добробатовца Крейга Лэнга – за двойное убийство на территории США – хотя это решение пока что втихую саботируется националистическими чиновниками. Все эти приметы времени побуждают некоторых «активистов» к дальновидным попыткам перекраситься из бандеровцев в махновцев. Многие из них хорошо заработали на правом перевороте, указывая в налоговых декларациях миллионы наличных денег – и теперь пытаются сменить скандальный нацистский имидж, спрятавшись за махновским образом «верных сынов трудового народа».

 

Конечно, мы понимаем, что тоталитарная пропаганда и потакание националистам со стороны полицейского государства влияли на политический выбор молодого поколения украинцев. Поэтому мы вполне готовы дать ошибавшимся людям второй шанс – принять их в ряды анархистов, подлинных наследников Нестора Махно. Ведь были случаи, когда в махновскую армию вливались бывшие петлюровские отряды – хотя обратные случаи неизвестны, как не был известен ни один действующий анархист в армии УНР. Но это касается лишь тех, кто не замешан в тяжких преступлениях и действительно готов поменять свои взгляды, принимая махновскую идеологию взамен ультраправых мифов.

А эти мифы продолжают навязывать через пропагандистские СМИ – в рамках кампании подмены понятий и фальсификации истории Украины. Махновщина и анархизм подаются националистическими приватизаторами как борьба с пришлыми «москалями», что грубо противоречит идеям интернационального по своему составу движения Нестора Ивановича Махно. Спекулируя на соперничестве махновцев с Советской властью, нынешние праворадикалы намеренно игнорируют главный момент – то, что конфликт анархистов с большевиками происходил в рамках леворадикального лагеря, представляя собой конфликт двух советских систем. В то время как союз с правыми буржуазными партиями был для махновцев в принципе невозможным.

В истории махновщины был вынужденный и исключительно военный союз с армией Украинской народной республики – в сентябре 1919 года, когда махновцы отступали под натиском белогвардейцев на запад. Однако он продержался менее месяца, и закончился тем, что петлюровский штаб начал переговоры с деникинцами о сдаче махновцев – а контрразведка Батьки пыталась ликвидировать за это предательство атамана Петлюру. Надо учитывать, что поначалу махновцы плохо представляли себе взгляды Петлюры, принимая его за социал-демократа, союзника левых партий УСДРП и УПСР, которые атаман впоследствии подавил на пути к установлению личной власти. Да и сама УНР этого периода никак не может сравниться с ультраправыми сторонниками Бандеры, которые охраняют сегодня украинский компрадорский режим.

В проекте перекраски бандеровцев под махновцев используются самые примитивные приемы. Например, в последнее время появилась мода изображать Махно на фоне красно-черных знамен анархистов-синдикалистов, отличающихся от флагов УПА лишь тем, что у синдикалистов цвета расположены по диагонали. Налицо попытка визуального объединить между собой символику бандеровского и махновского движения, несмотря на принципиальную несовместимость и враждебность их идеологических взглядов. Однако в Революционной повстанческой армии анархистов Украины были исключительно черные знамена с белыми надписями – причем, о, ужас, обычно на русском языке – а сам Махно был по своим воззрениям не синдикалистом, а анархо-коммунистом. Хотя, впрочем, анархо-синдикалистские взгляды тоже не имеют ничего общего с фашистской идеологией ультраправой ОУН.

Однако у всей этой грязной борьбы за махновское наследие имеется свой положительный эффект. Образ Махно остается на слуху, постоянно будоражит информационное пространство, циркулирует внутри украинского общества. И любой заинтересовавшийся гражданин сможет отыскать огромный багаж документов и мемуаров, оставленных украинскими повстанцами-анархистами. Вникнув в их смысл, он обязательно разберется в целях и задачах махновщины – интернационального классового движения трудящихся Юго-Восточной Украины, борцов за Вольные Советы и трудовое самоуправление, против ига всякой власти и капитала.