Миссия анархизма

Создан:  20 Декабря 2004      Опубликован:  20 Декабря 2004
Раздел:  постижение анархии - теория

Осмысление анархии 
Итак, основные предпосылки возрождения анархизма в Украине – это неспособность власти на реальное повышение уровня жизни и вхождение нашей страны в пространство «авторитарной» глобализации. Главный вопрос, возникающий в контексте данной перспективы, - возможно ли направить этот неизбежный анархизм в конструктивное русло? Неискушенный в анархической теории гражданин сразу задастся другим вопросом, - а возможна ли в принципе конструктивная функция анархизма? Я отвечаю – да!

Анархизм – это, в первую очередь, не практика движения (от массовой крестьянской махновщины до групп террористов и карнавала леваков), а высоко моральное, этическое учение, пронизанное духом гуманизма, любви к человеку. Любая другая политическая философия прямо или косвенно утверждает, что для стабильного и безопасного развития общества необходим специальный аппарат принуждения. Не может индивид вести себя нормально, если не будет чувствовать угрозы наказания. И только анархизм утверждает, что человеку изначально свойственны альтруизм, чувство взаимопомощи, самостоятельная кооперация с себе подобными для достижения совместных целей. Таким образом, анархия является единственной общественной системой, исходящей из убеждения в нравственной природе личности.

Опыт развития человечества показывает, что наша социальная история движется от тотального рабства к полному освобождению индивида, от принуждения диктатуры к базовым принципам прав человека. Наиболее нам близка и показательна в этом смысле история Украины (и всего экс-СССР) последних десятилетий. Еще каких-нибудь 20 лет назад, в государственном социализме, бюрократией контролировались практически все сферы общественной жизни. Любое экономическое или культурное проявление контролировал какой-то чиновник, руководствовавшийся не реальными нуждами населения, а политической целесообразностью, выработанной высшим руководством. В итоге полезность для общества этих проявлений определял не рынок, не социальный барометр «спрос-предложение», а далекий высший бюрократ, оценивавший это проявление по своему разумению справедливости и полезности.

С началом перестройки огромное количество сфер общественной жизни освободилось из-под контроля государства, существует и развивается на основах самоорганизации, самоуправления и свободного договора. То есть в соответствии с анархическими принципами общежития. Таким образом, налицо анархизация социума, высвобождение низовой инициативы и, как следствие, прогресс, развитие общества. Во фрагментарном состоянии, вырванный из общего контекста развития, этот прогресс может восприниматься, как националистическая модель (национально-освободительное движение), социал-демократическая (рыночный социализм) или либеральная (оставление за государством функции «ночного сторожа»). Но в общей картине все это – суть этапы глобального освобождения личности (и общества, как совокупности индивидов), движения от полного принудительного управления (диктатура, тоталитаризм) к полному самоуправлению и самоорганизации (анархия). Все остановки на этом пути временны, а барьеры – искусственны.

Революция 
Поэтому в процессе осмысления анархии встает главный вопрос: что есть освобождение личности? С точки зрения левых анархистов (коммунистов и синдикалистов), свобода индивида вытекает из справедливости, а последняя сводится к искоренению любой формы эксплуатации, равенству людей. Со стороны очень красиво. Но, исходя из этой обманчивой красоты, они и видят в глобализации лишь видоизменение и усиление власти, и хотят ликвидировать не только власть, но и капитал. Как они собираются осуществить это на практике? Как было сказано выше, левые анархисты предлагают революцию, равенство, как результат полного обобществления, регулирование производства и потребления.

Краеугольный камень левоанархической доктрины – это революция. Любые эволюционные реформистские подходы они рассматривают как неанархические, служащие лишь укреплению власти. Так проект резолюции для XVII-го съезда АДА, предложенный ХІ-ой конференцией Питерской группой этой ассоциации (2004 г.) утверждает, что «Власть не может быть уничтожена посредством власти. Реформы всегда проводятся властью, являясь продуктом её деятельности и способом её самосохранения. Они ни при каких условиях не могут быть средством ликвидации власти как таковой, обеспечивая лишь её адаптацию к изменяющимся условиям… Противопоставление «мирных реформ» «кровавому хаосу» революций, ставшее общим местом официальной пропаганды – ложь, абсурд и провокация [1]».

Другими словами, левые отказываются от любой полномасштабной деятельности, кроме революционной. Мне это кажется очень удобной позицией для тех, кто реально не собирается менять ситуацию, ждет предпосылок социальной революции, которая в демократизирующихся странах Второго мира (постсоветский лагерь) практически невозможна. Такая себе индульгенция на бездействие. Но допустим, революция еще не стала анахронизмом и вполне реальна в Украине или России. Возможно ли прийти к анархии путем быстрой радикальной революции, которую предлагают левые? Абсолютно невозможно. Анархическая революция – это насилие, положенное в основу анархизации общества. То есть принуждение, как главное средство исключения принуждения в социуме. Уже сама по себе эта формула выглядит неправдоподобно и подозрительно.
 
Анархо-революционер, слушающий такую «крамолу» поспешит возразить, мол, как же революции невозможны?! А грузинская «революция роз» и «каштановая» (оранжевая, помаранчевая) революция в самой Украине? Отвечу, что именно эти и им подобные так называемые «бархатные революции» конца ХХ – начала ХХI вв. служат окончательным приговором революционному анархизму (как и любому революционному освобождению общества). Уже Ленин творил свой «революционный порыв масс» на деньги германской разведки, но было это еще внутренним делом народа, конфликтом его составляющих. В период развала Восточного блока и СССР 1989-91 гг. революции уже были комбинацией из волеизъявления граждан и его подогрева-направления посредством информационного оружия иным государством. Сегодня же политтехнологии и другие средства манипуляции массовым сознанием достигли такой виртуозности, что технологи штампуют «сценарные революции» и, при необходимости, создают нужное возмущение практически с ноля.

Политтехнологи западных правительств и глобальных спекулянтов типа Сороса давно осознали потенциальную силу гражданского общества (ГО) в деле устранения любого государственного режима Второго и Третьего миров. А раз так, то технологическая задача свелась к выращиванию в той или иной стране определенного сегмента ГО, формированию его мировоззрения, чтобы затем использовать эту силу под видом выплеснувшейся на улицы возмущенной общественности. В частности, так на деньги западных демократических фондов были созданы студенческие движения в Сербии, Грузии, Украине, которые стали ударной когортой «бархатных революций», - высокотехнологичных политических переворотов. В таких переворотах данные субъекты ГО выступает в неприглядном виде «пятой колонны» иностранных государств, противников их отечественного режима.

Причем политтехнологическая игра идет на столь глубинных чувствах и искренних эмоциях, что подавляющее большинство рядовых революционеров действительно думают, что спасают свою страну. Вернее, они так и делают: спасают ее от действующего государственного режима, чтобы отдать ее в руки правителей, ориентированных на Запад, чаще всего на сверхдержаву США. Можно долго спорить о том, лучшую ли долю себе или своим соотечественником добывают местные революционеры. Но бесспорно другое. Революции эти не спонтанные, а срежиссированные, не имеющие ничего общего с самостоятельной борьбой людей за свое освобождение. И никаким свободным волеизъявлением или самоопределением граждан эти революции не являются. Люди целенаправленно накручены на это. Причем, в интересах другого государства (иностранного капитала).

А, если учесть, что выращивание протестного сегмента ГО производится чаще всего американскими демократическими фондами, то получаем «народную революцию» как сверхсовременный вид имперской агрессии США. По последним на момент окончания этой лекции данным, только за истекшие два года США потратили на поддержку украинской оппозиции 65 млн. USD. По словам главы International Republican Institute Л. Кранер «Соединенные Штаты официально перечисляли финансовые средства на счета украинских оппозиционных партий преимущественно через международные благотворительные институты [2]». Прибавим сюда параллельное финансирование всевозможными грантодающими организациями «независимых» СМИ и «демократических» неправительственных организаций, то эта сумма окажется лишь верхушкой айсберга. Америка и ряд ее сателлитов не просто дали деньги на переворот, они основательно вложились и вырастили полностью для себя приемлемую и управляемую компрадорскую буржуазию.

Характерно, что именно анархические символы народного революционизма вроде «уличной демократии» наиболее искусно научились воспроизводить технологи. Помните, - «цель покажет улица». Эта неуправляемая революционная стихия, это «восстание масс» как раз наиболее легко и воспроизводится, поддается дрессуре и выполняет примитивную, но эффективную работу политического давления. Данный тезис подтверждается публикацией в нью-йоркской газеты «Сан» о директоре американского фонда «Фридом Хаус», потомке украинских эмигрантов А. Каратницком, финансировавшем «демократические» программы в Украине. Фонд называют «повивальной бабкой» оранжевой революции ноября 2004 г., а сам Каратницкий не без хвастовства вспоминает, как «Хорваты и сербы – лидеры групп, которые возглавляли гражданскую оппозицию Милошевичу, - учили украинских парней, как «контролировать температуру» протестующей толпы [3]».

Поведение массовки контролируется на высоком психологически-манипулятивном уровне. Например, в протестах «помаранчевых» масс с киевского Майдана отчетливо угадывается приемы ненасильственного давления. Но просматриваются в них не гандизм, а прозелитическая практика ново-христианских церквей. В арсенале последних выявлены приемы тоталитарных сект, в частности, внедрение веры в абсолютную непогрешимость выбранной позиции и психологическая блокада любых критических замечаний. Что и наблюдалось у обитателей киевского Майдана. Кстати, именно эти церкви наиболее открыто поддержали оранжевую революцию в Украине, а их проповедники постоянно находились в рядах «народных масс». И риторика оранжевых агитаторов очень похожа на протестантский фундаментализм: «мир вам», при условии, что это будет наш мир, такой, каким мы его продиктуем. Причем, сами подобные секты согласно расследованию «Российской газеты» являются политико-религиозными организациями, а «Спецслужбы США, и это не секрет, делают ставку на секту, поддерживая внешнюю религиозную экспансию [4]».

В результате подобных воздействий отличить «сценарные революции» от стихийного восстания масс можно лишь по качеству организации (слишком гладко для стихии). Но возможно скоро и эта шероховатость будет исправлена. Инсценировка будет стопроцентно похожа на жизнь. Хотя, с другой стороны, изготовители «бархатных революций» тупо выдерживают технологический цикл, что буквально вчера показала соседняя Румыния. Никакого разнообразия, ноль импровизации. Тот же оранжевый цвет оппозиции, те же заявления о многократном голосовании сторонников старой власти, фальсификации выборов и радикальном отказе признавать их результаты в случае победы кандидата от власти. Те же угрозы выводить толпы на улицу и блокировать админздания [5]. Только румынский ЦИК оказался мудрее украинского, - помня наши недавние события, сэкономил кучу денег и времени,- признал победу оппозиции. А анархо-революционерам, глядя на подобные «восстания масс» останется лишь в очередной раз сокрушаться, мол, не смогли, не дожали, не дошли до близкого счастья!

Не менее важным аргументом в пользу невозможности спонтанной революции является не способность ее имитации, а как раз, напротив, невозможность ее реальности в современном мире. Для воспроизводства своей легитимности в массовом сознании и управления подданными государство использует все новые достижения, особенно в области политтехнологий и СМИ. И свергнуть эту власть, можно лишь перебив ее влияние на этом эфирном поле массового поражения. Но никакой независимой организации перебить эфир власти или создать свои контрСМИ не под силу. На это нужны огромные деньги, предоставить которые может лишь иное государство или капитал (ТНК), что и происходит в реальности.

Не выдерживает критики и вариант перерастания такого переворота в социальную революцию. Сценарий «революции» не подразумевал ничего, кроме воцарения ставленника США. А если переворот потеряет внешнее управление, его финансисты сразу перекроют краны и быстро переформатируют мнение «мирового сообщества» в сторону подавления смуты легитимной властью. Наконец, программы, заложенные в головы «революционеров» в принципе не перестраиваются на какие-либо иные задачи. Ведь в их запрограммированном, искусственно выращенном миропонимании нет места никакой анархии, самоопределению с целями и средствами борьбы. А прочее население никакой революционностью не болеет.

Позволить себе настоящую (в смысле не в интересах иностранного государства или капитала) революционную деятельность, а, вернее, партизанщину могут лишь локальные движения где-нибудь в джунглях или горах. Но для поддержки своей жизнедеятельности им приходится начинать торговлю наркотиками или оружием. И тогда такое движение становится более тираничной и властной организацией, чем любая гражданская власть. Что наглядно показали партизанские движения Латинской Америки.

Но даже и невозможность самостоятельной низовой революции не главный аргумент в пользу бесперспективности революционного анархизма. Позволим себе такую беспредметную фантазию, что империя срежиссировала восстание, но пламенные анархисты сумели превратить этот переворот в социальную революцию. Все?

Как известно, главной задачей социальной революции является не свержение власти (на это способен любой переворот), а отказ от властных отношений. Тысячелетиями государство формировало целый комплекс инстинктов, эмоций и чувств, поддерживающих власть. Сформировало авторитарное мировоззрение, властную зависимость и у властвующих, и у подвластных. И панический страх самостоятельности у обеих групп. Чем левые анархисты предлагают снять эту зависимость? Тем, что хотят дать неограниченную власть (право революции) большинству подвластных? Но, как известно, властвующего большинства не бывает. Властвует только меньшинство, цинично прикрывающееся именем большинства (народа, класса, общины). Даже в утопии анархической коммуны большинство не правит одновременно. В каждом отдельном периоде управляет абсолютное меньшинство. И совершенно безразлично, что каждый раз это меньшинство – суть другие люди.

Возможно, левые предполагают, что, после краткого периода революционного насилия, удовлетворенные противники принуждения мирно разойдутся по домам, наслаждаться отсутствием власти? Для этого нужно чтобы бывшие властители имели крепкий опыт самостоятельной производственной жизни (если их, конечно, не собираются уничтожить), и могли легко адаптироваться к новым социальным отношениям. А подвластные смогли самостоятельно и ответственно решать свои не только производственные, но и социальные проблемы: умели договариваться, приходить к консенсусу. С первым будет проще. И в СССР и сейчас многие высшие бюрократы, - в прошлом крупные хозяйственники.

Со вторыми все намного сложнее. Постреволюционное безвластие победителей гипотетически возможно при следующих условиях. Что революционеры после свержения власти удержаться от соблазна начать насильственное внедрение повсеместного безвластия. И, в то же время, что они смогут из своей среды выбрать честных и профессиональных управленцев, коль скоро социум еще не прошел длительной перестройки на новые безвластные взаимоотношения и неспособен самоуправляться. История революций однозначно утверждает, что безвластие, как и любой другой революционный фетиш прошлого, будет внедряться насильственно и жестко, то есть террором. Это ответ на первый вопрос. А на второй, - левые анархисты никчемные управленцы. Они сродни ленинской кухарке, - неизбежно вымостят благими намерениями дорогу в ад. И после этого им придется нанимать чиновников бывшей власти с их менталитетом и социальной традицией. Так что любая, в том числе анархическая революция неизбежно заканчивается термидором.

Отсюда напрашивается неутешительный вывод: основатели революционных анархических организаций либо наивные и недалекие мечтатели, либо манипуляторы, сознательно дурачащие неофитов для пополнения рядов и обретения влияния, то есть опять же из властных побуждений (власть лидера мнений).

Против коммуны 
С коммунистическим регулированием производства и потребления, вроде, тоже все ясно. Подобно советской бюрократии левые анархисты мечтают регулировать производство и потребление по своему разумению справедливости и полезности. По сути, главное отличие, обещаемое ими – это то, что такой бюрократией будут являться все граждане. Но еще раз повторюсь, все править не могут. Управляет всегда либо конкретная обособленная группа, либо тот, кто владеет мыслями этого тотального большинства. Как замечал еще в 1906 г. Л. Черный «коммунизм несет индивиду полную экономическую несамостоятельность, ставит индивида в полную зависимость от общества. Общественная собственность все сковывает, все парализует в экономической сфере. Убивая личную инициативу, она обращает индивида в полип [6]».

Левые анархисты считают, что он ошибался? Тогда они должны знать выход из концептуального тупика своей модели анархической экономики: как регулирование может сосуществовать с последовательным и полным освобождением, которое преследует анархизм? Никак. Не может индивид быть свободен во всех сферах, кроме экономической (производство и потребление), являющейся основным полем материальной деятельности человека разумного. На практике эта экономическая несвобода выльется в тотальную зависимость индивида от тех, кто данное регулирование осуществляет. Известный анархо-синдикалист Г. Максимов понимал это: «Для того чтобы быть свободным в действительном смысле слова, каждый должен обладать экономической свободой».

Но, не имея сил порвать с анархо-коммунистической утопией, он вынужден делать из этого совершенно несуразный, бесконечно далекий от экономики вывод: «Этот тип свободы, я убежден, неосуществим без отмены частной собственности и без организации коммунального производства на основе принципа «от каждого - по его способностям» и коммунального потребления по принципу «каждому - по его потребностям [7]». Таким образом, теория анархического коммунизма предстает перед нами в виде неразрешимых противоречий и экономической безграмотности, понимания неанархичности экономического принуждения и наивной надежды на то, что люди добровольно пойдут на коммунистическое производство. Вероятно, именно исходя из подобного идиллического мировоззрения анархистов, один из теоретиков австрийской экономической школы Л. фон Мизес замечал, что «Анархизм не понимает истинной природы человека. Он был бы реален только в мире ангелов и святых [8]».

Теперь о политической процедуре левых анархистов. Несмотря на всю подчеркнутую неформальность их организаций, в политическом плане левые анархисты являются анархо-демократами. Они выступают с анархическими лозунгами демонтажа властных иерархий, но останавливаются на критике именно иерархий, признавая вполне анархической власть неиерархизированного коллектива. То есть демократическую власть большинства, пусть даже face to face, прямую демократию. Но разве для индивида имеет принципиальное значение, - подавляет ли его невидимое большинство, проголосовавшее за чуждые ему идеи на выборах, или давит его большинство видимое, находящееся с ним в одном зале публичных дебатов? Напротив, при прямом давлении коллектива индивид не сможет так явно выражать отличное от общего мнение, как это возможно при тайном голосовании. На память сразу приходит образ банального большевистского диктата прямой демократии: «Посмотри в глаза своим товарищам!». Таким образом, жизнь индивида будет сведена к его общественной функции.
 
Той же категорией большинства левые «противники демократии» оперируют и в области справедливости. Для них кажется совершенно естественным ограничить малую группу богатых ради большой – бедных. Я уже не говорю о том, что «богатство» крайне относительное понятие и его определение может быть установлено лишь произволом большинства (опять демократический принцип). Вспомните красноармейцев-крестьян из Центральной России, которые видели в махновцах кулаков только потому, что у тех было по 3-5 коров и несколько лошадей. А ведь для южноукраинского крестьянства это был уровень ниже среднего. Главное в другом: демократия и анархия – это не только две различные общественные системы, это два принципиально разных способа принятия решений. Демократия – большинством, анархия – консенсусом. Если богатый против своего ограничения, - консенсуса не достичь. Поэтому-то левым анархистам и нужна революция с уничтожением богатых.

Даже, если поверить левым анархистам в том, что власти как таковой в их обществе не будет, а постоянная ротация управленцев сделает управляющими, равно как и управляемыми всех членов общины, принцип принуждения от этого не исчезнет. Индивиду будет все равно, управляет ли им в данный момент кто-то согласно своей очереди или дошла очередь до него и он управляет всеми. В любой из этих точек принцип регулирования сохраняется. Просто его проводниками в жизнь является не постоянное правящее меньшинство, а все люди, в том числе сам наш несвободный индивид. Таким образом, безгосударственные автономные коммуны будут отличаться от централизованного государства лишь формой принуждения. Сам же принцип принуждения не зависит от количества принуждающих (монарх, партия, демократическое большинство или все общество в целом).

Итак, ни свободы, ни безвластия в обществе левых анархистов быть не может. И значит остаются две их последние иллюзии, - равенство и справедливость. Советский эксперимент показал не только утопичность, но и социальную опасность равенства. Для того, чтобы достичь иллюзии равенства среди подвластных, социалистической партноменклатуре пришлось создать для них специальную зону: смесь монастыря, казармы и концлагеря. Между тем, равенства не существует в природе. Уже упоминавшийся Мизес замечал: «Природа никогда не повторяет своих творений; она не производит ничего массового и ничего стандартного. Каждый человек, выходящий из ее мастерской, несет на себе отпечаток индивидуальности, уникальности и неповторимости [9]».

Добавим сюда, что еще основатель индивидуалистического анархизма «Штирнер указывает на невозможность социального уравнивания деятельности - труд индивидов столь же неравен, как различны люди, а, следовательно, невозможна и равная оплата труда [10]». Характерно, что освобождение личности и в гегелевской философии свободы, из которой исходит перво-анархизм М. Штирнера, реализуется именно в собственности. А признание частной собственности автоматически влечет за собой понимание неравенства, что совершенно естественно для мира людей, в котором есть работяги и лентяи, умные и не очень, с простыми и сложными потребностями. Результат их принудительного уравнивания был показан еще в древнегреческом мифе о Прокрусте и однозначно охарактеризован, как преступление.

Свобода и равенство – осевые категории политической философии. Выбор одной из них в качестве приоритетной, влечет за собой полный набор последующих постулатов и действий. Советская реальность доказала, что, вопреки заблуждению, выходящему к Французской революции (Свобода. Равенство. Братство), выбравшие равенство не могут рассчитывать на свободу и наоборот. Я глубоко уверен, что настоящий анархист не может не выбрать свободы. И это лишь помогает ему отвергнуть тоталитарное суеверие равенства, невозможного, нереализуемого без самого тиранического принуждения.

Остается только справедливость. Как я уже отмечал, для нас свобода национальная, классовая или общинная – всего лишь уровни несвободы, приближающие общество к полной и единственно возможной свободе – свободе индивидуальной. Аналогично и наша концепция освобождения утверждает обратное левым: не свобода вытекает из справедливости, а справедливость - результат свободы. Не бывает коллективной справедливости, одной справедливости на всех. У каждого своя справедливость. Справедливость, как и настоящая свобода, может быть только индивидуальной. А, значит, справедливой может быть и эксплуатация, если к ней не принуждают. Все в этом мире подвержено эксплуатации, все мы используем друг друга для достижения собственных целей. Только использование меня против моей воли традиционно называют эксплуатацией, по договоренности со мной – трудоустройством, а взаимную эксплуатацию - кооперацией.

Если я не сам создаю свое рабочее место, а договариваюсь о приеме на работу, значит, я соглашаюсь на эксплуатацию, удовлетворяюсь предложенной платой за свой труд и считаю это справедливым. Так и во всех сферах социального взаимодействия, - есть договор без принуждения, значит, есть и справедливость. А значит, единственно возможной, не нарушающей личной свободы, формой общественной справедливости может быть лишь совокупность личных справедливостей. Причем, модель общежития наиболее близкую к понятию индивидуальной справедливости дает именно капитализм. Только капиталистическая система труд предлагает. Все остальные, испробованные человечеством общественные модели, к труду принуждают. Неизбежно стал бы принуждать к нему и анархический коммунизм.

Однако этого никогда не случиться. По той простой причине, что коммунизм не может быть анархическим. Как было показано, он неизбежно был бы вынужден ровнять людей под единый стандарт имущества, справедливости, свободы. А значит, был бы обычным тоталитарным коммунизмом, жестоким и антигуманным. Коммунизмом, которым мир страшно отболел и против которого выработал иммунитет. И никакие сказки о высокой моральности его обитателей, якобы побуждающей индивидов трудиться на общее благо, не спасут этот миф от забвения. Потому что общее благо, как и справедливость, и свобода, может быть лишь совокупностью благ частных. Только когда хорошо каждому, - хорошо и всем. Но, когда каждый себя ущемляет во имя общего блага, - не хорошо никому.

Так что же после всего выше сказанного «остается за душой» у левых «анархистов»? Только ошибочная традиция между Штирнером и Гординым. Да, в своей массе она трактует анархизм иначе, чем мы. И виной тому безоглядное увлечение социализмом, которым переболели в ХХ в. силы практически всего политического спектра от фашистов до коммунистов. Тем не менее, анархизм, кроме антиэтатизма, еще известен и своим антидогматизмом. Именно критическое мышление позволяло анархистам находить изъяны в идеях своих учителей и отказываться от ошибок своих предшественников. Наиболее показательным отказом от теории основателей и опыта авторитетов стала так называемая «дискуссия по Платформе [11]» 1926-31 гг., - идеологическое столкновение в среде русской анархической эмиграции в процессе осмысления опыта русской революции и определения путей развития анархизма.

В дискуссии участвовали три основные группы анархических теоретиков: революционно-авторитарные «платформисты» П. Аршинова и Н. Махно, революционно-антиавторитарное крыло В. Волина и эволюционно-антиавторитарное течение Г. Максимова. В результате этой дискуссии, охватившей и международную анархическую общественность, большинство анархистов не только осудило ранее непререкаемый авторитет махновского движения, как неанархический авторитаризм, но и отказалось от, используемой «платформистами» кропоткинской концепции революции, как перехода непосредственно к анархии. Таким образом, русский анархизм уже имеет болезненный, но очистительный опыт отказа от догм и ошибочной практики их реализации, даже если первые подкреплялись именем Кропоткина, а вторые, - авторитетом Махно и Аршинова.

Для меня совершенно очевидно, что антиавторитарный социализм левых анархистов – заблуждение того же порядка, что и махновщина, то есть непоследовательный анархизм, социализм, прикрывающийся анархизмом. Да, он опирается на традицию, да, это наиболее массовая и яркая анархическая деятельность последнего времени (антиавторитарная революция перестройки, анархисты-антиглобалисты). Но то, к чему ведет данное направление, анархизмом называться не может по определению. Экономическое принуждение социализма – это такой же тупик анархизма, как и военное принуждение махновщины жить «вольными советами». Только у махновщины есть одно серьезное смягчающее обстоятельство: в обстановке гражданской войны анархизм не мог реализовываться иначе, как через военную силу.

У современного анархизма такой нужды нет. А есть лишь некритичность мышления, идеологическая зашоренность, малограмотность в экономических и социальных вопросах. Как писало для своего (но в точности и для нашего) времени гординское издание «Универсал» (№ 1-2, 1921 г.), «старый анархизм не овладел основной тенденцией эпохи и не построил на ней свой метод… узость политического горизонта, тактическая замкнутость, организационная неприспособленность… - вот главные свойства старого анархизма, благодаря которым он вынужден был топтаться три года на одном месте и расточать безудержно и в большинстве своем напрасно свои силы [12]».

Миссия
Основополагающий вопрос индивидуальной свободы для нас касается не только единственно возможной справедливости, но и устойчивости социума. Только полностью свободный человек, личность независимая от чужих решений, и, следовательно, вынужденная постоянно принимать решения самостоятельно, неизбежно вырабатывает высокую социальную ответственность за результаты этих решений. Соответственно, когда две (и т.д.) такие личности заключают без принуждения договор, они его могут заключить лишь на взаимовыгодных условиях. Именно такие договоры (добровольные и приносящие выгоду всем сторонам в них участвующим) могут быть самыми нерушимыми и продолжительными. Бумажки, которые описывают эти соглашения, будут явно вторичны в сравнении с внутренним импульсом к их соблюдению. И именно такие добровольные договоренности во всех общественных сферах могут стать наиболее прочным раствором, скрепляющим социум. Никакая угроза насилия, пропаганда или самое скрупулезное законодательство не сравнятся с личной заинтересованностью индивида в соблюдении принятых правил.

А из этого прямо вытекает и наше понимание миссии анархизма. В отличие от прочих идеологий и заблуждений левых «анархистов», настоящий анархизм не может быть концепцией построения какого-то свободного общества, утопического «города солнца», как это утверждают в своем ЧаВо «авторитетные» западные анархисты, и слепо калькируют у них наши [13]. Настоящий анархист, неуклонно и последовательно выступающий за свободу, не может навязывать будущим поколениям какую-либо общественную модель и обрекать их на пожизненное заключение в ее стенах.

В рамках уже печатного варианта лекции хочу обратиться к настоящим и будущим анархистам. Уважаемые коллеги, не стройте того, о чем вас не просит социум, не стройте никакого «свободного общества», ничего не стройте в масштабах социума или даже территориальной общины. Люди не стройматериал, не глина, из которой вы намерены лепить идиллию. Создание анархистами идеального социума – есть уже насилие над личностью, которая к этому обществу не готова. Построение свободы абсолютным меньшинством за ограниченный период времени – есть такой же произвол, как и государственная власть. Тем более что и она объясняет свое принуждение и политическое руководство тем же отсутствием времени на бесконечные дебаты и согласования, как и анархо-революционеры свою революцию. И оба говорят, что исходят из соображений общественного блага. Анархисты, не будьте похожими на власть в своих концептуальных подходах. Для общества это слишком дорого обойдется.

Мое глубокое убеждение, что анархист может браться лишь за освобождение личности (общества) от принуждения и власти. Это и есть главная, осевая Миссия Анархизма. Что потом этот вольный социум построит из своей свободы, - его личное право. Анархист после упразднения власти может только советовать. Поэтому для нас анархизм – это идеология не построения, а освобождения всех через обретение свободы каждым. Мы можем только предполагать, но не вправе навязывать то, какие договора и социальные связи станут образовывать будущие свободные личности. Это их суверенное право.

Мы же предполагаем, что в грядущем свободном обществе будут иметь место любые объединения и организации. Кто-то станет жить хутором, другие - образовывать монастыри, анархические коммуны или синдикаты с обобществленной собственностью. Если люди будут идти на это добровольно – никто не вправе им этого запретить. Но экономика, как нам видится, все же будет развиваться в русле капиталистического производства, на основе честной конкуренции и свободного рынка. Главным обоснованием этой нашей уверенности является следующее. В отличие от социализма, выдуманного философами-идеалистами и претворявшегося в жизнь садистами-практиками, в основе зарождения капитализма не лежал какой-либо абстрактный умозрительный план, под который надо подгонять реальность. Капитализм организовывался спонтанно, как реализация на практике принципов свободного производства [14],владения и обмена плодами своего труда. То есть, как практика самоорганизации и самоопределения личностей, практика, на которой и заждется анархизм.

Как иллюстрировал феномен рынка Л. фон Мизес, «В этом ежедневном плебисците, где каждый грош дает право голоса, именно потребители определяют, кому владеть и управлять заводом, магазином, фермой» и далее «Мы не разделяем утверждения, что массы, якобы, слишком неразвиты и неспособны понять, в чем состоят их "истинные" потребности и интересы, и нуждаются в опекуне, - правительстве [15]». То есть чистый рынок вполне можно определять, как состояние общества, где «производство-потребление» выполняет и политическую функцию выборов. Рынок - единственная форма социума, где отдельная политическая функция (власть) не нужна. Это и есть чистый, безгосударственный, свободный капитализм.

Кто мог бы реально разбогатеть в обществе без власти и социалистической (принудительной) экономики? Только тот, кто сможет изготавливать лучшие товары и оказывать лучшие услуги. Только тот, кого бы выбрали потребители на рынке, кому бы они позволили разбогатеть, отдавая предпочтение его продукции. Чьи бы полномочия, как руководителя производства они подтвердили. Этот потребительский выбор и есть настоящая и наиболее объективная система выборов. Ведь в случае сегодняшних политических выборов граждане точно так же надеются на потребление продукта бюрократической машины, - общественного благоустройства и согласия. Только постоянно ошибаются в своем выборе и не могут наказать политического предпринимателя. На рынке же любой субъект за брак наказывается стремительно, потому, что выборы там идут «целый день и каждый день». В отличие от политического предпринимателя, рыночный не имеет права на крупную или серию мелких ошибок, - спрос безжалостно отстраняет его от руководства.

Отсюда же напрашивается еще один любопытный вывод, безошибочное определение системы производства в анархическом социуме. Если нет правительства, которое навязывает индивиду, что ему есть, носить и производить, то, как общество может выяснить потребности каждого отдельного индивида, как сможет обеспечить каждую личность всем необходимым? Только посредством рынка. Но это и есть капитализм. Никакая другая из известных человечеству систем производства не способна не то, что обеспечить каждого необходимым, но и попросту работать без централизованного бюрократического управления.

[1] Против реформизма // http://novsvet.narod.ru/pla225.htm
[2] США вложили в украинскую оппозицию $65 млн // http://top.rbc.ru/index.shtml?/news/society/2004/12/11/11094157_bod.shtml
[3] Режиссер «оранжевой революции» Адриан Каратницкий // http://www.temnik.com.ua/site/criticism/st-04-12-04-05
[4] Почему Иегова выбрал их в свидетели // http://www.rg.ru/anons/arc_2001/0202/hit.shtm
[5] напр. Оранжевая «чума» на родине Дракулы // http://vip.lenta.ru/news/2004/12/13/revolution/
[6] Черный Л. Новое направление в анархизме: ассоционный анархизм // http://novsvet.narod.ru/bcernyi.htm
[7] цит. по Шубин А.В. Анархистский социальный эксперимент. Украина и Испания 1917 – 1939 гг. // http://mahno.ru/lit/book2.php
[8] Мизес фон Л. Либерализм в классической традиции // http://www.liberal.ru/book.asp?Num=11
[9] Мизес фон Л. Либерализм в классической традиции // http://www.liberal.ru/book.asp?Num=11
[10] Баллаев А.Б. Свобода и равенство в младогегельянстве (М. Штирнер и К. Маркс) // От абсолюта свободы к романтике равенства. М. 1994., с.90
[11] Шубин А.В. Проблема «переходного периода» в российской эмигрантской анархической мысли 20-30-х годов // Анархизм и власть. М. 1992., с.88
[12] цит. по Комин В.В. Анархизм в России. Клн. 1969., с.172
[13] A.1 Что такое анархизм? // http://213.252.104.213/%7Eoleg/awiki/wiki.phtml?title=SecA1
[14] Хайек фон Ф. Пагубная самонадеянность // http://www.libertarium.ru/old/library/conceit.html
[15] Мизес фон Л. Антикапиталистическая ментальность // http://www.libertarium.ru/libertarium/l_lib_buero3