Часть 1. ВЗГЛЯД ИЗВНЕ
СТРАШНОЕ ТАБУ
При планировании масштабной политической деятельности, естественно, возникает мысль о создании партии. Однако что может быть более табуированным в современном анархизме, чем организация политической партии?! Наверное, только организация власти. Тем не менее, анархисты прошлого, включая классиков, неоднократно предлагали создание анархической партии и даже пытались реализовать этот проект. Здесь можно вспомнить предложения Бакунина, Кропоткина, Новомирского, Аршинова. Малатесту с идеей создания «Интернациональной Социалистическо-Анархической Революционной Партии» [1] . Попытки превращения в анархические партии французской Генеральной конфедерации труда в начале ХХ в. и украинской Конфедерации «Набат» в 1920 г., преобладание анархистов 1919 г. в компартии Франции. Подробнее о некоторых примерах можно узнать из книги А. Скирды «Индивидуальная автономия и коллективная сила» [2] .
Историки пишут о противоречивости взглядов классиков анархизма на участие в политике. Основатель движения П.-Ж. Прудон избирался депутатом парламента, а программу реформ прудонистов приняло правительство Парижской коммуны. М. Бакунин критиковал парламентаризм, но активно участвовал в политике. И А. Боровой опровергал миф об отрицании анархистами политической борьбы. А анархические эксперименты в Украине 1918-1920 гг. с участием в выборах и в Испании 1936-1939 гг. с участием в выборах и правительстве подтвердили возможность реализации анархизма, именно политическим путем. Но после его подавления в СССР и Европе, анархизм смог возродиться только на субкультурном уровне. И, к своему ренессансу в республиках экс-СССР, он давно ушел из политики. А чтобы оправдать свое неучастие в судьбах общества, его носители выработали пренебрежение к ней и к партиям, на которые спроецировали весь негатив анархистов против ленинской РКП/б.
Но, если классики анархизма критиковали этатические партии и, в то же время, предлагали создание партии анархистов, нельзя полагать, что они не понимали типологической разницы организаций, не отличали партию от, скажем, профсоюза. Значит, они видели отличные черты подобной анархической структуры, при сохранении ее партийного типа. И ее свойства можно высчитать от обратного, вычитая критику классиков, касательно этатических партий. Например, партийную иерархию и принудительную дисциплину, бюрократизацию, отрыв от интересов общества и захват ею власти [3] . Но главным вопросом создания анархической партии остается все же целеполагание: не можно ли ее создавать, а для чего это делать. И чтобы ответить на этот вопрос, придется совершить беглый обзор развития анархических учений.
МЕТОДЫ АНАРХИЗМА
Анархизм никогда не был единой доктриной, это сообщество родственных течений, общих во мнении, что грядущее гуманное общество будет безгосударственным [4] . Далее их взгляды на методы достижения безвластия и его будущую экономику серьезно разнятся. Прудон выступал за эволюционный путь к анархии и ее рыночную модель. Затем Бакунин привнес в анархизм революционную технологию, которую поддержал и П. Кропоткин. При этом Прудон с Бакуниным выступали за уравнение собственности и критиковали коммунизм. Кропоткин же обосновал возможность соединения анархизма с коммунизмом, тем самым, вступив в противоречие с первичной моделью анархической экономики. В период русских революций его взгляды получили столь широкое распространение, что до сих пор неискушенные в теории анархисты считают наше учение в целом революционным и коммунистическим.
Между тем, сам Кропоткин указывал, что, возникшая в недрах «Интернационала» партия, которая не признавала власти в общественном союзе, сначала избегала называть себя анархистской. Этим определением она, казалось, слишком связывала себя с последователями Прудона, против реформистских идей (курсив мой – В.А.) которого боролся «Интернационал». И только после того, как противники этой партии стали также называть ее участников анархистами, она приняла на себя это имя [5] . Отсюда следует, что стратегия эволюционного разгосударствления (реформистский анархизм) не только имеет право называться анархизмом. Но именно она, по задумке основателя движения, была единственным, в прямом смысле слова, «анархизмом без прилагательных». Прочие классики учения лишь примкнули к этому готовому движению, привнося в него свои, зачастую противоположные теории.
Поэтому создание во второй половине ХХ в. М. Ротбардом на основе идей анархистов-индивидуалистов нового течения, - анархизма свободного рынка (анархо-капитализма) с эволюционной стратегией развития, - стало естественным возвратом к первооснове Прудона после века бесплодных революций. Новое течение еще более противоречило кропоткианству, чем последнее, - прудонизму и бакунизму. Отчего идея либертарного капитализма вызвала у анархистов-коммунистов резко негативную реакцию, вплоть до отказа его сторонникам в принадлежности к анархизму. Но, думаю, она сравнима с реакцией на учение Кропоткина анархистов конца XIX в., критически настроенных против коммунизма. Во всяком случае, Б. Такер считал анархизм с коммунизмом взаимоисключающими понятиями, и отказывал Кропоткину в звании анархиста [6] .
Привел я это нелинейное движение либертарной мысли лишь для того, чтобы показать широту диапазона организационных и методических поисков анархизма. Что наше учение никогда не замыкалось на каком-то одном направлении или форме борьбы, ему чужд монополизм и догматизм, претензия главенства одного течения над другими. Анархизм свободен в выборе взглядов на характер социального освобождения и средства его достижения.
И мысль о том, что к анархии можно идти разными путями, далеко не нова, это предлагали уже в марте 1918 г. участники Московской федерации анархических групп. Так в газете федерации «Анархия» вышла статья М. Вольного «Единая платформа анархизма», где отмечалось разнообразие форм организации социальных отношений, предлагаемых разными либертарными течениями. Автор указывал, что все они находят своих последователей, и обусловлено это разными интересами индивидов. Поэтому не может какое-либо из течений считаться правильным, а остальные – ошибочными. Откуда всем равноправным течениям должна быть предоставлена равная свобода реализации, создания своих систем организации социальных отношений [7] .
Применительно к современности, это означает плюрализм анархических методов, реализацию всеми либертарными течениями своих технологий освобождения. И революционных акций прямого действия анархо-коммунистов, и профсоюзной борьбы анархо-синдикалистов, и эволюционных технологий анархо-капиталистов. А также множества новых неоанархических инициатив. Так мы наиболее полно, широким фронтом воздействий сможем охватить большую часть социума, недовольную государством. Результатом такого плюрализма методов станет безгосударственное полиукладное общество, где последователи каждого из течений будут жить сообразно своим представлениям о собственности и способе производства. Придет ли в дальнейшем такое общество к единой экономической системе, - вопрос самоопределения будущих свободных поколений.
ЭВОЛЮЦИЯ И СУБКУЛЬТУРА
Если к падению самодержавия в России большинство политических сил имело в своем арсенале ту или иную концепцию революции, с окончанием гражданской войны началось отрезвление от революционных иллюзий. Уже в 1922 г. анархический журнал «Почин» писал о невозможности немедленного исчезновения государства и осуществляющих власть политических партий [8] . Сегодня же революции все больше сводятся к постановочным технологиям уличной смены власти. Что показал парад «цветных» переворотов в республиках экс-СССР, да и последние потрясения в арабском мире. Как следствие, «революцией» нынче громко называют любой переворот, не влекущий изменений, революционных по сути.
Но если революция не может сразу убрать государство, на первый план анархизма выходит идея переходного периода, постепенное вытеснение власти. Правда, М. Неттлау и Э. Малатеста отрицали такую идею, как промежуточную политическую систему, и настаивали на анархическом прогрессе путем непрерывной эволюции [9] . На такие обвинения отвечал А. Шапиро: социальная революция неизбежно делится на этапы. Но, «когда говорят о переходном периоде, то анархисты-догматики становятся на дыбы. "Переходный период" легкомысленно смешивается с "диктатурой"» [10] . Выходит, перед нами не более чем спор разных характеристик одного процесса. И «социальная революция», и «непрерывная эволюция», и «переходный период», в реалистичных своих интерпретациях являются идентичными моделями перехода от этатической к анархической организации социума, который подразумевает не одномоментное, а продолжительное становление либертарного общества.
С этой точки зрения, Малатеста предельно реалистичен: указывает, что «анархия может осуществиться лишь постепенно, понемногу возрастая в силе и широте охвата». А цель движения в том, «чтобы идти к анархии сегодня, завтра, всегда». Руководством к действию любого эволюциониста могут служить его поиск благоприятных условий и стремление «найти путь к осу¬ществлению наибольшей возможной доли анархии среди людей, которые не являются анархистами или которые являются тако¬выми в различной степени». Если сегодня анархо-революционеры придают анафеме участие в реформах и политической жизни, то Малатеста настаивал на участии анархистов в любой общественной и реформистской деятельности, постепенно наращивая тем самым наши ряды. В результате чего анархисты смогут стать не изолированной коммуной, но частью общества, «располагающей соответственной долей общест-венных средств производства и прочим социальным досто¬янием» [11] .
По сути, концепция Малатесты – это идея расширяющейся анархической субкультуры внутри этатического общества, которая постепенно вытеснит государство. И на примере указаний Д. Бученкова, что с конца 1980-х гг. именно субкультурные молодежные группировки стали «кузницей кадров» для возрождения анархического движения в республиках экс-СССР [12] , может показаться, будто анархизм у нас идет правильным путем. Но прошло уже более 20 лет, а удельный вес неполитического субкультурного анархизма в общей массе этатического социума практически не изменился, разве что, уменьшился.
И проблему здесь я вижу именно в его аполитичности. Ведь если революция/эволюция предполагается достаточно растянутой во времени, это обязывает нынешних анархистов пересмотреть свое отношение к политической борьбе. Миф одномоментного свержения государства волной социальной революции делал политические навыки для анархистов ненужным рудиментом этатического общества. Переходный период к анархии снова требует от нас искушенности в отношениях с органами власти, политическими партиями и движениями. Но по силам ли такая наука, и, главное, ее практическое применение наиболее распространенному сейчас субкультурному анархизму?
Например, Б. Кагарлицкий, в связи с недавними поджогами в Москве, определял анархическую субкультуру России, как «способ времяпровождения молодёжи, которая не имеет чёткой программы и идеологии, но живёт в определённом стиле, слушает определённую музыку, негативно относится к существующему в России государству и «потребительскому обществу»» [13] . И лидеры «новых левых» Киева в интервью 2008 г. отмечали: «Сейчас субкультурный анархизм - это не стратегическое действие, это во многом скорее самоутверждение, действие под позывом моды» [14] .
Следует добавить, что даже выросшие из него, идеологически подкованные объединения анархистов республик экс-СССР за единичными исключениями представляют собой не реальные политические организации, а сообщества в Интернете, изредка посещающие наш грешный мир, например, на Первомай или какой-нибудь эколагерь. Хуже того, с неким клиническим консерватизмом, они цепляются за старые догмы, учат неофитов на подходах и методиках столетней давности, не понимая неизбежной необходимости их модернизировать ради успеха движения. Таким анархистам впору создавать клубы исторических реконструкций и ряженными на тачанках инсценировать ушедшую эпоху.
Все это подтверждает универсальный характер критики Ф. Фавном анархической субкультуры США. Она варится в себе, предпочитая преобразованию общества внутреннюю ролевую игру. Ее деятельность напоминает практику евангелических религиозных сект, никак не мешает порядкам современного государства и представляет собой ««еще один клапан общественного механизма». В итоге, субкультура – это потеря связи с реальностью, «место капитуляции, сдачи, разоружения», - заключает Фавн [15] . Правда, автор критиковал ее за отсутствие революционности, но в виду состояния «не от мира сего», и в деле эволюционного продвижения анархизма она также не поможет. При этом, я далек от отрицания таких анархических проявлений, как чего-то неправильного. Просто стратегию прихода к анархии или хотя бы ее приближения на них, действительно, не построишь.
НАЗАД В ПОЛИТИКУ
Таким образом, неполитические анти-организационные сообщества анархистов не способны стать источником широких социальных преобразований. Хуже того, пока они не могут даже преодолеть молодежный возрастной барьер и предложить чего-либо «взрослой» жизни обыденного общества. Тем более, субкультурная оторванность от реальности не позволяет реализовать главную задачу, указанную Малатестой, - добиться полноправного обладания анархистами долей средств производства и прочим «социальным достоянием». А ведь это является обязательным условием становления и расширения анархии в реальном мире, в открытой конкурентной борьбе с этатическими формами организации и собственности.
Откуда главным техническим вопросом «непрерывной эволюции» видится закрепление достигнутых высот социального освобождения и прав анархистов на свою долю средств производства. А также создание благоприятных условий для включения новых общественных групп в движение разгосударствления. В процессе эволюции/революции любые достижения анархистов имеют временный характер, если не закрепляются легитимным для окружающего общества способом. Можно строить всякие коммуны, синдикаты, кооперативы, но нелегальный характер превращает их в замки из песка, разрушаемые легким дуновением власти. Поэтому вся анархическая собственность в этатическом обществе должна быть оформлена на коллектив или его конкретного участника. Иначе, для такого общества она «ничья». В отличие от субкультурников, это правило давно поняли синдикалисты, которые регистрируют свои объединения в качестве профсоюзов и легально закрепляют за ними средства производства.
Следует также добавить, что права трудящихся, которые защищает сегодня анархизм от наступления неолиберальной экономики, были в свое время не только завоеваны в забастовочной борьбе, но и закреплены законодательно, их соблюдение стало обязательным условием легитимности современной модели западной демократии. Так реализовалась идея социального государства, призванного обеспечить социальные гарантии, достойный прожиточный минимум и справедливые условия труда. Мне могут возразить, что анархисты не станут идти путем легитимного закрепления своих достижений, так как не признают законодательства. Отнюдь.
Не первый раз указываю, что выступления анархистов против ядерных отходов, за закрытие вредных производств или в защиту социальных гарантий, - есть попытка заставить депутатов принять соответствующий закон, а бюрократов – его исполнить [16] . Многие анархисты поддерживают и экологическое законодательство, и даже хотят его ужесточения в сторону запрета загрязнений окружающей среды [17] . Добавлю, что и нынешние выступления украинских анархистов против нового Трудового кодекса, по сути, являются защитой старых законов КЗоТ о 8-часовом рабочем дне, оплате труда, условиях увольнения, правах профсоюзов. В этатической реальности нет никаких прав, если они не закреплены законодательно. И раз анархисты живут именно в такой реальности, у них нет другого способа эти права защитить.
Но если анархистам в процессе эволюции социальной системы, так или иначе, придется регистрировать свою собственность и социальные достижения, а также защищать выгодные им законы, глупо отдавать сферу регламентации (законодательства) на откуп оппонентам-этатистам, чтобы они создавали препятствия либертарному движению. Логичным и оправданным шагом должно стать влияние анархистов на этатическую систему регламентации. Аналогично стоит вопрос и с созданием условий для привлечения в наше движение широких слоев населения.
Так поступали даже старые анархисты-революционеры во всех масштабных практических экспериментах, где реализация преобразований не могла произойти мгновенно, и, следовательно, требовала некоторого отступления от теоретического идеала, вынужденного компромисса с бытующей традицией социального управления. Это касается прудонистов в Парижской коммуне 1871 г., ставших членами выборного правительства. Так вели себя бакунисты в Испании 1872 г., входя в органы управления городов и кантонов. И махновцы 1920 г. готовились к выборам в Советы УССР. И анархо-синдикалисты с 1936 г. работали в революционном правительстве Испании.
Тем более, участие анархистов в легитимации преобразований необходимо для эволюционной стратегии. Если анархическая эволюция не может дать немедленного безвластия, на пути разгосударствления анархистам неизбежно придется участвовать в создании новых, все более либертарных правил общежития [18] . Причем, в нашей стране избираться в Советы и участвовать в законотворчестве могут только партии. Что и стало для нас главным основанием для создания «Союза анархистов Украины» (САУ) в организационной форме политической партии.
МЫ – НЕ ОНИ
Эволюционную стратегию анархизма в политике посредством партии реализуют сегодня анархисты-капиталисты. Правда, наиболее известная из таких структур, - Либертаринская партия США, - является все же организацией минархистов, то есть сторонников максимально урезанного государства, а не безгосударственного социума. Анархо-капиталисты же являются ее радикальным крылом. Нас это не смущает по тем соображениям, что в стратегии разгосударствления неизбежно случится и минархическая стадия, - последняя перед полным упразднением государства. Поэтому для нас ценен опыт либертарианцев. К тому же сама минархическая модель может рассматриваться как тактический ход, до известного времени снимающий сопротивление власти. С достижением минархического порядка ничто не помешает либертарианцам эволюционировать до рыночных анархистов.
В то же время, у нас есть претензии к ним. Например, для нас неприемлемо предложение Либертарианской партии России совмещать бюрократические должности с коммерческой деятельностью [19] . По сути, это легализация и эскалация коррупции. Или попытки либертарианцев возглавить президентскую власть. Тем более что их кандидат в президенты США 2008 г. Р. Пол был ранее кандидатом от Республиканской партии. А в августе 2011 г. на республиканских праймериз вообще победили либертарианцы, что позволило говорить о захвате ими Республиканской партии [20] . Притом, что основатель анархо-капитализма Ротбард считал либертарианство частью левого движения, союз Либертарианской партии США с политическими правыми – консерваторами видится нам срастанием с государством и недопустимым отходом от основ учения. Думаю, именно такие альянсы американских либертарианцев вносят путаницу и способствуют конфликту между течениями анархизма.
Справедливости ради, следует указать и на другое крыло рыночных анархистов – агористов с их стратегией контр-экономики, - участием предприятий анархистов в «черном рынке». Поддерживая такое участие, как временную меру в периоды обостренной конфронтации с властью, и как обретение практического опыта производства без государства, мы не можем сбросить со счетов неизбежную криминализацию такой экономики и, как следствие, эскалацию насилия в ней. Что анархиста никак устраивать не может. К тому же, нам неизвестны эффективные методы защиты таких предприятий от государственного фиска. А, значит, агористы не только являются братьями субкультурщиков в плане непрактичности анархических преобразований, но еще и провоцируют предпринимателей на обреченность экономического подполья. Анархистам так не добиться полноправного обладания средствами производства, о котором мечтал Малатеста.
Наш Союз объединяет анархистов разных течений, признающих эволюционную стратегию. Поэтому, используя легальные методы либертарианцев, наряду с приватизацией части государственных сфер, мы выступаем за передачу других направлений под контроль общественных организаций. Как следствие, «проект САУ» мы создавали, не калькируя практику либертарианских партий, а дополняя ее своими технологиями «обезвластвования». В результате чего, у нас вышла некая смесь Ротбарда и Прудона. Мы видим свою партию механизмом освобождения общества, а не наиболее демократичного (минархического) управления им. Таким образом, опираясь на теорию ротбардовского рыночного анархизма, мы прописали собственную стратегию его реализации, дополненную украинской анархической традицией, в условиях политической системы нашей страны. Но все по порядку.
Часть 2. ВЗГЛЯД ИЗНУТРИ
ПАРТИЯ БЕЗ ЭТАТИЗМА
Как я предлагал в начале этого исследования, для выяснения свойств и функций анархической партии, необходимо вычесть этатические признаки политической организации подобного типа. Первый и основополагающий вопрос критики партийной структуры – принудительная дисциплина (не путать с самодисциплиной) и жесткая централизация, обязанность нижестоящих ячеек выполнять распоряжения руководящих органов. Что блокирует низовую инициативу, делает рядовых членов партии инструментом в руках политических вождей и, в итоге, является слепком государственной системы власти.
Начнем с того, что порядки в любой организации меньше зависят от ее типа, чем являются следствием свободы взглядов и действий ее участников. В неформальном кружке анархистов возможна такая тирания лидера или большинства, которая немыслима в этатической партии. Нередко группы левых анархистов, под предлогом конспирации или борьбы с провокаторами, реализуют авторитаризм, вводя те или иные системы контроля и жесткости организации. И такие практики не вызывают отторжения у молодежи, называющей себя анархистами, так как используя модный бренд, они не осознают коренного отличия анархических отношений от этатических. А данные группы потакают им в этом. Ребятам не надо вести тяжелую внутреннюю работу по перестройке своего мировоззрения и поведения. Под маркой анархизма им подсовывают чуть измененные «революционные» этатические нормы.
Для сравнения, здесь можно привести отзыв Волина о порядках в махновском движении. Он пишет, что недостатки Махно и его командиров не были линией поведения – рассчитанными и постоянными действиями правительства, вставшего во главе махновщины. «Самым важным была общая атмосфера движения. В конечном счете, главную роль играла масса, а не Махно и командиры. Масса действовала независимо, была полностью свободна во взглядах и поведении. Можно не сомневаться, что в такой атмосфере свободного движения деятельность массы выправила бы недостатки «вождей»» [21] . Именно внутренний настрой организации может говорить о ее анархичности, а никак не ее тип или название. Следствием такой атмосферы является ее организационная структура, а не наоборот, - мудрые вожди делают рядовым участникам либертарное «одолжение» в виде вольных правил.
Так и в основу создания и работы партии САУ мы положили исключительно добровольческий самоорганизующийся принцип. Лишь один раз мы переступили через него, когда соблюдали требования Минюста касательно статьи 11 закона о партиях (необходимость наличия ячеек в большинстве областей страны). В остальном, все наши ячейки – плод низовой инициативы и самоорганизации, все предельно автономны в своей деятельности и равноправны независимо от формального уровня (районная, городская, областная). Союз анархистов Украины в реальности представляет собой «зонтичную структуру» - сеть равноправных организаций с координирующим центром – Политисполкомом. И никто не сможет привести примера, когда последний запрещал что-либо или принуждал к чему-то местную ячейку. Именно так, с нашей точки зрения, и должна создаваться общенациональная анархическая организация.
Похоже, нашего принципа добровольчества не понял такой грамотный исследователь анархизма в республиках экс-СССР, как Бученков. В 2009 г. он заключил, что «За почти семь лет деятельности САУ так и не удалось создать (курсив мой – В.А.) партию анархистов» [22] . После легализации партии, которая в Украине подразумевает создание ячеек в большинстве регионов страны, фраза «не удалось создать» может быть понята только в этатическом смысле партийного строительства. Такой пример государственного восприятия идеи партии находит ответ в отзыве Аршинова на критику большевиков относительно неспособности махновцев построить Вольные Советы осенью 1919 г. в Екатеринославе. Автор возражал, что махновцы лишь оберегали свободу города. «Как таковые, они не должны брать на себя обязанность выполнять созидательную программу революции. Это дело местных рабочих масс. В этом деле махновская армия могла, самое большее, помогать им словом, советом, инициативой, что она и делала» [23] .
Аналогичную же позицию в плане партийного строительства заняли и основатели САУ. Мы инициировали такой проект эволюционного анархизма, создали идеологическую и методологическую базу, легализовали его, и предлагаем группам анархистов и сочувствующих в регионах свои опыт и права политической партии. Но мы не станем за них делать анархию по городам и весям Украины, насаждать свои ячейки там, где граждане еще не решились на конструктивную анархическую деятельность. Анархизм либо поднимается снизу, либо это его имитация.
ВОПРОС ЛЕГАЛЬНОСТИ
Вторым направлением критики партии САУ является легальность. Мол, зарегистрировавшись в Минюсте, мы пошли на соглашение с государством и потеряли право называться анархистами. Начнем с того, что наша легализация, как и реакция на нее, не является чем-то новым в истории анархизма. П. Эврич указывал, что так же «в штыки» анархисты-террористы встретили зарождение синдикализма с его спокойной пропагандистской работой и защитой экономических прав. Террористы считали синдикалистов отступниками и презрительно называли «легальными анархистами» за то, что правительство позволяло им издавать пропагандистскую литературу [24] .
Перед нами конфликт деструктивно-бессмысленного с конструктивно-осмысленным в анархизме. Как писал Боровой, до прихода синдикализма «террористическая тактика была чуть ли не единственной формой практических выступлений анархизма». Эта тактика была настолько идеалистичной, «что в любой момент он предпочитал идти на поражение, чем делать какие-либо уступки реальной действительности» [25] . Боровой осуждал этот опасный утопизм. А современные анархисты-неформалы в случае с легализацией САУ просто повторяют догматические заблуждения тех террористов, но уже на новом витке развития общества и анархизма вместе с ним. Для меня же символично, что именно в Одессе – родине безмотивного анархистского террора – спустя сто лет родилась наша анархическая партия, полностью отвергающая революционные экстремистские методы.
Теория анархизма не стоит на месте, а развивается в сторону реалистичности, по Малатесте, путей реализации хотя бы части своих идей здесь и сейчас. Именно поэтому наиболее конструктивное крыло левых анархистов – анархо-синдикалисты ГКТ и «Набата» – впервые пытались реализовать идею анархической партии, необходимой для легального расширения зоны анархии в этатическом обществе. Причем, не подменяя профсоюзную (синдикальную) борьбу партийной, как это делали марксисты, а дополняя ее в тех сферах, где партия может добиться большего, чем профсоюз. В нашем случае, - в нормотворческой деятельности. Аналогично стоял вопрос и с регистрацией САУ, - только легальная партия анархистов может поддержать эволюционный проект разгосударствления путем продвижения все более либертарных правил общежития.
Что же касается нашего «соглашения с государством», то постановка вопроса верна с точностью до наоборот. Не мы пошли на уступки, но, сродни базовым политическим свободам слова или собраний, мы добились от власти еще одной, наиболее опасной для нее свободы, - права граждан кардинально изменить систему управления в обществе. Вынужденно легализовав партию анархистов, государство тем самым признало конечность своего существования: да, люди имеют право открыто и без угрозы преследования бороться за то, чтобы меня не было. Признав это, я, государство, признаю общество, что будет после меня. Это незаурядное достижение. Так и махновцы осенью 1920 г., в виду угрозы наступления Врангеля, вынудили красных подписать Старобельское соглашение. Последнее признавало анархию равноправной с государством настолько, что махновцы и анархисты получили право участвовать в выборах наравне с государственниками. Это значит, что впервые в истории народу было дано право выбирать – хочет он жить с государством или без него.
АНАРХИСТЫ И ВЫБОРЫ
Итак, одним из главных методов эволюционного разгосударствления являются либертарные изменения законодательства. Ни легализация анархических средств производства в этатическом обществе, ни наращивание либертарных свобод, ни поддержка безвластного самоуправления, без этого невозможны. Но для участия в освободительном законотворчестве анархистам необходимо избираться в представительские органы, - местные Советы и Верховную Раду. Мне возразят, что анархисты принципиально против выборов! Разве? Наоборот, анархисты «золотого века» русских революций выступали против назначенчества из центра и за сплошную выборность снизу доверху.
Как же тогда быть с резолюциями либертарных форумов времен гражданской войны выступавших против выборов анархистов в Советы? Здесь надо учитывать два обстоятельства: текущий момент и политические ожидания. После того, как ленинцы путем принудительных перевыборов захватили Советы, эти органы перестали быть выразителем воли избирателей и продвигали партийную линию РКП/б. В такой ситуации, анархисты в Советах явились бы декорацией для диктатуры большевиков. И, что более важно, анархисты выступали против выборов в представительные органы государства, так как в тот период была надежда, что ситуация вот-вот переломится и народ массово поддержит безвластную организацию общества с альтернативными органами самоуправления.
Но уже в 1920 г. махновцы оставили эти иллюзии и, согласно Старобельскому соглашению, получили право избираться в Советы. Популярность их в тот период была столь высока, что имелись реальные шансы таким, легальным способом получить большинство и изменить политическую систему УССР. Тем более, трезвый взгляд на стратегию преобразований необходим анархистам сегодня, когда революции стали носить постановочный характер и никакого отношения к спонтанному восстанию масс не имеют. К тому же, у современных анархистов махновской популярности нет. Отчего нам больше, чем предшественникам первой четверти ХХ в., должно быть понятно, что движение к либертарному социуму требует длительного переходного периода.
Еще П. Эльцбахер указывал, что государство есть всего лишь юридическая норма, юридические взаимоотношения, в силу которых создается верховная власть в стране [26] . И правда, государство – это не страна, не народ, а лишь зона распространения юрисдикции. Люди в нее попадают автоматически, вне зависимости от желания оказываются поданными той или иной национальной бюрократии. Конечно, можно отказаться играть в юридические игры. Но тогда надо иметь достаточно сил, чтобы создать иную правовую реальность. Будем откровенны, таких сил у анархизма нет, и в ближайшее время не предвидится. Значит, надо идти по пути изменения существующей юридической нормы. Для чего необходима организация, обладающая юридической силой, то есть партия анархистов, и, главное, ее работа в органах, определяющих юридические взаимоотношения.
Наконец, главный аргумент в пользу выборов анархистов в Советы – самоуправление без представительных органов, то есть прямая демократия участия, возможно только в малых сообществах. Далее анархизм также предлагает систему представительства. В классической модели анархической федерации присутствуют представительные органы от уровня района и города. И хотя наша теория обставляет функции представителей всевозможными условиями зависимости от мнения избирателей, принципа это не меняет. Как нелицеприятно отметил Ударцев, «Анархизм предлагает лишь другую форму представительной власти». И далее, совершенно справедливо: «Кроме представительства политическое сознание человечества еще не изобрело других форм оптимального выражения, "снятия" общей воли без нарушения сложившейся системы разделения труда, нормальной общественной жизни» [27] .
Поэтому в рамках эволюционного проекта анархистам рано или поздно придется избираться в Советы. И уже оттуда, вместе с либертарными изменениями законодательства, изменять саму структуру и полномочия представительных органов. Например, до модернизированного образца махновских Вольных Советов. Такой подход соответствует реформистской стратегии Прудона, чтобы в осуществлении преобразований «приняли участие те самые учреждения, которые подлежат отмене, и те правовые начала, которые предстоит дополнить. Пусть новое общество будет свободным, естественным и неизбежным развитием старого» [28] . Наконец, кроме изменения представительных функций, необходимо вводить выборность общественно значимых и коррупционно опасных постов от губернаторов и судей до начальников управлений муниципалитетов, райотделов милиции и начальников ЖЭУ [29] . Так мы резко ослабим солидарный произвол исполнительной власти.
УРОВНИ ЭВОЛЮЦИИ
Наша эволюционная стратегия допускает работу анархистов в представительных органах и отрицает – в государственной бюрократии. Правда, были прецеденты, когда анархисты работали и в исполнительной власти. Как указано выше, это прудонисты в правительстве Парижской коммуны или министры-анархисты в республиканском правительстве Испании. Да и в период гражданской войны в России множество анархистов состояло на службе у советского государства. В основном, в войсках, ЧК и милиции, органах просвещения и продовольствия. А во время махновского совещания в феврале 1920 г. один из командиров выступил с предложением, что анархическую революцию будет развить тем легче, чем больше махновцев поступит на советскую службу [30] . Но это были периоды революционных потрясений. Старая бюрократическая машина была сломана, новая еще не укоренилась, со дня на день ожидался коренной перелом в социальной организации общества, и анархия мерещилась на горизонте.
Нынешний период возрождения анархизма – более трезв и прагматичен. Ментальный наследник советской бюрократии, современное чиновничество настолько привыкло паразитировать на безграмотности и покорности населения, что практически не подлежит реформированию. Определяющим здесь является вопрос контроля. Разница депутата и бюрократа – это, прежде всего, разница зависимости избранника и назначенца. Если депутата можно привести к реальному представительству интересов избирателей, чиновник подчинен только вышестоящему начальнику. Поэтому социальная опасность бюрократии напрямую зависит от ее иерархичности и сплоченности (вертикали власти). Чем больше эти показатели, тем менее она подконтрольна обществу и больше привилегий себе присваивает.
В итоге, вместо декларируемых услуг социального управления, бюрократия превращает власть в свою частную собственность, использует контрольно-разрешительную систему для личного обогащения, то есть занимается коррупцией. Фактически, это повторное налогообложение населения. Откуда именно бюрократия персонифицирует лозунг анархистов «Власть рождает паразитов!». Таким образом, чиновничество выступает солидарным эксплуататорским классом. Соответственно, вошедший в эту систему анархист вынужден работать по ее внутренним правилам, согласуясь с интересами окружающих бюрократов, или круговая порука этого цеха блокирует любые его действия. Прибавим вертикаль власти, как неэффективную систему управления, постоянные пустые согласования и саботаж реальных решений, и станет понятно, что анархист не сможет раскачать исполнительную власть изнутри.
Между тем, власть бюрократии зиждется, в первую очередь, на эксплуатации нашей гражданской несамостоятельности. И позволяет она себе тем больше лжи, коррупции и произвола, чем более она понимает, что народ достаточно ограничен, чтобы принимать навязанные ею правила. И, наоборот, чем больше самостоятельности и самоуправления в обществе, тем меньше коррупции и произвола, по той причине, что людям не надо делегировать управление собой. Откуда анархия – это не дух вечного бунтарства, а умение строить жизнь без посторонних указаний, в прямом смысле слова, принадлежать самому себе, самоуправляться. В таком контексте, перспективным антиподом бюрократии могут считаться структуры гражданского общества (ГО), представляющие собой объединения людей, сорганизовавшиеся без участия власти.
Соответственно, в демократической бинарной системе «государство – гражданское общество» наращивание сил и сфер распространения ГО автоматически будет вести к сужению сферы контроля власти, то есть разгосударствлению общества [31] . По сути, это близко к модели Малатесты – постоянно расширяющейся анархической субкультуре, вытесняющей государство. Основные препятствия на этом пути – безынициативность населения и сопротивление бюрократии. О первой поговорим ниже. Помочь же в преодолении сопротивления, и призваны анархисты в Советах, - через создание законодательного режима благоприятствования развитию гражданского общества, в нашем антиэтатическом его понимании. Направления такого нормотворчества подробно разобраны мной в предыдущих работах [32] , поэтому я укажу лишь тезисы.
Это децентрализация и дерегламентация государства, с последовательным низведением центра принятия решений с унитарного уровня на федеральный и местного самоуправления (МСУ). А также параллельное индикативное планирование для неправительственных организаций (НПО) с постепенной передачей им полномочий социальных ведомств местных исполкомов, а впоследствии и других служб. Вплоть до замещения управлений экономики ассоциациями предпринимателей. Так гражданское общество сможет постепенно вытеснять исполнительную власть. Разумеется, даже в итоге такого ре-делегирования могут остаться некоторые административные функции, которые не захочет на себя перебирать ни одна НПО. И эти функции останутся в ведении местного Совета. Но, в любом случае, их будут исполнять обычные клерки, а не та всесильная и бесконтрольная бюрократия, что мы имеем сейчас.
Причем, для работы анархистов в области ре-делегирования не надо сразу избираться в парламент. Местные Советы наделены достаточными полномочиями для утверждения на территориях своих громад уже принятых, но не работающих должным образом, законов. Наш классический пример: закон о социальном заказе, что принят Верховной Радой в 2001 г. Его имплементация, разработка условий тендера и независимого контроля позволят анархистам из того или иного местного Совета запустить в своем городе круглогодичный, постоянно действующий механизм ре-делегирования полномочий от бюрократии к НПО. Аналогично мы можем развивать деятельность в рамках ст.14 закона о местном самоуправлении, по которому Советы могут разрешать создание домовых, уличных, квартальных органов ТСО (территориальной самоорганизации населения) с наделением их частью собственной компетенции, финансов и имущества.
Правда, в Украине местные Советы наловчились создавать управляемые квази-органы ТСО под себя, с помощью подставных лиц обретать контроль над этой областью низового самоуправления. Так возникают всякие карманные комитеты, и управления исполкома по взаимодействию с ними. В 2010 г. одесская мэрия мне предлагала возглавить такое управление. Закон запрещает существование на одной территории параллельных органов ТСО, откуда местные власти думают, что устранили проблему независимого самоуправления. Однако норму эту легко обойти созданием на той же территории НПО, предоставляющего аналогичные услуги населению. Со временем горожане поймут разницу между подставным органом ТСО и НПО, реально решающим их проблемы. И когда они сделают выбор в пользу настоящей базисной демократии, мэрии придется назначить перевыборы ТСО, упразднив его фиктивный характер.
На данном примере мы понимаем возможность анархистов работать в этом поле и без получения депутатских мандатов. По сути, мандат олицетворяет собой ресурс влияния, доступного депутату местного Совета. Однако аналогичный ресурс можно создать не только в представительных органах, но и в рамках гражданского общества. Разница лишь в том, что ресурс депутата – полномочия органа МСУ, а ресурс органа базисной демократии – социальная активность его участников, которая может быть более пробивной, чем депутатская «корочка». Так анархисты смогут помочь гражданам аккумулировать ресурс влияния без фальшивых выборов, не раз в пятилетку, а круглый год и каждый день. Горожане собираются вокруг резонансной проблемы (ЖКХ, уплотнительная застройка, вырубка парков и т.д.), учатся у анархистов методам воздействия, получают солидарный ресурс влияния. И, главное, такие структуры могут полностью исключить охваченные ими территории из борьбы за власть: когда люди умеют самоуправляться, политикам просто нечего им предложить.
Здесь, правда, возникает вопрос: при возможности такого ресурса, зачем анархистам вообще избираться в Советы, как говорят наши оппоненты, «пачкаться во власти»? Ответ все тот же, что и со средствами производства анархистов, - закрепление достижений разгосударствления нуждается в освободительном нормотворчестве. Можно, конечно, обратиться с предложением законодательного закрепления инициатив соцзаказа или ТСО и к депутатам-этатистам. При серьезной активности базисных структур, они даже с удовольствием возьмутся помочь. Но используют этот ресурс влияния в своих этатических интересах. И только анархисты в Советах, объединенные общностью целей с независимыми структурами гражданского общества, станут продвигать такие решения в рамках общей стратегии разгосударствления.
Таким образом, складывается многоуровневый проект эволюционного анархизма. Как положено, снизу вверх, хотя, возможно и параллельными курсами. Создание независимых структур и сетей базисной демократии, превращение их социальной активности в мощный ресурс влияния, конкурирующий с депутатскими полномочиями местных Советов и даже парламента. Выборы анархистов в местные Советы с целью закрепления на территориях громад постоянно действующих технологий ре-делегирования полномочий от органов МСУ к неправительственным организациям. Выборы анархистов в парламент для продвижения общенациональных законов разгосударствления - децентрализации и де-регламентации, создания режима наибольшего благоприятствования росту гражданского общества. В результате такого комплексного подхода, мы положим начало переходному периоду к анархии, который организационно будет отвечать коммуналистической модели государства.
ТЕХНИЧЕСКИЙ ПРОЕКТ
Но в который раз повторю наш принцип – никакая организация анархистов не может подменить либертарной самодеятельности широких слоев населения, никакая партия анархистов самостоятельно не сможет вывести общество из государственного принуждения. Вслед за махновцами мы можем сказать, что «ограничиваем нашу роль простой идейной и организационной помощью трудо¬вому народу» [33] . И, к примеру, для инициации апатичного населения, наши товарищи из САУ-Лисичанск созывали гражданские сходы, как рядовые граждане, - без флагов и анархической символики. В отличие от других политических сил, для нас это не обязательно. Ведь действовать самостоятельно – это и есть действовать по-анархически.
В таком контексте, анархическая партия может рассматриваться не более чем технический проект, призванный посредством выше указанных механизмов, инициировать, закреплять и идейно подпитывать стремление граждан к социальной самостоятельности и, как следствие, разгосударствлению общества. Откуда мы и называем свою партию «проект САУ».
За рамками такого проекта, но в рамках многообразия анархизма, мы приветствуем конструктивные проявления всех его течений. Наш девиз: не вместо, а вместе! Хотят анархические группы в регионах Украины создавать свои легальные и нелегальные организации, мы рады координировать с ними наши действия. Хотят действовать под политической маркой САУ, - мы поможем с легализацией и опытом борьбы. Больше того, наши ячейки не замыкаются на законодательстве или судебных тяжбах, а свободно используют синдикальные методы и акции прямого действия, наши активисты участвуют в жизни субкультурных сообществ. Для нас одно действие не исключает другого и за рамками «проекта САУ» мы остаемся обычными анархистами, а не снимаем свою идеологию, как рабочий пиджак. Разница с неформалами лишь в том, что мы хорошо знаем политику и общество, в котором живем, и не стесняемся применять адекватные методы его разгосударствления.
Но, как любой проект, САУ имеет свою продолжительность. Согласен с мнением Ударцева по вопросу создания анархической партии, «если теоретически можно допустить такой вариант под давлением противоречивых факторов, обстоятельств, как результат компромисса, диктуемого конкретными политическими соображениями, то можно предсказать кратковременность и переходный характер подобной организации» [34] . САУ – технический проект для планомерного и закрепляемого перехода к безгосударственному обществу. И еще в 2004 г. я контурно описал его естественную самоликвидацию. «Чем больше власть будет децентрализована, тем меньше связи и координации потребуется между региональными отделениями САУ, тем больше у каждого из них будет возникать своя специфика, а, значит, большая автономность в работе и принятии решений. В результате САУ из общенациональной партии постепенно превратиться в федерацию локальных анархических движений, связанную лишь общими разработками и системой взаимопомощи» [35] .
Причем, по факту ожидаемых изменений в обществе, это будет настоящая социальная революция или, как минимум, ее первый этап. Мы и тогда не перестанем быть анархистами. Но нас будет окружать уже совсем другой социум, который станет предъявлять иные требования и диктовать иной тип анархической организации.
назад
Создан:
15 Сентября 2011
Опубликован:
22 Сентября 2011
Раздел:
постижение анархии -
теория
| Зачем анархистам партия |
| Зачем анархистам партия - часть 2 |
| Весь текст |
Смена типа социальной организации общества с этатической на анархическую, без сомнения, явится наиболее масштабной реорганизацией за всю историю человечества. И это неизбежно делает вопрос организации одним из краеугольных в анархизме. Причем, вопрос не столько структуры будущего общества, которая может стать лишь результатом социального творчества широких масс, сколько организованности самих анархистов – генераторов идей и помощников в либертарном освобождении. Правда, сегодня анархизму больше свойственны анти-организационные проявления типа субкультурных сообществ или новомодной тактики «черного блока». Но, дающие рекламный эффект, они не могут подменить политическую организацию анархистов, необходимую для создания и реализации перспективных планов в рамках всего общества. Другой вопрос, какой должна быть такая организация?
Часть 1. ВЗГЛЯД ИЗВНЕ
СТРАШНОЕ ТАБУ
При планировании масштабной политической деятельности, естественно, возникает мысль о создании партии. Однако что может быть более табуированным в современном анархизме, чем организация политической партии?! Наверное, только организация власти. Тем не менее, анархисты прошлого, включая классиков, неоднократно предлагали создание анархической партии и даже пытались реализовать этот проект. Здесь можно вспомнить предложения Бакунина, Кропоткина, Новомирского, Аршинова. Малатесту с идеей создания «Интернациональной Социалистическо-Анархической Революционной Партии» [1] . Попытки превращения в анархические партии французской Генеральной конфедерации труда в начале ХХ в. и украинской Конфедерации «Набат» в 1920 г., преобладание анархистов 1919 г. в компартии Франции. Подробнее о некоторых примерах можно узнать из книги А. Скирды «Индивидуальная автономия и коллективная сила» [2] .
Историки пишут о противоречивости взглядов классиков анархизма на участие в политике. Основатель движения П.-Ж. Прудон избирался депутатом парламента, а программу реформ прудонистов приняло правительство Парижской коммуны. М. Бакунин критиковал парламентаризм, но активно участвовал в политике. И А. Боровой опровергал миф об отрицании анархистами политической борьбы. А анархические эксперименты в Украине 1918-1920 гг. с участием в выборах и в Испании 1936-1939 гг. с участием в выборах и правительстве подтвердили возможность реализации анархизма, именно политическим путем. Но после его подавления в СССР и Европе, анархизм смог возродиться только на субкультурном уровне. И, к своему ренессансу в республиках экс-СССР, он давно ушел из политики. А чтобы оправдать свое неучастие в судьбах общества, его носители выработали пренебрежение к ней и к партиям, на которые спроецировали весь негатив анархистов против ленинской РКП/б.
Но, если классики анархизма критиковали этатические партии и, в то же время, предлагали создание партии анархистов, нельзя полагать, что они не понимали типологической разницы организаций, не отличали партию от, скажем, профсоюза. Значит, они видели отличные черты подобной анархической структуры, при сохранении ее партийного типа. И ее свойства можно высчитать от обратного, вычитая критику классиков, касательно этатических партий. Например, партийную иерархию и принудительную дисциплину, бюрократизацию, отрыв от интересов общества и захват ею власти [3] . Но главным вопросом создания анархической партии остается все же целеполагание: не можно ли ее создавать, а для чего это делать. И чтобы ответить на этот вопрос, придется совершить беглый обзор развития анархических учений.
МЕТОДЫ АНАРХИЗМА
Анархизм никогда не был единой доктриной, это сообщество родственных течений, общих во мнении, что грядущее гуманное общество будет безгосударственным [4] . Далее их взгляды на методы достижения безвластия и его будущую экономику серьезно разнятся. Прудон выступал за эволюционный путь к анархии и ее рыночную модель. Затем Бакунин привнес в анархизм революционную технологию, которую поддержал и П. Кропоткин. При этом Прудон с Бакуниным выступали за уравнение собственности и критиковали коммунизм. Кропоткин же обосновал возможность соединения анархизма с коммунизмом, тем самым, вступив в противоречие с первичной моделью анархической экономики. В период русских революций его взгляды получили столь широкое распространение, что до сих пор неискушенные в теории анархисты считают наше учение в целом революционным и коммунистическим.
Между тем, сам Кропоткин указывал, что, возникшая в недрах «Интернационала» партия, которая не признавала власти в общественном союзе, сначала избегала называть себя анархистской. Этим определением она, казалось, слишком связывала себя с последователями Прудона, против реформистских идей (курсив мой – В.А.) которого боролся «Интернационал». И только после того, как противники этой партии стали также называть ее участников анархистами, она приняла на себя это имя [5] . Отсюда следует, что стратегия эволюционного разгосударствления (реформистский анархизм) не только имеет право называться анархизмом. Но именно она, по задумке основателя движения, была единственным, в прямом смысле слова, «анархизмом без прилагательных». Прочие классики учения лишь примкнули к этому готовому движению, привнося в него свои, зачастую противоположные теории.
Поэтому создание во второй половине ХХ в. М. Ротбардом на основе идей анархистов-индивидуалистов нового течения, - анархизма свободного рынка (анархо-капитализма) с эволюционной стратегией развития, - стало естественным возвратом к первооснове Прудона после века бесплодных революций. Новое течение еще более противоречило кропоткианству, чем последнее, - прудонизму и бакунизму. Отчего идея либертарного капитализма вызвала у анархистов-коммунистов резко негативную реакцию, вплоть до отказа его сторонникам в принадлежности к анархизму. Но, думаю, она сравнима с реакцией на учение Кропоткина анархистов конца XIX в., критически настроенных против коммунизма. Во всяком случае, Б. Такер считал анархизм с коммунизмом взаимоисключающими понятиями, и отказывал Кропоткину в звании анархиста [6] .
Привел я это нелинейное движение либертарной мысли лишь для того, чтобы показать широту диапазона организационных и методических поисков анархизма. Что наше учение никогда не замыкалось на каком-то одном направлении или форме борьбы, ему чужд монополизм и догматизм, претензия главенства одного течения над другими. Анархизм свободен в выборе взглядов на характер социального освобождения и средства его достижения.
И мысль о том, что к анархии можно идти разными путями, далеко не нова, это предлагали уже в марте 1918 г. участники Московской федерации анархических групп. Так в газете федерации «Анархия» вышла статья М. Вольного «Единая платформа анархизма», где отмечалось разнообразие форм организации социальных отношений, предлагаемых разными либертарными течениями. Автор указывал, что все они находят своих последователей, и обусловлено это разными интересами индивидов. Поэтому не может какое-либо из течений считаться правильным, а остальные – ошибочными. Откуда всем равноправным течениям должна быть предоставлена равная свобода реализации, создания своих систем организации социальных отношений [7] .
Применительно к современности, это означает плюрализм анархических методов, реализацию всеми либертарными течениями своих технологий освобождения. И революционных акций прямого действия анархо-коммунистов, и профсоюзной борьбы анархо-синдикалистов, и эволюционных технологий анархо-капиталистов. А также множества новых неоанархических инициатив. Так мы наиболее полно, широким фронтом воздействий сможем охватить большую часть социума, недовольную государством. Результатом такого плюрализма методов станет безгосударственное полиукладное общество, где последователи каждого из течений будут жить сообразно своим представлениям о собственности и способе производства. Придет ли в дальнейшем такое общество к единой экономической системе, - вопрос самоопределения будущих свободных поколений.
ЭВОЛЮЦИЯ И СУБКУЛЬТУРА
Если к падению самодержавия в России большинство политических сил имело в своем арсенале ту или иную концепцию революции, с окончанием гражданской войны началось отрезвление от революционных иллюзий. Уже в 1922 г. анархический журнал «Почин» писал о невозможности немедленного исчезновения государства и осуществляющих власть политических партий [8] . Сегодня же революции все больше сводятся к постановочным технологиям уличной смены власти. Что показал парад «цветных» переворотов в республиках экс-СССР, да и последние потрясения в арабском мире. Как следствие, «революцией» нынче громко называют любой переворот, не влекущий изменений, революционных по сути.
Но если революция не может сразу убрать государство, на первый план анархизма выходит идея переходного периода, постепенное вытеснение власти. Правда, М. Неттлау и Э. Малатеста отрицали такую идею, как промежуточную политическую систему, и настаивали на анархическом прогрессе путем непрерывной эволюции [9] . На такие обвинения отвечал А. Шапиро: социальная революция неизбежно делится на этапы. Но, «когда говорят о переходном периоде, то анархисты-догматики становятся на дыбы. "Переходный период" легкомысленно смешивается с "диктатурой"» [10] . Выходит, перед нами не более чем спор разных характеристик одного процесса. И «социальная революция», и «непрерывная эволюция», и «переходный период», в реалистичных своих интерпретациях являются идентичными моделями перехода от этатической к анархической организации социума, который подразумевает не одномоментное, а продолжительное становление либертарного общества.
С этой точки зрения, Малатеста предельно реалистичен: указывает, что «анархия может осуществиться лишь постепенно, понемногу возрастая в силе и широте охвата». А цель движения в том, «чтобы идти к анархии сегодня, завтра, всегда». Руководством к действию любого эволюциониста могут служить его поиск благоприятных условий и стремление «найти путь к осу¬ществлению наибольшей возможной доли анархии среди людей, которые не являются анархистами или которые являются тако¬выми в различной степени». Если сегодня анархо-революционеры придают анафеме участие в реформах и политической жизни, то Малатеста настаивал на участии анархистов в любой общественной и реформистской деятельности, постепенно наращивая тем самым наши ряды. В результате чего анархисты смогут стать не изолированной коммуной, но частью общества, «располагающей соответственной долей общест-венных средств производства и прочим социальным досто¬янием» [11] .
По сути, концепция Малатесты – это идея расширяющейся анархической субкультуры внутри этатического общества, которая постепенно вытеснит государство. И на примере указаний Д. Бученкова, что с конца 1980-х гг. именно субкультурные молодежные группировки стали «кузницей кадров» для возрождения анархического движения в республиках экс-СССР [12] , может показаться, будто анархизм у нас идет правильным путем. Но прошло уже более 20 лет, а удельный вес неполитического субкультурного анархизма в общей массе этатического социума практически не изменился, разве что, уменьшился.
И проблему здесь я вижу именно в его аполитичности. Ведь если революция/эволюция предполагается достаточно растянутой во времени, это обязывает нынешних анархистов пересмотреть свое отношение к политической борьбе. Миф одномоментного свержения государства волной социальной революции делал политические навыки для анархистов ненужным рудиментом этатического общества. Переходный период к анархии снова требует от нас искушенности в отношениях с органами власти, политическими партиями и движениями. Но по силам ли такая наука, и, главное, ее практическое применение наиболее распространенному сейчас субкультурному анархизму?
Например, Б. Кагарлицкий, в связи с недавними поджогами в Москве, определял анархическую субкультуру России, как «способ времяпровождения молодёжи, которая не имеет чёткой программы и идеологии, но живёт в определённом стиле, слушает определённую музыку, негативно относится к существующему в России государству и «потребительскому обществу»» [13] . И лидеры «новых левых» Киева в интервью 2008 г. отмечали: «Сейчас субкультурный анархизм - это не стратегическое действие, это во многом скорее самоутверждение, действие под позывом моды» [14] .
Следует добавить, что даже выросшие из него, идеологически подкованные объединения анархистов республик экс-СССР за единичными исключениями представляют собой не реальные политические организации, а сообщества в Интернете, изредка посещающие наш грешный мир, например, на Первомай или какой-нибудь эколагерь. Хуже того, с неким клиническим консерватизмом, они цепляются за старые догмы, учат неофитов на подходах и методиках столетней давности, не понимая неизбежной необходимости их модернизировать ради успеха движения. Таким анархистам впору создавать клубы исторических реконструкций и ряженными на тачанках инсценировать ушедшую эпоху.
Все это подтверждает универсальный характер критики Ф. Фавном анархической субкультуры США. Она варится в себе, предпочитая преобразованию общества внутреннюю ролевую игру. Ее деятельность напоминает практику евангелических религиозных сект, никак не мешает порядкам современного государства и представляет собой ««еще один клапан общественного механизма». В итоге, субкультура – это потеря связи с реальностью, «место капитуляции, сдачи, разоружения», - заключает Фавн [15] . Правда, автор критиковал ее за отсутствие революционности, но в виду состояния «не от мира сего», и в деле эволюционного продвижения анархизма она также не поможет. При этом, я далек от отрицания таких анархических проявлений, как чего-то неправильного. Просто стратегию прихода к анархии или хотя бы ее приближения на них, действительно, не построишь.
НАЗАД В ПОЛИТИКУ
Таким образом, неполитические анти-организационные сообщества анархистов не способны стать источником широких социальных преобразований. Хуже того, пока они не могут даже преодолеть молодежный возрастной барьер и предложить чего-либо «взрослой» жизни обыденного общества. Тем более, субкультурная оторванность от реальности не позволяет реализовать главную задачу, указанную Малатестой, - добиться полноправного обладания анархистами долей средств производства и прочим «социальным достоянием». А ведь это является обязательным условием становления и расширения анархии в реальном мире, в открытой конкурентной борьбе с этатическими формами организации и собственности.
Откуда главным техническим вопросом «непрерывной эволюции» видится закрепление достигнутых высот социального освобождения и прав анархистов на свою долю средств производства. А также создание благоприятных условий для включения новых общественных групп в движение разгосударствления. В процессе эволюции/революции любые достижения анархистов имеют временный характер, если не закрепляются легитимным для окружающего общества способом. Можно строить всякие коммуны, синдикаты, кооперативы, но нелегальный характер превращает их в замки из песка, разрушаемые легким дуновением власти. Поэтому вся анархическая собственность в этатическом обществе должна быть оформлена на коллектив или его конкретного участника. Иначе, для такого общества она «ничья». В отличие от субкультурников, это правило давно поняли синдикалисты, которые регистрируют свои объединения в качестве профсоюзов и легально закрепляют за ними средства производства.
Следует также добавить, что права трудящихся, которые защищает сегодня анархизм от наступления неолиберальной экономики, были в свое время не только завоеваны в забастовочной борьбе, но и закреплены законодательно, их соблюдение стало обязательным условием легитимности современной модели западной демократии. Так реализовалась идея социального государства, призванного обеспечить социальные гарантии, достойный прожиточный минимум и справедливые условия труда. Мне могут возразить, что анархисты не станут идти путем легитимного закрепления своих достижений, так как не признают законодательства. Отнюдь.
Не первый раз указываю, что выступления анархистов против ядерных отходов, за закрытие вредных производств или в защиту социальных гарантий, - есть попытка заставить депутатов принять соответствующий закон, а бюрократов – его исполнить [16] . Многие анархисты поддерживают и экологическое законодательство, и даже хотят его ужесточения в сторону запрета загрязнений окружающей среды [17] . Добавлю, что и нынешние выступления украинских анархистов против нового Трудового кодекса, по сути, являются защитой старых законов КЗоТ о 8-часовом рабочем дне, оплате труда, условиях увольнения, правах профсоюзов. В этатической реальности нет никаких прав, если они не закреплены законодательно. И раз анархисты живут именно в такой реальности, у них нет другого способа эти права защитить.
Но если анархистам в процессе эволюции социальной системы, так или иначе, придется регистрировать свою собственность и социальные достижения, а также защищать выгодные им законы, глупо отдавать сферу регламентации (законодательства) на откуп оппонентам-этатистам, чтобы они создавали препятствия либертарному движению. Логичным и оправданным шагом должно стать влияние анархистов на этатическую систему регламентации. Аналогично стоит вопрос и с созданием условий для привлечения в наше движение широких слоев населения.
Так поступали даже старые анархисты-революционеры во всех масштабных практических экспериментах, где реализация преобразований не могла произойти мгновенно, и, следовательно, требовала некоторого отступления от теоретического идеала, вынужденного компромисса с бытующей традицией социального управления. Это касается прудонистов в Парижской коммуне 1871 г., ставших членами выборного правительства. Так вели себя бакунисты в Испании 1872 г., входя в органы управления городов и кантонов. И махновцы 1920 г. готовились к выборам в Советы УССР. И анархо-синдикалисты с 1936 г. работали в революционном правительстве Испании.
Тем более, участие анархистов в легитимации преобразований необходимо для эволюционной стратегии. Если анархическая эволюция не может дать немедленного безвластия, на пути разгосударствления анархистам неизбежно придется участвовать в создании новых, все более либертарных правил общежития [18] . Причем, в нашей стране избираться в Советы и участвовать в законотворчестве могут только партии. Что и стало для нас главным основанием для создания «Союза анархистов Украины» (САУ) в организационной форме политической партии.
МЫ – НЕ ОНИ
Эволюционную стратегию анархизма в политике посредством партии реализуют сегодня анархисты-капиталисты. Правда, наиболее известная из таких структур, - Либертаринская партия США, - является все же организацией минархистов, то есть сторонников максимально урезанного государства, а не безгосударственного социума. Анархо-капиталисты же являются ее радикальным крылом. Нас это не смущает по тем соображениям, что в стратегии разгосударствления неизбежно случится и минархическая стадия, - последняя перед полным упразднением государства. Поэтому для нас ценен опыт либертарианцев. К тому же сама минархическая модель может рассматриваться как тактический ход, до известного времени снимающий сопротивление власти. С достижением минархического порядка ничто не помешает либертарианцам эволюционировать до рыночных анархистов.
В то же время, у нас есть претензии к ним. Например, для нас неприемлемо предложение Либертарианской партии России совмещать бюрократические должности с коммерческой деятельностью [19] . По сути, это легализация и эскалация коррупции. Или попытки либертарианцев возглавить президентскую власть. Тем более что их кандидат в президенты США 2008 г. Р. Пол был ранее кандидатом от Республиканской партии. А в августе 2011 г. на республиканских праймериз вообще победили либертарианцы, что позволило говорить о захвате ими Республиканской партии [20] . Притом, что основатель анархо-капитализма Ротбард считал либертарианство частью левого движения, союз Либертарианской партии США с политическими правыми – консерваторами видится нам срастанием с государством и недопустимым отходом от основ учения. Думаю, именно такие альянсы американских либертарианцев вносят путаницу и способствуют конфликту между течениями анархизма.
Справедливости ради, следует указать и на другое крыло рыночных анархистов – агористов с их стратегией контр-экономики, - участием предприятий анархистов в «черном рынке». Поддерживая такое участие, как временную меру в периоды обостренной конфронтации с властью, и как обретение практического опыта производства без государства, мы не можем сбросить со счетов неизбежную криминализацию такой экономики и, как следствие, эскалацию насилия в ней. Что анархиста никак устраивать не может. К тому же, нам неизвестны эффективные методы защиты таких предприятий от государственного фиска. А, значит, агористы не только являются братьями субкультурщиков в плане непрактичности анархических преобразований, но еще и провоцируют предпринимателей на обреченность экономического подполья. Анархистам так не добиться полноправного обладания средствами производства, о котором мечтал Малатеста.
Наш Союз объединяет анархистов разных течений, признающих эволюционную стратегию. Поэтому, используя легальные методы либертарианцев, наряду с приватизацией части государственных сфер, мы выступаем за передачу других направлений под контроль общественных организаций. Как следствие, «проект САУ» мы создавали, не калькируя практику либертарианских партий, а дополняя ее своими технологиями «обезвластвования». В результате чего, у нас вышла некая смесь Ротбарда и Прудона. Мы видим свою партию механизмом освобождения общества, а не наиболее демократичного (минархического) управления им. Таким образом, опираясь на теорию ротбардовского рыночного анархизма, мы прописали собственную стратегию его реализации, дополненную украинской анархической традицией, в условиях политической системы нашей страны. Но все по порядку.
Часть 2. ВЗГЛЯД ИЗНУТРИ
ПАРТИЯ БЕЗ ЭТАТИЗМА
Как я предлагал в начале этого исследования, для выяснения свойств и функций анархической партии, необходимо вычесть этатические признаки политической организации подобного типа. Первый и основополагающий вопрос критики партийной структуры – принудительная дисциплина (не путать с самодисциплиной) и жесткая централизация, обязанность нижестоящих ячеек выполнять распоряжения руководящих органов. Что блокирует низовую инициативу, делает рядовых членов партии инструментом в руках политических вождей и, в итоге, является слепком государственной системы власти.
Начнем с того, что порядки в любой организации меньше зависят от ее типа, чем являются следствием свободы взглядов и действий ее участников. В неформальном кружке анархистов возможна такая тирания лидера или большинства, которая немыслима в этатической партии. Нередко группы левых анархистов, под предлогом конспирации или борьбы с провокаторами, реализуют авторитаризм, вводя те или иные системы контроля и жесткости организации. И такие практики не вызывают отторжения у молодежи, называющей себя анархистами, так как используя модный бренд, они не осознают коренного отличия анархических отношений от этатических. А данные группы потакают им в этом. Ребятам не надо вести тяжелую внутреннюю работу по перестройке своего мировоззрения и поведения. Под маркой анархизма им подсовывают чуть измененные «революционные» этатические нормы.
Для сравнения, здесь можно привести отзыв Волина о порядках в махновском движении. Он пишет, что недостатки Махно и его командиров не были линией поведения – рассчитанными и постоянными действиями правительства, вставшего во главе махновщины. «Самым важным была общая атмосфера движения. В конечном счете, главную роль играла масса, а не Махно и командиры. Масса действовала независимо, была полностью свободна во взглядах и поведении. Можно не сомневаться, что в такой атмосфере свободного движения деятельность массы выправила бы недостатки «вождей»» [21] . Именно внутренний настрой организации может говорить о ее анархичности, а никак не ее тип или название. Следствием такой атмосферы является ее организационная структура, а не наоборот, - мудрые вожди делают рядовым участникам либертарное «одолжение» в виде вольных правил.
Так и в основу создания и работы партии САУ мы положили исключительно добровольческий самоорганизующийся принцип. Лишь один раз мы переступили через него, когда соблюдали требования Минюста касательно статьи 11 закона о партиях (необходимость наличия ячеек в большинстве областей страны). В остальном, все наши ячейки – плод низовой инициативы и самоорганизации, все предельно автономны в своей деятельности и равноправны независимо от формального уровня (районная, городская, областная). Союз анархистов Украины в реальности представляет собой «зонтичную структуру» - сеть равноправных организаций с координирующим центром – Политисполкомом. И никто не сможет привести примера, когда последний запрещал что-либо или принуждал к чему-то местную ячейку. Именно так, с нашей точки зрения, и должна создаваться общенациональная анархическая организация.
Похоже, нашего принципа добровольчества не понял такой грамотный исследователь анархизма в республиках экс-СССР, как Бученков. В 2009 г. он заключил, что «За почти семь лет деятельности САУ так и не удалось создать (курсив мой – В.А.) партию анархистов» [22] . После легализации партии, которая в Украине подразумевает создание ячеек в большинстве регионов страны, фраза «не удалось создать» может быть понята только в этатическом смысле партийного строительства. Такой пример государственного восприятия идеи партии находит ответ в отзыве Аршинова на критику большевиков относительно неспособности махновцев построить Вольные Советы осенью 1919 г. в Екатеринославе. Автор возражал, что махновцы лишь оберегали свободу города. «Как таковые, они не должны брать на себя обязанность выполнять созидательную программу революции. Это дело местных рабочих масс. В этом деле махновская армия могла, самое большее, помогать им словом, советом, инициативой, что она и делала» [23] .
Аналогичную же позицию в плане партийного строительства заняли и основатели САУ. Мы инициировали такой проект эволюционного анархизма, создали идеологическую и методологическую базу, легализовали его, и предлагаем группам анархистов и сочувствующих в регионах свои опыт и права политической партии. Но мы не станем за них делать анархию по городам и весям Украины, насаждать свои ячейки там, где граждане еще не решились на конструктивную анархическую деятельность. Анархизм либо поднимается снизу, либо это его имитация.
ВОПРОС ЛЕГАЛЬНОСТИ
Вторым направлением критики партии САУ является легальность. Мол, зарегистрировавшись в Минюсте, мы пошли на соглашение с государством и потеряли право называться анархистами. Начнем с того, что наша легализация, как и реакция на нее, не является чем-то новым в истории анархизма. П. Эврич указывал, что так же «в штыки» анархисты-террористы встретили зарождение синдикализма с его спокойной пропагандистской работой и защитой экономических прав. Террористы считали синдикалистов отступниками и презрительно называли «легальными анархистами» за то, что правительство позволяло им издавать пропагандистскую литературу [24] .
Перед нами конфликт деструктивно-бессмысленного с конструктивно-осмысленным в анархизме. Как писал Боровой, до прихода синдикализма «террористическая тактика была чуть ли не единственной формой практических выступлений анархизма». Эта тактика была настолько идеалистичной, «что в любой момент он предпочитал идти на поражение, чем делать какие-либо уступки реальной действительности» [25] . Боровой осуждал этот опасный утопизм. А современные анархисты-неформалы в случае с легализацией САУ просто повторяют догматические заблуждения тех террористов, но уже на новом витке развития общества и анархизма вместе с ним. Для меня же символично, что именно в Одессе – родине безмотивного анархистского террора – спустя сто лет родилась наша анархическая партия, полностью отвергающая революционные экстремистские методы.
Теория анархизма не стоит на месте, а развивается в сторону реалистичности, по Малатесте, путей реализации хотя бы части своих идей здесь и сейчас. Именно поэтому наиболее конструктивное крыло левых анархистов – анархо-синдикалисты ГКТ и «Набата» – впервые пытались реализовать идею анархической партии, необходимой для легального расширения зоны анархии в этатическом обществе. Причем, не подменяя профсоюзную (синдикальную) борьбу партийной, как это делали марксисты, а дополняя ее в тех сферах, где партия может добиться большего, чем профсоюз. В нашем случае, - в нормотворческой деятельности. Аналогично стоял вопрос и с регистрацией САУ, - только легальная партия анархистов может поддержать эволюционный проект разгосударствления путем продвижения все более либертарных правил общежития.
Что же касается нашего «соглашения с государством», то постановка вопроса верна с точностью до наоборот. Не мы пошли на уступки, но, сродни базовым политическим свободам слова или собраний, мы добились от власти еще одной, наиболее опасной для нее свободы, - права граждан кардинально изменить систему управления в обществе. Вынужденно легализовав партию анархистов, государство тем самым признало конечность своего существования: да, люди имеют право открыто и без угрозы преследования бороться за то, чтобы меня не было. Признав это, я, государство, признаю общество, что будет после меня. Это незаурядное достижение. Так и махновцы осенью 1920 г., в виду угрозы наступления Врангеля, вынудили красных подписать Старобельское соглашение. Последнее признавало анархию равноправной с государством настолько, что махновцы и анархисты получили право участвовать в выборах наравне с государственниками. Это значит, что впервые в истории народу было дано право выбирать – хочет он жить с государством или без него.
АНАРХИСТЫ И ВЫБОРЫ
Итак, одним из главных методов эволюционного разгосударствления являются либертарные изменения законодательства. Ни легализация анархических средств производства в этатическом обществе, ни наращивание либертарных свобод, ни поддержка безвластного самоуправления, без этого невозможны. Но для участия в освободительном законотворчестве анархистам необходимо избираться в представительские органы, - местные Советы и Верховную Раду. Мне возразят, что анархисты принципиально против выборов! Разве? Наоборот, анархисты «золотого века» русских революций выступали против назначенчества из центра и за сплошную выборность снизу доверху.
Как же тогда быть с резолюциями либертарных форумов времен гражданской войны выступавших против выборов анархистов в Советы? Здесь надо учитывать два обстоятельства: текущий момент и политические ожидания. После того, как ленинцы путем принудительных перевыборов захватили Советы, эти органы перестали быть выразителем воли избирателей и продвигали партийную линию РКП/б. В такой ситуации, анархисты в Советах явились бы декорацией для диктатуры большевиков. И, что более важно, анархисты выступали против выборов в представительные органы государства, так как в тот период была надежда, что ситуация вот-вот переломится и народ массово поддержит безвластную организацию общества с альтернативными органами самоуправления.
Но уже в 1920 г. махновцы оставили эти иллюзии и, согласно Старобельскому соглашению, получили право избираться в Советы. Популярность их в тот период была столь высока, что имелись реальные шансы таким, легальным способом получить большинство и изменить политическую систему УССР. Тем более, трезвый взгляд на стратегию преобразований необходим анархистам сегодня, когда революции стали носить постановочный характер и никакого отношения к спонтанному восстанию масс не имеют. К тому же, у современных анархистов махновской популярности нет. Отчего нам больше, чем предшественникам первой четверти ХХ в., должно быть понятно, что движение к либертарному социуму требует длительного переходного периода.
Еще П. Эльцбахер указывал, что государство есть всего лишь юридическая норма, юридические взаимоотношения, в силу которых создается верховная власть в стране [26] . И правда, государство – это не страна, не народ, а лишь зона распространения юрисдикции. Люди в нее попадают автоматически, вне зависимости от желания оказываются поданными той или иной национальной бюрократии. Конечно, можно отказаться играть в юридические игры. Но тогда надо иметь достаточно сил, чтобы создать иную правовую реальность. Будем откровенны, таких сил у анархизма нет, и в ближайшее время не предвидится. Значит, надо идти по пути изменения существующей юридической нормы. Для чего необходима организация, обладающая юридической силой, то есть партия анархистов, и, главное, ее работа в органах, определяющих юридические взаимоотношения.
Наконец, главный аргумент в пользу выборов анархистов в Советы – самоуправление без представительных органов, то есть прямая демократия участия, возможно только в малых сообществах. Далее анархизм также предлагает систему представительства. В классической модели анархической федерации присутствуют представительные органы от уровня района и города. И хотя наша теория обставляет функции представителей всевозможными условиями зависимости от мнения избирателей, принципа это не меняет. Как нелицеприятно отметил Ударцев, «Анархизм предлагает лишь другую форму представительной власти». И далее, совершенно справедливо: «Кроме представительства политическое сознание человечества еще не изобрело других форм оптимального выражения, "снятия" общей воли без нарушения сложившейся системы разделения труда, нормальной общественной жизни» [27] .
Поэтому в рамках эволюционного проекта анархистам рано или поздно придется избираться в Советы. И уже оттуда, вместе с либертарными изменениями законодательства, изменять саму структуру и полномочия представительных органов. Например, до модернизированного образца махновских Вольных Советов. Такой подход соответствует реформистской стратегии Прудона, чтобы в осуществлении преобразований «приняли участие те самые учреждения, которые подлежат отмене, и те правовые начала, которые предстоит дополнить. Пусть новое общество будет свободным, естественным и неизбежным развитием старого» [28] . Наконец, кроме изменения представительных функций, необходимо вводить выборность общественно значимых и коррупционно опасных постов от губернаторов и судей до начальников управлений муниципалитетов, райотделов милиции и начальников ЖЭУ [29] . Так мы резко ослабим солидарный произвол исполнительной власти.
УРОВНИ ЭВОЛЮЦИИ
Наша эволюционная стратегия допускает работу анархистов в представительных органах и отрицает – в государственной бюрократии. Правда, были прецеденты, когда анархисты работали и в исполнительной власти. Как указано выше, это прудонисты в правительстве Парижской коммуны или министры-анархисты в республиканском правительстве Испании. Да и в период гражданской войны в России множество анархистов состояло на службе у советского государства. В основном, в войсках, ЧК и милиции, органах просвещения и продовольствия. А во время махновского совещания в феврале 1920 г. один из командиров выступил с предложением, что анархическую революцию будет развить тем легче, чем больше махновцев поступит на советскую службу [30] . Но это были периоды революционных потрясений. Старая бюрократическая машина была сломана, новая еще не укоренилась, со дня на день ожидался коренной перелом в социальной организации общества, и анархия мерещилась на горизонте.
Нынешний период возрождения анархизма – более трезв и прагматичен. Ментальный наследник советской бюрократии, современное чиновничество настолько привыкло паразитировать на безграмотности и покорности населения, что практически не подлежит реформированию. Определяющим здесь является вопрос контроля. Разница депутата и бюрократа – это, прежде всего, разница зависимости избранника и назначенца. Если депутата можно привести к реальному представительству интересов избирателей, чиновник подчинен только вышестоящему начальнику. Поэтому социальная опасность бюрократии напрямую зависит от ее иерархичности и сплоченности (вертикали власти). Чем больше эти показатели, тем менее она подконтрольна обществу и больше привилегий себе присваивает.
В итоге, вместо декларируемых услуг социального управления, бюрократия превращает власть в свою частную собственность, использует контрольно-разрешительную систему для личного обогащения, то есть занимается коррупцией. Фактически, это повторное налогообложение населения. Откуда именно бюрократия персонифицирует лозунг анархистов «Власть рождает паразитов!». Таким образом, чиновничество выступает солидарным эксплуататорским классом. Соответственно, вошедший в эту систему анархист вынужден работать по ее внутренним правилам, согласуясь с интересами окружающих бюрократов, или круговая порука этого цеха блокирует любые его действия. Прибавим вертикаль власти, как неэффективную систему управления, постоянные пустые согласования и саботаж реальных решений, и станет понятно, что анархист не сможет раскачать исполнительную власть изнутри.
Между тем, власть бюрократии зиждется, в первую очередь, на эксплуатации нашей гражданской несамостоятельности. И позволяет она себе тем больше лжи, коррупции и произвола, чем более она понимает, что народ достаточно ограничен, чтобы принимать навязанные ею правила. И, наоборот, чем больше самостоятельности и самоуправления в обществе, тем меньше коррупции и произвола, по той причине, что людям не надо делегировать управление собой. Откуда анархия – это не дух вечного бунтарства, а умение строить жизнь без посторонних указаний, в прямом смысле слова, принадлежать самому себе, самоуправляться. В таком контексте, перспективным антиподом бюрократии могут считаться структуры гражданского общества (ГО), представляющие собой объединения людей, сорганизовавшиеся без участия власти.
Соответственно, в демократической бинарной системе «государство – гражданское общество» наращивание сил и сфер распространения ГО автоматически будет вести к сужению сферы контроля власти, то есть разгосударствлению общества [31] . По сути, это близко к модели Малатесты – постоянно расширяющейся анархической субкультуре, вытесняющей государство. Основные препятствия на этом пути – безынициативность населения и сопротивление бюрократии. О первой поговорим ниже. Помочь же в преодолении сопротивления, и призваны анархисты в Советах, - через создание законодательного режима благоприятствования развитию гражданского общества, в нашем антиэтатическом его понимании. Направления такого нормотворчества подробно разобраны мной в предыдущих работах [32] , поэтому я укажу лишь тезисы.
Это децентрализация и дерегламентация государства, с последовательным низведением центра принятия решений с унитарного уровня на федеральный и местного самоуправления (МСУ). А также параллельное индикативное планирование для неправительственных организаций (НПО) с постепенной передачей им полномочий социальных ведомств местных исполкомов, а впоследствии и других служб. Вплоть до замещения управлений экономики ассоциациями предпринимателей. Так гражданское общество сможет постепенно вытеснять исполнительную власть. Разумеется, даже в итоге такого ре-делегирования могут остаться некоторые административные функции, которые не захочет на себя перебирать ни одна НПО. И эти функции останутся в ведении местного Совета. Но, в любом случае, их будут исполнять обычные клерки, а не та всесильная и бесконтрольная бюрократия, что мы имеем сейчас.
Причем, для работы анархистов в области ре-делегирования не надо сразу избираться в парламент. Местные Советы наделены достаточными полномочиями для утверждения на территориях своих громад уже принятых, но не работающих должным образом, законов. Наш классический пример: закон о социальном заказе, что принят Верховной Радой в 2001 г. Его имплементация, разработка условий тендера и независимого контроля позволят анархистам из того или иного местного Совета запустить в своем городе круглогодичный, постоянно действующий механизм ре-делегирования полномочий от бюрократии к НПО. Аналогично мы можем развивать деятельность в рамках ст.14 закона о местном самоуправлении, по которому Советы могут разрешать создание домовых, уличных, квартальных органов ТСО (территориальной самоорганизации населения) с наделением их частью собственной компетенции, финансов и имущества.
Правда, в Украине местные Советы наловчились создавать управляемые квази-органы ТСО под себя, с помощью подставных лиц обретать контроль над этой областью низового самоуправления. Так возникают всякие карманные комитеты, и управления исполкома по взаимодействию с ними. В 2010 г. одесская мэрия мне предлагала возглавить такое управление. Закон запрещает существование на одной территории параллельных органов ТСО, откуда местные власти думают, что устранили проблему независимого самоуправления. Однако норму эту легко обойти созданием на той же территории НПО, предоставляющего аналогичные услуги населению. Со временем горожане поймут разницу между подставным органом ТСО и НПО, реально решающим их проблемы. И когда они сделают выбор в пользу настоящей базисной демократии, мэрии придется назначить перевыборы ТСО, упразднив его фиктивный характер.
На данном примере мы понимаем возможность анархистов работать в этом поле и без получения депутатских мандатов. По сути, мандат олицетворяет собой ресурс влияния, доступного депутату местного Совета. Однако аналогичный ресурс можно создать не только в представительных органах, но и в рамках гражданского общества. Разница лишь в том, что ресурс депутата – полномочия органа МСУ, а ресурс органа базисной демократии – социальная активность его участников, которая может быть более пробивной, чем депутатская «корочка». Так анархисты смогут помочь гражданам аккумулировать ресурс влияния без фальшивых выборов, не раз в пятилетку, а круглый год и каждый день. Горожане собираются вокруг резонансной проблемы (ЖКХ, уплотнительная застройка, вырубка парков и т.д.), учатся у анархистов методам воздействия, получают солидарный ресурс влияния. И, главное, такие структуры могут полностью исключить охваченные ими территории из борьбы за власть: когда люди умеют самоуправляться, политикам просто нечего им предложить.
Здесь, правда, возникает вопрос: при возможности такого ресурса, зачем анархистам вообще избираться в Советы, как говорят наши оппоненты, «пачкаться во власти»? Ответ все тот же, что и со средствами производства анархистов, - закрепление достижений разгосударствления нуждается в освободительном нормотворчестве. Можно, конечно, обратиться с предложением законодательного закрепления инициатив соцзаказа или ТСО и к депутатам-этатистам. При серьезной активности базисных структур, они даже с удовольствием возьмутся помочь. Но используют этот ресурс влияния в своих этатических интересах. И только анархисты в Советах, объединенные общностью целей с независимыми структурами гражданского общества, станут продвигать такие решения в рамках общей стратегии разгосударствления.
Таким образом, складывается многоуровневый проект эволюционного анархизма. Как положено, снизу вверх, хотя, возможно и параллельными курсами. Создание независимых структур и сетей базисной демократии, превращение их социальной активности в мощный ресурс влияния, конкурирующий с депутатскими полномочиями местных Советов и даже парламента. Выборы анархистов в местные Советы с целью закрепления на территориях громад постоянно действующих технологий ре-делегирования полномочий от органов МСУ к неправительственным организациям. Выборы анархистов в парламент для продвижения общенациональных законов разгосударствления - децентрализации и де-регламентации, создания режима наибольшего благоприятствования росту гражданского общества. В результате такого комплексного подхода, мы положим начало переходному периоду к анархии, который организационно будет отвечать коммуналистической модели государства.
ТЕХНИЧЕСКИЙ ПРОЕКТ
Но в который раз повторю наш принцип – никакая организация анархистов не может подменить либертарной самодеятельности широких слоев населения, никакая партия анархистов самостоятельно не сможет вывести общество из государственного принуждения. Вслед за махновцами мы можем сказать, что «ограничиваем нашу роль простой идейной и организационной помощью трудо¬вому народу» [33] . И, к примеру, для инициации апатичного населения, наши товарищи из САУ-Лисичанск созывали гражданские сходы, как рядовые граждане, - без флагов и анархической символики. В отличие от других политических сил, для нас это не обязательно. Ведь действовать самостоятельно – это и есть действовать по-анархически.
В таком контексте, анархическая партия может рассматриваться не более чем технический проект, призванный посредством выше указанных механизмов, инициировать, закреплять и идейно подпитывать стремление граждан к социальной самостоятельности и, как следствие, разгосударствлению общества. Откуда мы и называем свою партию «проект САУ».
За рамками такого проекта, но в рамках многообразия анархизма, мы приветствуем конструктивные проявления всех его течений. Наш девиз: не вместо, а вместе! Хотят анархические группы в регионах Украины создавать свои легальные и нелегальные организации, мы рады координировать с ними наши действия. Хотят действовать под политической маркой САУ, - мы поможем с легализацией и опытом борьбы. Больше того, наши ячейки не замыкаются на законодательстве или судебных тяжбах, а свободно используют синдикальные методы и акции прямого действия, наши активисты участвуют в жизни субкультурных сообществ. Для нас одно действие не исключает другого и за рамками «проекта САУ» мы остаемся обычными анархистами, а не снимаем свою идеологию, как рабочий пиджак. Разница с неформалами лишь в том, что мы хорошо знаем политику и общество, в котором живем, и не стесняемся применять адекватные методы его разгосударствления.
Но, как любой проект, САУ имеет свою продолжительность. Согласен с мнением Ударцева по вопросу создания анархической партии, «если теоретически можно допустить такой вариант под давлением противоречивых факторов, обстоятельств, как результат компромисса, диктуемого конкретными политическими соображениями, то можно предсказать кратковременность и переходный характер подобной организации» [34] . САУ – технический проект для планомерного и закрепляемого перехода к безгосударственному обществу. И еще в 2004 г. я контурно описал его естественную самоликвидацию. «Чем больше власть будет децентрализована, тем меньше связи и координации потребуется между региональными отделениями САУ, тем больше у каждого из них будет возникать своя специфика, а, значит, большая автономность в работе и принятии решений. В результате САУ из общенациональной партии постепенно превратиться в федерацию локальных анархических движений, связанную лишь общими разработками и системой взаимопомощи» [35] .
Причем, по факту ожидаемых изменений в обществе, это будет настоящая социальная революция или, как минимум, ее первый этап. Мы и тогда не перестанем быть анархистами. Но нас будет окружать уже совсем другой социум, который станет предъявлять иные требования и диктовать иной тип анархической организации.
июнь-сентябрь 2011 г.
[1] Неттлау М. Очерки по истории анархических идей // http://www.syndikalist.narod.ru/netlay.htm
[2] Скирда А. Индивидуальная автономия и коллективная сила // http://piter.anarhist.org/biblio.htm
[3] наиболее полно эта критика сведена в: Боровой А. Анархизм. М. 2007., с.92-93, 131
[4] Эльцбахер П. Сущность анархизма. М. 2001., с.259
[5] приводится по Эльцбахер П. Сущность анархизма. М. 2001., с.125
[6] Боровой А. Общественные идеалы современного человечества: либерализм, социализм, анархизм // http://www.anarchist.ru/books/ideals.php
[7] №322. Из статьи М. Вольного (Ф.М. Неусыпова) «Единая платформа анархизма» // Анархисты. Документы и материалы. т.2. 1917-1935 гг. М. 1999., с.91 // страницы указаны по http://www.a-read.narod.ru/
[8] Ударцев С.Ф. Политическая и правовая теория анархизма в России. М. 1994., с.279
[9] Неттлау М. Против утопий «переходного периода» // http://piter.anarhist.org/nettlau02-10.htm
[10] цит. по Шубин А.В. Махно и махновское движение // http://www.makhno.ru/lit/Subin2/06.php
[11] Неттлау М. Против утопий «переходного периода» // http://piter.anarhist.org/nettlau02-10.htm
[12] Бученков Д. Молодежная субкультура как фактор возрождения анархического движения в России в конце 20 века // http://rasta.samara.ws/rasta.php?view=text/subcult
[13] Директор ИГСО Борис Кагарлицкий: Анархизм – это субкультура без программы и идеологии // http://file-rf.ru/context/302
[14] Лівасправа // http://www.zabej.info/zin/article/584
[15] Фавн Ф. Анархистская субкультура // На ножах со всем существующим. Рига. 2006., с.63-69
[16] Азаров В. Демонтаж // http://azarov.net/comprehension/teory/41-dismantle.html
[17] Азаров В. Анархисты идут в Советы // http://azarov.net/comprehension/practic/53-anarchists-councils.html
[18] Азаров В. Анархисты идут в Советы // http://azarov.net/comprehension/practic/53-anarchists-councils.html
[19] Программа «Ответственная Россия» // http://libparty.ru/index.php?option=com_content&view=article&id=2&Itemid=4
[20] Либертарианцы захватили республиканскую партию США // http://rln.fm/2011/08/libertariancy-zaxvatili-respublikanskuyu-partiyu-ssha/
[21] Волин В.М. Неизвестная революция. М. 2005., с.525
[22] Бученков Д.Е. Анархисты в России в конце ХХ века. М. 2009., с.54
[23] Аршинов П. История махновского движения (1918-1921) // Тайны истории. М. 1996., с.67
[24] Эврич П. Русские анархисты. М. 2006., с.96-97
[25] Боровой А. Анархизм. М. 2007., с.108
[26] Эльцбахер П. Сущность анархизма. М. 2001., с.29
[27] Ударцев С.Ф. Политическая и правовая теория анархизма в России. М. 1994., с.142
[28] цит. по Эльцбахер П. Сущность анархизма. М. 2001., с.82
[29] Манифест эволюционного анархизма // http://www.s-a-u.org/documents/docs/170-evolutionary-anarchism.html
[30] Белаш А.В., Белаш В.Ф. Дороги Нестора Махно. К. 1993., с.383
[31] Азаров В. Бескрайнее гражданское общество // http://azarov.net/comprehension/teory/44-civil-society.html
[32] напр. Азаров В. Демонтаж // http://azarov.net/comprehension/teory/41-dismantle.html , Азаров В. Социальная база украинского анархизма // http://azarov.net/comprehension/teory/49-social-base-ukrainian-anarchism.html , Манифест эволюционного анархизма // http://www.s-a-u.org/documents/docs/170-evolutionary-anarchism.html
[33] Нестор Иванович Махно. Воспоминания, документы и материалы. К. 1991., с.160
[34] Ударцев С.Ф. Политическая и правовая теория анархизма в России. М. 1994., с.57
[35] Азаров В. Миссия анархизма // http://azarov.net/comprehension/teory/42-anarchism-mission.html?start=2