Создан:  04 Июня 2008      Опубликован:  04 Июня 2008
Раздел:  постижение анархии - теория

К экономике анархии

К экономике анархии - часть 2

К экономике анархии - часть 3

Весь текст

Анархизм как таковой не являетсяни либеральной, ни социалистической
доктриной: он просто лежит в иной плоскости.
Л. Мизес

Одним из главных этапов анархического освобождения общества является вытеснение государства из экономики. Однако ее разгосударствление большинству анархистов до сих пор представляется монопольным внедрением социалистического способа производства (либертарный социализм или коммунистический анархизм).

Да и проведение анархистами ХХ в. именно социалистических экспериментов, привело к тому, что и в широких экономических кругах анархизм еще считается частью социалистической доктрины, экономикой, основанной исключительно на общественной собственности (ОС). Что мне, как представителю правого крыла анархизма, кажется опасным заблуждением, не способным привести к исключению принудительной власти, как из экономики, так и из общества в целом. И альтернативой чему мы видим полиукладную экономику на основе свободно-рыночных отношений с вольным сосуществованием коммунистической, коллективной и частной собственности (ЧС) на средства производства.

Ошибки социалистов 
Как известно, производственная деятельность изначально не является удовольствием, а направлена на удовлетворение потребностей. Но еще Л. Мизес указывал, что ОС неизбежно обрекает общество на производственную и потребительскую деградацию. Ибо «каждый шаг, уводящий от частной собственности на средства производства и использования денег, - это шаг, уводящий от рациональной экономической деятельности [1]». Так и по Ф. Хайеку, в отличие от социализма, расширенный порядок рынка, основанного на ЧС, позволяет полнее использовать ресурсы. Вследствие чего сообщества, на нем основанные опережают другие по увеличению богатства [2], то есть удовлетворения потребностей. И, напротив, по М. Ротбарду, социалистическая система не позволяет осуществлять адекватные экономические расчеты. Поэтому монополия социализма приведет к тому, что большая часть человечества вымрет, а выжившим придется довольствоваться самым примитивным уровнем потребления [3].

Формат данной работы не допускает обзора всей свободно-рыночной критики ОС теоретиками австрийской школы экономики. Но анархисты-индивидуалисты давно указывали на отсутствие принципиальных различий между государственным социализмом и коммунистическим анархизмом [4]. Поэтому вдумчивый наблюдатель может применять большую долю критики государственной собственности социализма к общественной собственности коммунистического безгосударственного социума.

Аргументы против тотального обобществления звучат и из левого лагеря. Так по Я. Махайскому, ОС на средства производства в реальности приведет не к производственному самоуправлению и безвластию, а лишь к смене правящего класса [5]. По его мнению, «научный социализм» Маркса и Энгельса наиболее выгоден классу интеллигенции, так как оправдывает стремление «элиты знания» стать наследниками капиталистов. Как вспоминал Троцкий, критика Махайским экономической системы Маркса подводила к мысли, что социализм есть общественный строй, основанный на эксплуатации рабочих профессиональной интеллигенцией. При этом Махайский не щадил и анархистов, критикуя их именно за социализм [6]. Таким образом, оба существующих на сегодня способа организации экономики, - и капиталистический (буржуазный) и социалистический (интеллигентский), - являются режимами эксплуатации.

Но главным подтверждением правоты слов «австрийцев» о нежизнеспособности чистого социализма стала история эксперимента по тотальному обобществлению средств производства в СССР. Как только демократизация социалистической системы заставила отказаться от рабского труда миллионов «врагов народа» в ГУЛАГе, советская экономика вынуждена была перейти к некой мутации, видоизмененной форме рыночных отношений. Например, С. Кордонский называет ее «административными рынками [7]». Что, в свою очередь, стало началом конца социалистической системы в целом. Правда, анархисты-социалисты прибегают к уловке. Мол, СССР, показавший на практике невозможность существования тотальной ОС и управляющей ею плановой экономики, социализмом в реальности не был. И, напротив, оппонируя рынку, левые анархисты указывают на негативные последствия неолиберальной экономики. Мол, вот, к чему рынок приводит.

Однако неолиберализм с 1990-х гг. стремился не к свободе рынка, а к его монополизации. В конце ХХ в. рынок в развитых странах был завоеван транснациональными корпорациями (ТНК) и фактически ликвидирован. Налицо проявление новых возможностей власти, открытых глобализацией. Ничего общего с освобождением рынка здесь не было. Наоборот. Согласно И. Засурскому, западные ТНК вобрали в себя множество инноваций «индустриальной корпорации» СССР. В том числе гигантскую концентрацию ресурсов и усиленную пропаганду, мобилизующую работников на решение сверхзадач. Но и советскую систему сверхэксплуатации. Как следствие, «изнутри корпорации не бывают рыночными или демократическими, они, как правило, тоталитарны [8]». Корпорация и социализм, - суть монополии, родственные системы. Поэтому рыночные анархисты должны противостоять ТНК, равно, как и социализму. Хотя, речь здесь идет только о классических пирамидальных ТНК экономического империализма, а вообще корпорация корпорации рознь, что будет показано ниже.

Причем, добавлю, противостоять любому социализму (как бы он себя не называл), если он будет претендовать на роль не частного объединения производителей, а обязательной системы для всего общества. Если большинство пороков современной рыночной экономики обусловлено вмешательством государства, которое можно исключить, социализм, даже в отсутствии государства, есть не подлежащая «разгосударствлению» единая система экономической власти. Какими бы автономными себя не объявляли его коммуны и синдикаты, если они начнут устанавливать единую по всей федерации цену (эквивалент обмена) на тот или иной продукт, - они будут заниматься централизованным принуждением. Они выступят, как один большой производитель, единый картель, и станут монополистом, со всеми вытекающими отсюда пороками монополий. Так что полное отождествление анархизма с социализмом явно некорректно.

Наконец, не меньше тотальности социалистической системы производства, анархисту должен быть противен и ее индустриальный способ. Так, в полемике со старыми анархо-синдикалистами, видевшими самоуправляющиеся индустриальные предприятия основой анархического самоуправления вообще, Б. Боа указывал, что фабричная эксплуатация обусловлена формой организации труда, которая сама по себе носит угнетательский характер. Рабочий на фабрике автоматически превращается в функциональную часть иерархической машины. Фабрика сама по себе является инструментом господства, эксплуатации и социального контроля [9]. Таким образом, сама структура индустриального производства в принципе антагонистична анархии. Да, на переходном этапе, внедрение на нем коллективного самоуправления может играть положительную роль сдерживания олигархов, сросшихся с государством. Но, как основу построения свободной экономики, анархисты XXI в. такое самоуправление использовать не могут.

Освобождение рынка 
С другой стороны, некорректно и полное противопоставление анархизма либерализму. Даже такой авторитетный анархист-социалист, как Н. Хомский, указывает, что основные тенденции анархизма корнями выходят из Просвещения и классической либеральной мысли [10]. Но ведь именно последнюю, как некогда утерянную истину, вновь подняла на щит австрийская школа экономики, начиная с работ Л. Мизеса [11]. Так что вполне закономерно, что поздние «австрийцы» (либертарианцы) во главе с М. Ротбардом, следуя классике либерализма, пришли именно к анархизму. Для либералов необходимость государства обусловлена наличием деятельности, которую якобы не могут исполнять частные организации. Это защита жизни и собственности. Ротбард же доказал, что и эта функция может исполняться частными структурами. Таким образом, экономических обоснований необходимости государства больше нет [12]. Что положило начало концепции анархо-капитализма, как общества свободного рынка, скрепленного контрактами, без наличия политической власти. И на сегодня для рыночных анархистов вопрос лишь сводится к тому, как с наименьшими потерями освободить экономику от власти.

Тем не менее, как анархизм не является подвидом социализма, он так же не есть разновидность либерализма. И мое видение полиукладной, но в основе своей свободно-рыночной экономики будущего анархического общества, как и путей ее достижения, не сводится к калькированию рецептов американских либертарианцев и их радикального антигосударственного крыла, - анархо-капиталистов. Акцент в их доктрине разгосударствления ставится на высвобождении экономических субъектов. Значит, основным носителем свободы в их безгосударственной модели становится частный собственник средств производства. А подавляющему большинству участников экономики, - наемным работникам, - остается лишь уповать на этичность и порядочность капиталистов. Неудивительно после этого, что, ввиду современной агрессии неолиберализма, левые анархисты выступают против такого «освобождения».

Реальное освобождение рынка мной понимается в рамках идеи Б. Такера об анархии, как свободе равной для всех [13]. Кроме того, надо помнить, что эксплуатация есть прямой результат разделения труда, усложнения производства. И только вооружившись этим пониманием, что свободы от эксплуатации нет в принципе, мы сможем трезво и объективно начать поиск ее ослабления. Отсюда цель анархизма – экономическое раскрепощение всякого индивида. Поэтому борьба либерализма за освобождение хозяйствующих субъектов, для анархизма важна и союзна, но не составляет всей совокупности освобождения рынка. Такая «свобода» ведет лишь к выходу в лидеры эксплуатации не политической, а экономической власти. Освобождение лишь части участников экономики (капиталистов и менеджеров) ведет к картельным соглашениям, монополиям и удушению рынка властью. Если же согласно классическому либерализму рынок есть не институт, а процесс, то его освобождение предусматривает освобождение всех участников процесса, - от президента корпорации до наемного работника. Это, конечно, уменьшит прибыли капиталистов, но и серьезно сгладит разность состояний, провоцирующую экономические конфликты, защиту собственности и, опять таки, возрождение власти.

Другой вопрос, что и в капитализме, и в социализме экономической власти подвергаются в первую очередь несамостоятельные низко квалифицированные работники. Отсюда главная проблема освобождения экономики не в «дурных манерах» капиталистов или социалистической интеллигенции, а в отсутствии действенного сопротивления их жертв. Только такое сопротивление устанавливает реальных баланс интересов и возможностей их достижения. Раб – это в первую очередь экономическое состояние. Только потом из него следуют психология и мировоззрение, а за ними, - социальная позиция и властеотношения. Поэтому ликвидация принудительной власти невозможна без вывода из рабства низкой квалификации. Такой работник всегда будет стадной единицей, никогда не почувствует настоящей независимости и человеческого достоинства. Как указывал Боровой, что бы ни завоевал восставший раб, это не делает его свободным. «Это перемещение господ, перемещение власти – быть может, справедливое, но не заключающее в себе еще ни атома «анархизма» [14]».

Главной гарантией моей свободы является самостоятельность людей меня окружающих. Чем больше в обществе таких людей, тем меньше им нужно внешнее управление, ради которого они могли бы смириться с насилием власти. Отсюда, центральной линией анархизации является повышение самостоятельности граждан, их квалификации до уровня, исключающего принудительную эксплуатацию, до вынужденного партнерства со стороны предпринимателей. Главным подспорьем такого личностного роста является обобществление знаний (мечта Махайского), которое сегодня уже присутствует в виде дистанционного образования и свободного софта. Знания – это нематериальный ресурс, который в симбиозе с творчеством и физическими усилиями являются главным первоначальным капиталом для интеллектуального и материального становления личности. И квалификация работника (знания плюс практические навыки их использования) является интеллектуальным накоплением, которое предприимчивый человек обязательно конвертирует в личное благосостояние.

Наконец, кроме доступа к информации, самостоятельность индивида напрямую зависит от его свободы передвижений. Современная грабительская форма глобализации немыслима без наличия государственных границ. Для развитых стран они прозрачны в сторону экспорта, - сбыта своей продукции и непрозрачны в обратную сторону, - для иммиграции рабочей силы. Именно из-за наличия границ можно искусственно поддерживать высокий уровень жизни в нескольких странах Запада, платить за аналогичную работу людям из Третьего мира на порядок меньше, но не пускать их в Первый мир. Упразднение же границ (одного из главных институтов государства) и свободная иммиграция серьезно помогут сгладить глобальное неравенство. Капиталисты «золотого миллиарда» не смогут заниматься сверхэксплуатацией дешевой рабочей силы экономической периферии, - отсутствие границ будет способствовать миграции специалистов на территории с более выгодными условиями труда[15].

С другой стороны, надо понимать, что в реалистичной модели анархии миграция и доступ к информации не могут достичь абсолютной свободы. По справедливому замечанию американского анархо-капиталиста Г. Хоппе, свобода иммиграции даже в мире без границ будет ограничена спросом на рабочую силу [16]. Даже, если не допускать его крайних представлений о тотальности частной собственности, а видеть экономику анархии, как смешанную систему собственности территориальных общин, трудовых коллективов и частных лиц. Все «интересные» земли будут не бесхозны, а окажутся в собственности (владении) данных категорий. И самая образцово анархичная община не потерпит несанкционированного массового переселения на ее землю. Ведь мигранты составят конкуренцию ее членам, урежут их долю, снизят их уровень жизни. Налицо будет миграционная агрессия, которая снимается лишь договором, заключаемым общиной в случаи потребности в рабсиле (реже, - из сострадания). Тем более это правило действует в отношении коллективов и частных собственников.

Другая ситуация с полным доступом к информации. Обобществление знаний для меня не равнозначно всеобщему антикопирайту. И я не разделяю апокалипсической скорби М. Вербицкого, что «копирайт обозначает тиранию гораздо более жестокую и окончательную, чем все известные формы тирании [17]». Разумеется, в прошлые эпохи не было речи об интеллектуальной собственности (ИС) - копирайте, так как интеллект не был средством производства в промышленных масштабах. Но и «утечка мозгов» в страны, где не только хорошо платят за интеллект, но и соблюдают авторские права, говорит о том, что творцы «голосуют ногами» за свою ИС. И, не признавая ее, мы отказываем своей стране в интеллектуальном, экономическом и, как следствие, анархическом развитии. С кем будем создавать анархию в Украине, если все творцы уйдут туда, где защищают ИС [18]? Таким образом, перспективнее говорить не о всеобщем принудительном обобществлении ИС, а о пропаганде добровольного антикопирайта.

Но, даже если представить себе, что всех авторов идей удастся сагитировать на их обобществление, в силу вступает главное естественное ограничение. Низкая квалификация работника – это не только результат его изоляции от знаний, но и его нежелания повышать квалификацию, работать над собой. Анархисты не вправе принуждать его к этому, мы можем только агитировать на самосовершенствование. Но факт массового нежелания обучаться говорит о том, что даже полное обобществление знаний не даст экономического равенства. Уже сейчас существует масса бесплатных знаний, но нежелание ими воспользоваться делает их неактивными, а самих отказчиков – наиболее эксплуатируемыми. Однако это их свободный выбор. А потому освобождение экономики возможно лишь эволюционным путем, - через инициацию инертного населения к самообразованию и обретению самостоятельности.

 

[1] Мизес Л. Социализм // http://www.libertarium.ru/libertarium/l_lib_socialism
[2] Хайек Ф. Пагубная самонадеянность // http://www.libertarium.ru/old/library/conceit.html
[3] Ротбард М. Власть и рынок // http://sotsium.ru/books/14/306/rothbard_pm.doc
[4] Боровой А.А. Анархизм. М. 2007., с.144-145
[5] Вольский А. Умственный рабочий. ч.3. СПб. 1906.
[6] Скирда А. Социализм интеллектуалов // http://new-novsvet.narod.ru/biblio.htm
[7] Кродонский С. Административные рынки в СССР и России // http://www.libertarium.ru/old/knig/knig.html
[8] Засурский И. Масс-медиа второй республики // http://www.smi.ru/99/09/30/247115.html
[9] Боа Б. Потенциал самоуправления // http://www.aitrus.narod.ru/Bao.htm
[10] Дойл К. Интервью с Ноамом Хомским об анархизме, марксизме и надежде на будущее // Криптоанархия, кибергосударства и пиратские утопии. Екатеринбург. 2005., с.581-582
[11] Мизес Л. Либерализм в классической традиции // http://www.libertarium.ru/libertarium/l_libmises_mises
[12] Ротбард М. Власть и рынок // http://sotsium.ru/books/14/306/rothbard_pm.doc
[13] Таккер Б. Свобода, равная для всех // http://www.a-read.narod.ru/a-read1.htm
[14] Боровой А.А. Анархизм. М. 2007., с.163
[15] Азаров В. Миссия анархизма ч.3 // http://www.azarov.net/02_th/mi_an_3.htm
[16] Хоппе Г-Г. Свободная торговля и ограниченная иммиграция // http://www.sapov.ru/journal/2002-01/hoppe_immi.htm
[17] Вербицкий М. Антикопирайт // http://www.fictionbook.ru/ru/author/verbickiyi_misha/antikopirayit/
[18] Азаров В. Интеллектуальная собственность и «утечка мозгов» // http://azarov.net/02_th/in_so.htm

Спасительные сети 
Для старых анархо-коммунистов и синдикалистов высшей формой экономики была индустриальная, вот они и не видели другого пути освобождение работника, кроме передачи коллективам монополии управления производством. Но сегодня на первый план развития производства выходит его индивидуальная интеллектуальная составляющая. И теперь старые идеи анархо-индивидуалистов об освобождение работника через индивидуализацию его труда уже не кажутся оторванными от жизни. Такой труд становится самодостаточным, уникальным и превращается в творчество. А по Боровому, именно творчество является отличительной чертой развитой независимой личности, без наличия которой анархия недостижима. Поэтому, не сбрасывая со счетов ценность индустриальных самоуправляющихся синдикатов, надо их рассматривать лишь как этап к обретению работником максимальной самостоятельности производства.

И в конце ХХ в. развитие экономики предложило новый способ раскрепощения индивида, позволило обойти многие преграды по информации, индивидуализации и передвижению. Сейчас наибольшие перспективы для такого самостоятельного производства дают информационные технологии (ИТ), «экономика знаний». Еще в самом начале информационной эры, в 1980-х гг. новые левые стали воспевать освободительный потенциал ИТ, который избавит индивида от давления иерархий государства и монополий. А чуть позже они же с не меньшим энтузиазмом стали обличать эту самую информационную экономику, как источник новой социальной сегрегации, «цифрового разделения» общества. Указывать на попытки правительств развитых стран взять ИТ-экономику под свой контроль [1]. Но власть всегда и везде будет стремиться оседлать новые возможности. А реальность критикуемых проблем ИТ не должна затмевать их либертарных преимуществ.

Важно, чтобы не только «белые воротнички», но и широкие слои трудящихся понимали потенциал возможностей ИТ, не отворачивались от них, а всячески стремились их использовать, делая хайтечные проявления власти бессмысленными. Причем, в пользу такой экономики, как потенциально анархической косвенно говорят и выше приведенные аргументы Боа и Махайского. Если, согласно Боа, индустриальное производство в принципе не способно дать освобождения работника, анархию надо искать в другой, неиндустриальной сфере. Сегодня – это информационная экономика. Если согласиться с Махайским, что социализм – это лишь смена правления на класс интеллектуалов, снятие эксплуатации видится в перспективе превращения подавляющей массы участников экономики в интеллектуалов. Ну, а естественные ограничения миграции снимает глобальная паутина интернета, - позволяет индивидам из разных точек мира сотрудничать, не выходя из дома.

Как известно, в отличие от иерархически построенного индустриального производства, ИТ-экономика носит сетевой характер. Причем не только в смысле связи по сетям интернет, но, главное для нас, в смысле организации производства и управления. К торжеству сетей мировая экономика идет как бы с двух концов. С одной стороны, это низовая самоорганизация производителей. Например, старая китайская система бизнеса, основанная на сетях доверия, и давшая всплеск экспорта Гонконга в 1950 - 1980-х гг. Сети малых домашних предприятий, экспортировали товары на мировой рынок через сети мелких семейных экспортно-импортных фирм. Такие сети производства и распределения быстро исчезали и вновь формировались в зависимости от конъюнктуры рынка. А роли предпринимателя и наемного работника в них часто менялись местами в зависимости от обстоятельств делового цикла [2].

С другой стороны, усиливается тенденция к реформированию пирамидальных ТНК в мультинациональные сети, что позволяет всей корпорации действовать гибко и оперативно, как сообществу малых предприятий. На такие изменения ТНК пошли в результате изменений рынка, вызванных развитием коммуникаций. Теперь при помощи интернета сделки, переводы средств и информации занимают секунды. Иерархическая система управления не успевала адаптироваться к стремительным переменам и в итоге корпорация рассыпалась на подразделения [3]. Модернизация же управления постепенно привела к структуре сетевой корпорации (СК). Ее новыми свойствами стали принятие решений в каждом конкретном подразделении, увеличение свободы и инициативности работников. Это минимизировало издержки, повысило адаптационные способности корпорации, быстроту ее реакции, и, в конечном счете, ее прибыльность. Но, в итоге, в современной экономике реальными производственными единицами все больше становятся не пирамидальные ТНК, а СК или сети делового сотрудничества.

Высшую же технологическую и, уже во многом либертарную форму организации сетевой экономики дало наложение на такие сети бизнеса сетей телекоммуникационных, в итоге приведшее к созданию виртуальных корпораций ИТ-экономики. Такие корпорации зачастую производят 100%-виртуальный продукт, который, кстати сказать, сейчас, дает самую высокую прибыль. А в системе управления такой СК практически полностью отсутствует иерархия подчинения, она приобретает черты равного функционального партнерства, практически равноправной кооперации ее участников для достижения общих целей. В такой кооперации резко повышается уровень мотивации работника. А на первый план в успешности выходят нематериальные активы корпорации, накопление и оборот интеллекта, прогрессирующее творчество. Ведь последнее, – это не только живопись, стихосложение и даже программирование. Изобретение новых технологий, создание новых рынков – вот то наиболее прибыльное творчество, которое развивает экономику.

Интеллект – ключевой инструмент развития человечества, благодаря которому мы трансформируем окружающий мир в цивилизацию. Она же, в своих принципиальных проявлениях, видится тождественной анархизации общества. Вдумайтесь, если рассматривать цивилизованность, как непрерывный процесс самосовершенствования членов общества, обретения ими самостоятельности и создания, соответствующей уровню последней, структуры социального взаимодействия, этот процесс аналогичен становлению анархии. А, значит, интеллект является определяющим ресурсом ее наступления. В таком контексте особо примечательно, что главный капитал виртуальной СК – это интеллектуальный капитал ее работников (кооператоров, компаньонов), который одновременно является и средством производства. И, при правильном управлении своим интеллектом, в такой корпорации работник неотделим ни от капитала, ни от средств производства. Что, по сути, снимает вопрос о его (работника) эксплуатации и выводит такие предприятия в главные претенденты на роль субъектов экономики безвластия.

Вспомним также, что способы управления и сама власть сначала отрабатывались в производственных коллективах, и лишь потом эти принципы переносились на жизнь общин в целом, дав начало зарождению государства. И первыми руководителями были носители знаний о производственной деятельности: старейшины с навыками охоты или жрецы с информацией о календарных циклах и разливах рек. Лишь много позже роль вождя перешла к воинам. По аналогии с производственными структурами архаики и корпорацию можно рассматривать, как управленческую структуру в широком охвате видов деятельности (в том числе государственную корпорацию, управляющую обществом [4]). А отсюда следует, что именно сетевые корпорации информационной экономики можно рассматривать, как область испытания новых принципов сетевого безгосударственного управления (самоуправления) III тысячелетия.

Депролетаризация 
С подачи Барбрука и Камерона, левые считают едва ли не единственно возможным мировоззрением участников ИТ-экономики, - калифорнийскую идеологию, подающую хайтечную элиту новым, свободомыслящим, но все-таки правящим классом. Но, повторюсь, что анархизм креативной эры стремится к освобождению всех участников рынка через их привлечение к цифровой экономике. И меня удивляют сетования указанных авторов, мол, внедрение на предприятиях ИТ стало кульминацией «отстранения рабочей силы от непосредственного участия в производстве [5]». Почему-то они усматривают здесь только лишения для рабочего класса, но не видят того положительного аспекта, что людям, наконец, можно не участвовать в физическом труде. Я не намерен углубляться тут в длинное отступление о смысле человеческой жизни. Но уверен, что «вкалывать» может и лошадь (а лучше, машина). Человек же создан Творцом (если верить богословам) по своему образу и подобию, и наделен им исключительным даром творчества, в чем были обделены даже ангелы. Глупо и расточительно тратить уникальную человеческую жизнь на физический труд.

Опять же, последовательный анархист заботится не о классе, а об индивиде. И попытка опереться в деле либертарного освобождения на пролетариат сегодня представляется анахронизмом. Ну, как минимум, ошибочно видеть анархизацию делом, не то чтобы исключительно, но даже в первую очередь рабочего класса. В постиндустриальный период делать упор на индустриальных рабочих, значит, регрессировать назад в индустриализм с его пирамидальной экономикой и репрессивным государством. Если основа анархии – самостоятельность, то пролетарий, как несамостоятельный работник, является наиболее трудным партнером в деле построения анархии. Имея озлобленность против владельцев производства, он зачастую видит путь освобождения в его (производства) марксистском захвате. И, значит, является авторитарным сторонником «власти трудящихся», а не безвластия. Отсюда нужна широкая депролетаризация, которая, в рамках данной концепции, достигается путем переквалификации рабочего в индивидуального нематериального работника.

Но можно ли сегодня всерьез прогнозировать обозримое будущее, когда все неленивые рабочие получат возможность реально стать интеллектуальными производителями? Вполне. Причем темпы приближения этой возможности, как ни парадоксально, зависят зачастую от самого пролетариата. Именно давление рабочего движения 1970-х гг. в странах Запада стало одним из решающих стимулов к поиску новых путей в экономике, давших толчок развитию ИТ и глобализации. По Ф. Берарди, эти инновации стали реакцией капиталистической системы на эффект «отказа от работы» (уклонение от эксплуатации) в странах Запада. Капиталисты стали вкладываться в экономящие труд технологии [6]. Таким образом, пролетариат не только обрушил систему социальных гарантий, построенную веками борьбы профсоюзов и государственного регулирования (на что сетует автор). Он произвел качественный слом отношения к труду, открыл путь к нематериальному производству и массовой замене труда творчеством.

Разумеется, капиталисты пошли на эти структурные изменения в поисках прибыли. Но и сами трудящиеся, выступая за одни возможности снятия эксплуатации (через контроль индустриального производства), не потерпели поражения, а лишь получили другие возможности (через уход в интеллектуальное производство). И, с этой точки зрения, главной задачей анархизации экономики сейчас видится никак не возврат на исходные «доинформационные» позиции и новые попытки пролетариата овладеть индустриальным управлением. Это вчерашний день. Напротив, лучшим рецептом освобождения от эксплуатации видится ускоренный выход из индустриализма в новую креативную экономику. Принципиальная схема достижения которой может быть выражена следующим тандемом. Возобновление давления на капиталистов с целью их скорейшего перехода на ИТ и автоматизацию индустриального производства. Плюс привитие самому движению трудящихся широкой профессиональной мобильности. Под этим термином понимают способность к смене профессии, путем повышения квалификации или переквалификации на другой род деятельности.

И такая мобильность бывших пролетариев не явится какой-то их сдачей «буржуазному индивидуализму», потерей солидарности. Напротив, - это насущная потребность сохранения их человеческого и трудового достоинства. И она находит прямое соответствие в суждениях Кропоткина. «Человечество приходит к сознанию, что обществу вовсе не выгодно приковывать человека на всю жизнь к одной данной точке в руднике или мастерской, лишая его такого труда, который мог бы… сделать его сознательной частью великого целого – участником в наслаждении наукой, искусством, независимым трудом и творчеством [7]». Я предлагаю лишь рассматривать такой подход и от обратного. Человеку самому невыгодно приковывать себя к одному станку, месту работы, специальности. И уж в любом случае, человек этот не имеет морального права принуждать к бездействию или тормозить самосовершенствование ближнего, со всеми вытекающими последствиями для его (ближнего) достатка.

Кроме того, риски сохранения пролетарской идентичности стремительно увеличиваются. Уже сегодня большинство стран, чье хозяйство базируется на первичном секторе экономики (сельское хозяйство и добыча ископаемых), находится на дотации стран с передовой экономикой третичного сектора (производство технологий и нематериальных богатств). А производство на основе первичного сектора убыточно повсеместно [8]. Даже временное прекращение дотаций прямо выливается в нищету задействованных в этом бизнесе работников. Без сомнения, с развитием информатизации, индустриальная экономика окажется в таком же положении. Ни один пролетарий в дешевизне продукции не сможет конкурировать с промышленным роботом. Поэтому давать клятву верности станку или конвейеру – совершенно бессмысленно и заранее убыточно.

Пролетариат – явление не вечное. Еще в начале XIX в., уважаемые левыми анархистами, машиноборцы сопротивлялись своему превращению в пролетариев, ломали станки, посредством которых фабрики отлучали их от сельского бытия и мелкой собственности аграрного производства. Теперь же для рабочих индустриальное производство стало настолько родным и привычным, что они не мыслят себе непролетарского существования, и в порыве нового машиноборства готовы отвергнуть следующий этап развития производственных сил. Мне кажется эта позиция неконструктивной и обреченной. Экономика идет вперед, и куда перспективнее искать в ее новых реалиях новые возможности ухода от эксплуатации, чем консервировать свои идеалы в ненавистном, но таком привычном вчерашнем дне производства. А реалии эти с каждым годом становятся все доступнее. Сколько ни консервируй ИТ, ни строй цифровой барьер между сословиями, свободный обмен информацией рано или поздно его разъест.

Характерно, что возникновение некоего нового профдвижения индустриальных рабочих в сторону массовой переквалификации и интеллектуализации имеет наилучшие перспективы именно на пространстве экс-СССР. С одной стороны, здесь еще сохранился высокий образовательный уровень – позитивное наследие советского режима. С другой, - здесь отсутствует жесткое законодательство по защите ИС. Именно эти два фактора за какое-то десятилетие привели к скачкообразному повышению компьютерной грамотности населения практически с ноля. В тех же США, с их дороговизной образования и драконовским авторским правом, подобный прорыв был бы немыслим. Но именно такой благоприятный интеллектуальный климат может нам позволить выбиться в лидеры информационной депролетаризации и дать новый толчок постиндустриальному «рабочему движению». Которое, как некогда в 1917 г., может стать детонатором нового освободительного движения во всем мире.

И, возвращаясь к вопросу о «буржуазном индивидуализме» ИТ-экономики, хочу еще раз указать, что более индивидуализированное интеллектуальное производство никак не отменяет левого коллективизма. Конечно, в будущей анархической экономике сельскохозяйственные коммуны продолжат оставаться экзотикой, выбором пенсионеров или уставших от цивилизации людей. А работа на индустриальных предприятиях, что еще не будут автоматизированы, станет уделом неквалифицированных (по тем, будущим меркам) рабочих, не нашедшей в себе сил и упорства обучиться творческой профессии. Однако этот прогноз ни в коем случае не отрицает распространение в будущей анархической экономике коммун и синдикатов нового хайтечного уровня производства. Но, в отличие от индустриальной фабрики, являющейся самостоятельным инструментом господства (Боа), коллективы эти будут принципиально иными. На манер сетевых корпораций или, если хотите, кооперативов.

[1] Барбрук Р. Камерон Э. Калифорнийская идеология // Криптоанархия, кибергосударства и пиратские утопии. Екатеринбург. 2005., с.496-497
[2] Кастельс М. Информационная эпоха: экономика, общество и культура // http://www.gumer.info/bibliotek_Buks/Polit/kastel/03.php
[3] Асеев С. Иерархия vs Сеть // http://www.getnew.biz/2006/11/23/ierarhiya-vs-set/
[4] Преображенский В. От пирамидальной к сетевой корпорации // http://www.e-xecutive.ru/analytics/article_887/
[5] Барбрук Р. Камерон Э. Калифорнийская идеология // Криптоанархия, кибергосударства и пиратские утопии. Екатеринбург. 2005., с.486-487
[6] Берарди Ф. Что значит автономия сегодня? // http://www.avtonom.org/index.php?nid=208
[7] Кропоткин П.А. Этика. М.1991., с.380
[8] Гильбо Е.В. Начало постиндустриальной эры // http://www.getnew.biz/2005/09/18/nachalo-postindustrialnoy-eryi/

Относительность равенства 
Другой вопрос, что для революционного крыла анархизма такая депролетаризация будет мало приемлема. Представить только, что оно будут делать с этим пост-пролетариатом, как придется ему перестраивать свою идеологию и тактику применительно к этим новым, более независимым и самостоятельным работникам! Только меня интересуют не их проблемы и тем более не революционная ситуация в мозгах трудящихся, а реальные пути вывода их из принуждения. Насколько это возможно на сегодняшний день. Однако в процессе становления, такое постиндустриальное рабочее движение неизбежно пройдет через переосмысление несущих понятий о свободе и равенстве. И так как это движение призвано вывести пролетариев из неимущего состояния, вернуть им право собственности на их труд и снабдить интеллектом, являющимся в ИТ-экономике и капиталом и средством производства, на первый план их переосмысления мира неизбежно выйдет понимание невозможности имущественного равенства (ИР).

Представляется, что идеал ИР занесен в анархизм из тоталитарных учений, и в буквальном воплощении невозможен. Не вдаваясь в громоздкий обзор даже крупных апологетов и критиков имущественного равенства в истории, хочу указать на несколько существенных для моей концепции аргумента против. Идеал ИР, на мой взгляд, следует выводить из абстрактного рационализма Древней Греции. Например, одна из первых «утопий» архитектора Гипподама Милетского (V в. до н.э.) опиралась на математические пропорции градостроительной модели. Количество населения и представительство цехов подчинялось той же пропорции [1]. А отсюда естественным казалось и «математически прекрасное» уравнение состояний. Жизнь подменялась математикой.

Но, как указывал Боровой, утопия – это рассудочное построение, плод выдумки кабинетного мудреца. Самые остроумные схемы не могут охватить все многообразие жизни, которая всегда смеется над ними [2]. Резюме Борового касается и всех последующих Гипподаму утопий, неизменно тоталитарных в своих формулах, претендовавших «осчастливить» не меньше, чем общество в целом, и не оставлявших места для реальной жизни. Через Мора и Кампанеллу до последних социалистических мифов всеобщего равенства. Всех умозрительных проектов, под которые хотят подогнать действительность. Между тем, уже в наше время М. Вебер указывал, что собственность является лишь одним из проявлений естественной природной дифференциации. И ликвидировав ЧС, мы лишь откроем дорогу другим источникам дифференциации [3]. Равенства не возникнет, просто на первый план выйдут другие критерии неравенства. Что, например, случилось в СССР.
 
Но, разумеется, в теории анархизма, я все же буду брать за основу мнение его отцов П.-Ж. Прудона, М. Штирнера и М. Бакунина. Взгляды первого на ЧС, от которых левые пытались оставить максиму «собственность – это кража [4]» (1840 г.), в реальности эволюционировали. И уже в 1858 г. он отмечал, что, без опасности впасть в коммунизм, надо желать не разрушения собственности, а ее равновесия [5]. Штирнер же развивал мысли Гегеля о том, что всякое освобождение или отрицание отчуждения есть присвоение. Индивид преодолевает отчуждение бытия и фетишей через их поглощение и преобразование в собственность. Штирнер писал о невозможности социального уравнения деятельности. Труд индивидов так же неравен, как различны люди, что ведет к невозможности равной оплаты труда [6]. Отсюда ясно, что смена отчуждения в пользу капиталиста отчуждением в пользу общества никаким освобождением не является. Лишь наиболее полное присвоение индивидом плодов его труда и будет его экономическим освобождением. Наконец, Бакунин указывал, что «Экономическое и социальное равенство вовсе не обуславливает равенства личных состояний… это равенство в исходной точке [7]». Таким образом, отрицание ИР полностью соответствует общей традиции анархизма, за исключением коммунистического кропоткианства.

А самыми содержательными критиками ИР выступали «австрийцы», - предтечи рыночного анархизма. Так еще М. Блауг указывал, что принудительное равенство в распределении доходов входит в противоречие с теорией полезности [8]. Если за более и менее полезную деятельность работники получают одинаковый доход, нет смысла стремиться к большей пользе. По Хайеку же, формальное равенство перед законом несовместимо с действиями властей по обеспечению материального равенства людей. Ведь чтобы политика давала одинаковые результаты применительно к разным людям, с ними надо обходиться по-разному [9]. Это замечание в полной мере касается и безвластного общества. Между тем, Хайек подчеркивал, что равенство прав и возможностей естественно ведет к экономическому неравенству, но не содержит злого умысла, обрекающего людей на то или иное положение. Это лишь результат их усилий и успеха.

Мизес писал, что требование ИР может быть удовлетворено только после конфискации всех средств производства государством и распределения им же результатов этого производства [10]. Мог ли этот крупнейший экономист не знать концепции левого анархизма, по которой тем же может заниматься и «безвластное общество»? Причем якобы без государственного тоталитаризма и с идеально справедливыми результатами. Конечно, он ее знал. Что подтверждается критикой Мизеса этого крыла анархизма в иных его трудах [11]. Что из этого следует? То, на что Боровой указывал в начале ХХ в.: анархисты-индивидуалисты уже тогда понимали отсутствие принципиальных различий между государственным социализмом и коммунистическим анархизмом. Справедливо не видел этих различий и Мизес. Такое «общество» может и не называться государством, но оно будет принуждать, как государство, а, значит, являться им по сути.

Поправлю лишь и Мизеса, и Борового, что данная критика применима только к старой концепции коммунистического анархизма, как «общественной монополии», единого и обязательного для всех строя. Но она снимается полностью, если по-новому рассматривать анархо-коммунизм (как и синдикализм) в виде одного из направлений полиукладной экономики анархического общества. Все добровольное имеет право быть.

Что ИР не является органичной анархической идеей, показывает и, пограничное между рыночным и коммунистическим анархизмом, течение анархо-синдикализма. Тот же Мизес указывал на неравенство, возникающее в процессе синдикализации (в прямом смысле этого слова, как обобществления конкретного предприятия его трудовым коллективом – В.А.). Работники разных предприятий получают различную долю собственности и впоследствии имеют разный доход. «Синдикализация никоим образом не является средством достижения равенства доходов [12]». Что, в свою очередь, еще раз доказывает плохую совместимость синдикализма с коммунизмом и его близость к рыночным принципам. Наконец, по Ротбарду, равенство, как точное и объективное измерение достатка людей, невозможно физически. Экономическая теория вообще не дает оснований для оправдания равенства [13]. Немыслимы ни оценка, ни поддержание абсолютного равенства даже при гипотетическом коммунизме.

К каким выводам должны привести анархиста эти аргументы? К тем, о чем писал еще Аристотель (кстати сказать, первый критик гипподамовой утопии), - надо стремиться не к равенству, а к выравниванию собственности [14]. Что созвучны Прудону, призывавшему не к ликвидации собственности, а к ее равновесию. На что указывал Хайек: «Социализм обещал не равное, а лишь более равное, более справедливое распределение. Не равенство в абсолютном смысле, но «большее равенство». И он же замечал далее, что «большего равенства» нельзя достигнуть в плановой экономике, так как эта относительная величина не дает критериев для планирования, делает невозможным построение его формул [15]. Отсюда первый вывод: анархист может стремиться лишь к равенству относительному. Что тождественно относительному неравенству. Стремиться к сглаживанию неравенства, в то же время, никогда не насаждая математически точного равенства.

Вывод второй, - такое выравнивание собственности достижимо лишь в рамках рыночной экономики. А в контексте моей концепции, оно основательнее всего реализуемо с повсеместным распространением ИТ-экономики, дающей и самостоятельность работника, и партнерство предпринимателя. В такой перспективе, сглаживанию неравенства, прежде всего, будет способствовать широта и солидарность нашего постиндустриального рабочего движения. Когда не наступающие роботизация производства и повальная безработица заставят пролетария мостить себе отдельную постиндустриальную тропу, неизбежно расталкивая своих собратьев по несчастью, а массовое, сознательное и целенаправленное движение депролетаризации одновременно и достаточно равномерно будет улучшать положение широких слоев трудящихся.

Этическая модернизация 
Конечно, на первом этапе, до возникновения в нем мощного самоорганизующегося начала, такому движению понадобятся некие помощники. Вряд ли за это возьмутся революционные анархисты, множество планов которых депролетаризация неизбежно похоронит. Хотя, результаты такого движения буквально можно было бы называть «профессиональной революцией» (в смысле, революцией в профессиональной сфере). Но возможно, такое постиндустриальное движение рабочих заинтересует информационную интеллигенцию? На первый взгляд, и это маловероятно. Зачем ей растить себе конкурентов, да еще бесплатно, из альтруистических побуждений? Такие суждения могут возникнуть лишь от недостатка знаний о связи творчества с альтруизмом. Как отмечают исследователи, даже на уровне естественного отбора в животном мире, в конечном счете, побеждают не эгоисты, а альтруисты, которые взаимопомощью поддерживают свой вид. Еще рельефнее такая выгода проступает в обобществлении знаний.

Есть принципиальная разница между раздачей подаяния и информационным альтруизмом, как между жертвованием пищи и орудий для ее добычи. К тому же, по «правилу Гамильтона [16]», альтруизм тем более естественен, чем больше польза от него превышает цену его жертвы. Творческая же личность, нередко видящая в своих открытиях способ преобразования мира, понимает, что обобществление знаний – наиболее быстрый путь его (мира) эволюции. Для такой личности торжество ее идей, – куда большая прибыль, чем пачка наличных. Этому созвучен и эксперимент мичиганской школы бизнеса: и в экономике люди стремятся за свой счет награждать тех, кто действует с ними заодно [17]. Таким образом, творческим людям от природы свойственен альтруизм, - стремление к обобществлению своих открытий. Разумное сочетание продажи новых творений с раздачей предыдущих может дать и пищу творцу и знания массам. Но, разумеется, число таких альтруистов никогда не уровняется с числом всех творцов.

Тем не менее, их количество можно увеличивать умелой пропагандой. Вследствие чего следует ожидать соединения усилий таких творцов-альтруистов с зарождающимся движением депролетаризации. Ничего не напоминает? В Российской империи последней трети XIX в., наряду с революционным народничеством, существовало и его легальное реформистское крыло. Причем, в интерпретации теоретиков народничества настоящая интеллигенция (не политическая «социалистическая», а социальная – В.А.), - это та часть образованного общества, которая находится в оппозиции к режиму и отличается особой альтруистической моралью. Легальное народничество выступало за ликвидацию разделения общества на работников умственного и физического труда, следствием чего, по их мнению, и была эксплуатация человека человеком [18]. Не капитал, а отсутствие интеллекта они считали главной причиной эксплуатации. В чем просматриваются истоки концепции Махайского и что призвана исправить моя концепция.

Таким образом, через столько лет исканий, мы возвращаемся к преданархической идее народников, - «хождению в народ». К пониманию естественности стремления настоящей интеллигенции способствовать освобождению общества через добровольную передачу ему своих знаний. И новому «цифровому народничеству» вполне подходят цели народников ХIХ в. А именно: образовать в недрах народа самостоятельную силу, которая будет способа сама бороться за реформы. В нашем случае, - за разгосударствление социума, как неизбежное следствие смены экономических отношений с эксплуатации на партнерство. Вооружение легального эволюционного анархизма наработками легального же народничества с его «политикой малых дел» дает понятную концепцию интеллектуализации трудящихся, как и реалистичный план выхода всего общества на экономические отношения, наиболее приближенные к безвластным. Мало того, подобный альтруизм интеллигенции неизбежно повлияет на этическое состояние общества в целом. Главное, не требовать от него немедленных чудес в области морали.

Этика – наука приблизительная, изменчивая, напрямую связанная с уровнем развития социума. Относительной константой является лишь ее ядро, - основные нормы. Но, вот, их проекция революционными анархистами на ближайшие перспективы общества обычно превращает практическую этику в моральную утопию. Она не только предъявляет завышенные, заранее нереализуемые требования к широким слоям населения, по ней не могут жить и сами анархисты, чаще всего выстраивающие социальные отношения не в идеалистичных коммунах равных, а в разночинных городах. Как следствие, двойная мораль: одна – для повседневной жизни, другая – для клубного общения анархистов. Что, естественно, добавляет недоверия к нашим проектам. С моей точки зрения, куда логичнее и честнее говорить не о максималистском этическом кодексе, предлагаемом анархистами обществу прямо сейчас, а о серии этических модернизаций. Параллельно с развитием новых интеллектуальных и партнерских экономических отношений, они будут призваны выводить общество на новую ступень этического развития.

Очередная такая этическая модернизация идет прямо сейчас в рамках ИТ-экономики, где залогом успеха выступает постоянное развитие личности. Причем, в условиях креативной цивилизации эта личность будет развиваться не только в профессиональном, но и в этическом плане. Как мне уже доводилось указывать, сама информационная экономика с ее индивидуализацией труда и вынужденным партнерством со стороны работодателей, формирует новую, близкую к либертарной этику постиндустриального общества [19]. Наступление чего предрекал еще историка анархизма М. Неттлау в своем комментарии к Штирнеру. «Социальное освобождение зависит от интеллектуального и морального подъема личности, понимающей, чего требует ее личный интерес [20]». Задача же анархистов на данном этапе, - скорректировать и усилить эту модернизацию в сторону сознательного отказа от принуждения, и максимально распространить ее в социуме. В частности, посредством выше описанной депролетаризации.

И, как экономическое освобождение неизбежно ведет к распылению политической власти, так и вызванная неизбежным партнерством этическая модернизация нивелирует власть экономическую. Но расщепление этой последней должно сопровождаться не только депролетаризацией работников, но и коррекцией мировоззрения работодателей. Как это возможно? Так же, как и в концепции анархо-коммунизма – через этическое воспитание (в области этики между анархическими течениями противоречий гораздо меньше). Анархисты-коммунисты полагают, что свободный гражданин анархии будет настолько бескорыстен и склонен к взаимопомощи, что изначально согласиться на полное отчуждение плодов своего труда в пользу общества. Как альтернативу этому вполне логично допустить такой уровень воспитания в анархии свободного рынка, что для предпринимателя будет постыдным и не престижным заниматься принудительной эксплуатацией. В таком обществе больший достаток даст более состоятельным гражданам единственное преимущество, - возможность большего потребления.

У воспитанного в кропоткинской антикапиталистической этике левого анархиста такая идея может вызвать ухмылку. Как же, «этичный капиталист»! Но если независимо мыслящий критик сравнит эти два подхода к этической модернизации на пути к анархии, он неизбежно поймет большую вероятность становления право-анархической этики. Поймет, что цель коммунистов, - сделать индивида бесчувственным к личному экономическому интересу, - куда менее достижима, чем цель индивидуалистов, - ограничить этот интерес рамками запрета на принуждение. К слову сказать, коммунистический проект пронизан каким-то хроническим недоверием к человеку, неверием в его возможность осознанного морального выбора в любых условиях, при любой экономической системе. Анархо-коммунизм как бы говорит: нет тебе веры, надо не только воспитать тебя в неведении порока, но и поставить в такие условия, чтобы у тебя просто не было выбора. Как по мне, отсутствие выбора даже в моральных приоритетах не вяжется с идеалом анархизма, - доктрины, основанной на свободе выбора.

Это навязанная, принудительная мораль. Но, как верно заметил Ротбард, «Что нравственного в трезвости Смита, когда он сидит в тюрьме и только поэтому не может напиваться в барах [21]». И, по сути, такая мораль мало отличается от аргументов государства, мол, человек слаб и порочен, поэтому для стабильности социума нужен аппарат принуждения. Только в анархо-коммунистической модели этот аппарат заменят воспитание и образ жизни. Такая постановка вопроса живо напоминает «железный занавес» СССР, который не пускал советских людей к соблазнам Запада, якобы для того, чтобы они не разложились морально. Все помнят, чем закончился этот эксперимент? При всей своей воспитательной монополии режим не смог создать морально нового человека. Он создал лишь раздвоенную мораль, одну официальную, - бескорыстную и самоотверженную, другую житейскую, - лицемерную и приспособленческую. Но в итоге тоталитарно-тепличные продукты замкнутой системы, не имевшие иммунитета к внешним раздражителям, при первом же поднятии занавеса, стремительно разложились, а после и развалили изнутри «общество социальной справедливости». Такая перспектива неизбежно ждет и анархо-коммунизм, сумей он добиться общественной монополии.

Считаю принципиально ошибочным пытаться изменить общественный строй и уже через него влиять на человека. Отцы анархизма указывали, что точка приложения нашей доктрины не община, коллектив или общество в целом, а индивид. Его и надо исправлять. А уже критическая масса этичных индивидов исправит и все общество. Нет, и не может быть социальной системы, которая спасет человека от него самого, от его собственной слабости, лени, отсутствия жизненной цели. Не в социальной системе надо искать панацею справедливости, но в экономическом росте и этическом совершенствовании каждой личности. Уже Аристотель указывал, что несовершенство общества исправляется не уравнением состояний, а моральным улучшением людей [22]. А Кропоткин в своей «Этике» писал, что «нет чистого альтруизма без личного в нем удовольствия, следовательно, без эгоизма [23]». Отсюда задача анархической этики – не вешать новый занавес от соблазнов, а прививать индивиду вкус к такому удовольствию.

Показательно в этом плане, как либертарианец Д. Боуз характеризует «дружеские общества» взаимопомощи XIX – начала XX вв. в Великобритании. «Главной целью была выработка правильного поведения. Они понимали, что развить хорошие привычки нелегко; полезно, чтобы добрые намерения кем-то поощрялись [24]». Именно неравнодушие, активная реакция субъектов гражданского общества на то или иное социальное поведение должна стать главным механизмом этической модернизации. В таком контексте традицию переходного периода к анархии реалистичнее формировать не в сторону полного отказа от частного интереса, а в сторону благотворительности, как нормы поведения, добровольного перераспределения, как элемента престижа. Общественное поощрение сострадания и взаимопомощи наряду с осуждением эгоизма и принуждения формируют характер каждого индивида и создают такую традицию надежнее, чем репрессивный аппарат или моральная монополия любого, пусть и «безвластного» режима.

И уже впоследствии, на основе этой переходной традиции станут вырисовываться черты следующей этической модернизации, которая вплотную подведет человечество к высшему гуманизму «чистой анархии». Преодолеют ли люди на этом переходном этапе потребность в частной собственности, как о том мечтают коммунистические романтики, и, например, переключат свою природную дифференциацию на творческую сферу? Это вполне возможно, если с развитием технологий любая материальная собственность превратиться в дешевку в сравнении с достижениями человеческого гения, и ее станут раздавать бесплатно, а достояние каждой личности полностью уйдет в область нематериального. Возможно множество сценариев трансформации личного интереса индивида. Но вряд ли возможно его полное искоренение. Как метко заметил Герцен, «Всего менее эгоизма у рабов [25]», в смысле людей без личного самосознания, чувства собственного достоинства. А, если гражданин анархии – не раб – он обязательно будет иметь личный интерес. И, значит, этика реалистичной анархии еще не написана. Но попытки прописать ее сейчас считаю пустой фантазией.

Февраль-июнь 2008 г.

[1] Фролов Э.Д. Факел Прометея. Ленинград. 1991., с.396
[2] Боровой А.А. Анархизм. М. 2007., с.57
[3] Вагимов Э.К. Проблема социальной справедливости, равенства и неравенства людей, их нищеты и бедности // Вызовы современности и ответственность философа. Бишкек. 2003., с.48
[4] Прудон П.-Ж. Что такое собственность? М. 1998., с.14
[5] Эльцбахер П. Сущность анархизма. Минск 2001., с.73
[6] Баллаев А.Б. Свобода и равенство в младогегельянстве (М. Штирнер и К. Маркс) // От абсолюта свободы к романтике равенства. М. 1994., с.86, 91
[7] Бакунин М.А. Принципы и организация Интернационального революционного общества // Анархия и Порядок: Сочинения. М. 2000., с.291
[8] Блауг М. Маржиналистская революция // http://gallery.economicus.ru/
[9] Хайек Ф. Дорога к рабству // http://www.gumer.info/bibliotek_Buks/Polit/Haiek/06.php
[10] Мизес Л. Социализм // http://www.libertarium.ru/libertarium/l_lib_socialism
[11] напр. Мизес Л. Либерализм в классической традиции // http://www.libertarium.ru/libertarium/l_libmises_mises или Мизес Л. Человеческая деятельность // http://www.libertarium.ru/libertarium/humanact
[12] Мизес Л. Социализм // http://www.libertarium.ru/libertarium/l_lib_socialism
[13] Ротбард М. Власть и рынок, 6.5. // http://sotsium.ru/books/14/306/rothbard_pm.doc
[14] Вагимов Э.К. Проблема социальной справедливости, равенства и неравенства людей, их нищеты и бедности // Вызовы современности и ответственность философа. Бишкек. 2003., с.47
[15] Хайек Ф. Дорога к рабству // http://www.gumer.info/bibliotek_Buks/Polit/Haiek/08.php
[16] Биолог-эволюционист, вывивший формулу альтруизма в животном мире
[17] Экономисты исследуют альтруизм // http://www.altruism.ru/sengine.cgi/5/5/2
[18] Мокшин Г.Н. Идеологи легального народничества об исторической миссии русской интеллигенции // Вестник ВГУ. Гуманитарные науки. № 1, 2002., с. 238, 233, 234
[19] напр. Азаров В. Перспективы анархо-капитализма // http://azarov.net/02_th/pers.htm, Азаров В. Демонтаж // http://azarov.net/02_th/de_mo.htm, Азаров В. Свобода от принуждения ч.3 // http://azarov.net/02_th/sv_ot_3.html
[20] Неттлау М. Очерки по истории анархических идей // http://u-f-a.org.ru/library/ist_an.html
[21] Ротбард М. Власть и рынок, 6.5. // http://sotsium.ru/books/14/306/rothbard_pm.doc
[22] Вагимов Э.К. Проблема социальной справедливости, равенства и неравенства людей, их нищеты и бедности // Вызовы современности и ответственность философа. Бишкек. 2003., с.47
[23] Кропоткин П.А. Этика. М.1991., с.237
[24] Боуз Д. Либертарианство // http://www.sotsium.ru/books/129/198/libertarianism-ch07.html
[25] цит. по Боровой А.А. Анархизм. М. 2007., с.163