До анархизма - общественные опыты
Создан:
06 Апреля 2011
Опубликован:
06 Апреля 2011
Раздел:
до анархизма -
общественные
Предисловье
Книга освещает причины того, почему в Украине за 10 лет независимости так и не построено "гражданское общество". Автор проводит исторический анализ бюрократического ренессанса, происходящего в нашей стране, рассматривает негативную роль украинских неправительственных организаций в реформировании общества. В книге рассмотрены также возможные шаги, которые смогут помочь гражданам Украины остановить тотальное засилье бюрократического государственного аппарата. Книга будет интересна активистам третьего сектора, представителям органов местного самоуправления, государственным служащим, студенческой молодежи.
Так как книга писалась по заказу ГДО «Британский Совет», поэтому автор не мог высказывать всех своих подходов.
Содержание
КНИГА ПЕРВАЯ. ОСМЫСЛЕНИЕ НЕЗАВИСИМОСТИ
Часть 1. Предпосылки иллюзии
Глава 1. От ГУЛАГа к административному рынку
Глава 2. Идол потребления
Глава 3. Появляются тени
Глава 4. “Украина моя Советская”
Глава 5. Начало конца
Часть 2. Фетиши иллюзии
Глава 6. Виражи перестройки
Глава 7. Рыночная номенклатура
Глава 8. Страз Руха
Глава 9. Этнократия
Глава 10. Айкидо
Глава 11. Выбор без выбора
Часть 3. Результаты иллюзии
Глава 12. Властная недостаточность
Глава 13. Приватизация
Глава 14. Реставрация
Часть 4. Результаты иллюзии (продолжение)
Глава 15. Свобода слова?
Глава 16. Отречёмся от “третьего сектора”!
КНИГА ВТОРАЯ. ОБРЕТЕНИЕ НЕЗАВИСИМОСТИ
Часть 4. Время ОНС
Глава 17. Извне
Глава 18. На подступах к ГО
Часть 4. Время ОНС (продолжение)
Глава 19. Рождение ОНС
Глава 20. Естественный отбор
Часть 5. Независимость Украины
Глава 21. Создание лобби НПО
Глава 22. Инструментарий лобби НПО
Часть 5. Независимость Украины (продолжение)
Глава 23. Кампания лобби НПО
Глава 24. Административная реформа
Заключение
Приложение
Использованная литература
От автора
Нет такого политического или общественного деятеля в Украине, который не высказывался бы по поводу кризиса и не давал бы рецептов по его преодолению. Рецепты варьируются в диапазоне от сакраментального «надо поднимать экономику» до труднопроизносимых узкоспециализированных концепций, понятных исключительно их авторам. В этом смысле и мне не удалось избежать подобной участи – попытки предложить своё видение выхода из кризиса и построения гражданского общества в Украине. Однако, с моей точки зрения, данная работа всё же отличается от теоретических «прожектов» моих предшественников авторским углом зрения, находящемся на стыке политики и аполитичного общественного движения («третий сектор»).
Пробыв достаточное для осмысления украинской реальности время партийным функционером и чиновником местного самоуправления, я сознательно ушел в «третий сектор», не охладев при этом к вопросам политического переустройства украинского социума.
И, с моей точки зрения, именно из этого «пограничья», из смеси осознанных общественных приоритетов, «третьесекторных» опытов их реализации и политического подхода к решению общественных проблем, вероятнее всего, и возникнет Новая Украина, настоящая независимость её граждан.
Первоначально данная работа виделась мне сухим набором социально-политических и общественных технологий возобновления «долгостроя» под названием «гражданское общество Украины». Однако в процессе осмысления и формулировки проблем современного украинского социума накопилась критическая масса вопросов о том, как мы попали в такое болото, что сломалось в нашем сознании, мировосприятии и отношении к жизни?! Ведь, согласитесь, и власть, и капитал, и криминал могут с нами делать лишь то, что мы позволяем с собой делать! Именно поиску этих поломок, этих ложных путей и их указателей с последующим описанием нашего места пребывания мне пришлось посвятить достаточно объёмную первую часть моей работы. Вероятно, она вышла несколько эмоциональной, в чём-то похожей на политический «плач Ярославны». Но именно из моего эмоционального отношения и резкой нетерпимости к существующему положению дел в моей стране прямо вытекает достаточно радикальная концепция реформирования её общественно-политической системы, изложенная во второй части работы. Концепция, которая непосредственно обращена к той части лидеров и волонтёров «третьего сектора», для которых изначальные цели и демократические лозунги общественного движения ещё не превратились в пустые заклинания для добычи грантовых денег. Получился ли в результате такого подхода риторический ответ на извечный восточнославянский риторический же вопрос «Что делать?» или реальная программа переустройства украинского общества, – судить вам.
Часть 1. Предпосылки иллюзии
Специальная литература упоминает чаще всего две основные причины развала СССР: нежизнеспособность экономической системы Союза и поражение в холодной войне. Однако любая революция (а распад СССР стал результатом переросшей в бархатную революцию «перестройки») неизбежно вращается вокруг одного вопроса: отношения собственности и власти. И в результате перестройки украинская власть первых лет независимости стала особой разновидностью власти, кардинально отличавшейся от себе подобных как в УССР, так и в западных демократиях. Новая украинская власть была (и продолжает быть) в первую очередь продавцом и в то же время первоочередным приватизатором госсобственности. К этому она шла, этого она сознательно добивалась, это составляет основной смысл украинской независимости! Вы думаете иначе? Передел собственности, ставший возможным в результате перестройки и выделения независимых государств, стал самым грандиозным переделом за всю историю человечества. В сравнении с этим переделом мировой сверхдержавы даже большевистская национализация богатой, но индустриально неразвитой Российской империи выглядит мелким воровством. И этот аргумент – аргумент собственности – перевешивает миллионы громких и цветастых деклараций типа «демократия», «национальное возрождение», «права человека», которые спустя десять лет по-прежнему остаются красивой этикеткой или ширмой, прикрывающей всё тот же передел. Поэтому первая часть этого исследования преследует цель определения в общих чертах не столько причин гибели Союза и возникновения независимой Украины, сколько изменения мировоззрения советских людей, в том числе и номенклатуры, их «воспитание бытом», развитие потребительских приоритетов, эволюцию отношения к собственности и к населению. Собственность в СССР всегда была ворованной. По справедливому замечанию С. Кордонского, «социалистическое государство определило себя в самом начале своей истории как институт экспроприации. Оно последовательно экспроприировало имущество своих невольных граждан...» (1.).
Поэтому в глазах советских людей и в первую очередь номенклатуры эта вот ворованная собственность не имела какого-либо священного ореола неприкосновенности. Её стали беззастенчиво разворовывать, как только ослабли репрессии, потому как украсть ворованное – вроде как и не воровство. Номенклатура эксплуатировала её в обобществлённой форме, пока она в такой форме могла обеспечивать режим. Номенклатура беззастенчиво разделила её между собой, когда обобществление исчерпало свой ресурс. А произошло это "исчерпание" потому, что консервативная партийная бюрократия не уследила, проиграла войну за настроение людей, их мироощущение. Подавляющая часть населения похоронила в своих душах тот общественный строй намного раньше Беловежской пущи. И поделом, если бы этот настрой приговорил только СССР и партийную номенклатуру. Но оглянитесь: кроме нескольких самоубийств и показательных судов, крупная советская бюрократия отделалась, в худшем случае, сердечным приступом и хорошей пенсией. Народ же до сих пор отделаться не может. Именно ему при разделе Союза достались кризис, нищета, безысходность.
Глава 1. От ГУЛАГа к административному рынку.
С моей точки зрения, административные, экономические и, не менее важные, психологические истоки современного украинского кризиса необходимо искать в конце классического тоталитаризма – второй половине 50-х гг., а реальное начало его формирования – в самом сердце «застоя» – середине 70-х. Хрущевская оттепель стала первым осмыслением репрессий и непосредственно с ними связанной экономической модели советского социализма. В период классического тоталитаризма основным ресурсом власти был бесплатный труд миллионов зэков – от работяг-лесорубов до репрессированных инженеров в лабораториях. К этому добавлялся минимально оплачиваемый труд остальных «временно свободных» граждан, которые под страхом репрессий или в силу фанатизма довольствовались полуголодным существованием. Однако, с точки зрения номенклатуры, у такого режима был один большой недостаток. Режим уничтожал и сажал саму номенклатуру наравне, а иногда (1937 г.) и энергичнее, чем обычных граждан. Смерть Сталина дала номенклатуре долгожданный повод ослабить режим и, таким образом, вывести из-под удара в первую очередь себя. Ослабление режима шло путём сокращения власти репрессивных органов, что повлекло за собой неизбежное изменение политики в отношении миллионов репрессированных, а следовательно, к опустению ГУЛАГа и утрате режимом дармовой рабочей силы. В свою очередь, разоблачение культа личности и полуправда о репрессиях ощутимо поколебали авторитет советской религии в глазах народа. При отсутствии тотального страха режим уже не мог извлекать из населения коммунистический фанатизм. Именно это почти религиозное рвение 30-х гг. сделало возможной стремительную индустриализацию экономики бывшей Российской империи, а в Великую Отечественную позволило победить милитаризированную экономику практически всей Европы. Теперь же, после ХХ съезда КПСС (февраль 1956г.) и разоблачения культа личности, лозунги и призывы постепенно становились сомнительными, обрядовыми, ненастоящими. Культ социального романтизма и презрения к материальным благам во имя «светлого будущего» стал терять свою паству. Общество начало оживать, задаваться вопросами. А нищета и полуголодное существование ради великой цели всё больше воспринимались народом как чудовищное оскорбление. В сложившейся ситуации у хрущевской команды не было другого выхода, кроме инициации экономической реформы, способной восстановить авторитет партии через повышение уровня жизни населения. Основным механизмом реформы стала децентрализация экономики. Уже в 1957 г. отраслевые министерства стали заменяться региональными Советами народного хозяйства (совнархозами). Им переподчинялись все предприятия данной территории. Благодаря независимости в принятии решений от Центра, совнархозы могли сравнительно оперативно управлять производством и ощутимо подняли его уровень. Кроме того, освоение целинных земель в 1954-56 гг. дало резкое увеличение производства зерна, что сразу сказалось на улучшении продовольственного обеспечения народа. Эти успехи настолько опьянили Хрущёва, что уже XXII съезд партии (1961 г.) выдвинул новую утопию – построение основ коммунистического общества до 1980 года! Однако послесталинская партийная чистка и катаклизмы реформ, разрушившие старый экономический уклад и согнавшие с насиженных мест большую часть чиновников, серьёзно восстановили против реформаторов консервативную часть партийно-административной бюрократии. В итоге в 1964 г. к власти в стране приходят консерваторы во главе с Брежневым и устанавливают режим «мягкого тоталитаризма». Все наметившиеся демократические свободы стали сворачиваться. Однако сама бюрократия не была возвращена под контроль репрессивных органов. Впервые в СССР номенклатура стала полноправным, неприкасаемым, господствующим классом. Вернее, даже не классом, а конкурирующей системой всевозможных отраслевых и территориальных «мафий» и «кланов». Начало брежневской эпохи охарактеризовалось стремительным ростом бюрократического аппарата, усилением его произвола и коррупции.
В первой половине 70-х гг. получила своё окончательное оформление последняя стадия номенклатурно-рыночных отношений, по терминологии С. Кордонского – «административный рынок» (АР). Суть его заключалась в следующем. Ресурсов советской экономики никогда не хватало на всех. При классическом тоталитаризме часть населения посредством репрессий лишалась всех прав и возможности достатка, что экономило ресурсы для остальных. При «мягком тоталитаризме» сложился способ конкурентной борьбы за ресурсы и степень их отдачи продукцией. Руководители всех уровней административно-территориального деления СССР и отраслей народного хозяйства конкурировали в борьбе за ресурсы в вышестоящих инстанциях и одновременно вели торг на своём уровне путём взаимообмена добытыми ресурсами. Эти отношения дополнялись внутрипроизводственным торгом руководителей разных уровней между собой и с рабочими. Подобная совокупность торгов и конкуренция за ресурсы были основными компонентами административного рынка, придававшими ему динамику. Наконец, отношения между предприятиями различных министерств на данной территории регулировались партийными комитетами. А так как государственными служащими являлись практически все взрослые граждане СССР, торг АР охватывал всех советских людей (2).
Глава 2. Идол потребления.
Вымотавшие советскую экономику реформы Хрущева брежневской команде удалось свернуть довольно быстро, система снова вернулась к гипертрофированной централизации. Но запихнуть обратно в тюбик тоталитарного аскетизма возросшие материальные потребности населения оказалось практически невозможно. На протяжении 60-х гг. в СССР произошла постепенная «революция первичных потребностей», которая расширила потребительские стандарты общества. К началу 70-х гг. уровень потребления на душу населения мясо-молочной продукции увеличился в 2 раза, а предметов гардероба – в 6 раз! Изменения отношений в сфере потребления, к которым режим отнёсся достаточно невнимательно, в чём-то даже пренебрежительно, в своём неудовлетворённом развитии привели к изменению общественного строя. По словам Е. Сахонько, «изменения именно в этой сфере послужили той питательной средой, на которой взошел антикоммунизм» (3).
Во избежание социального взрыва бюрократия иногда пыталась удовлетворить потребности населения в качественном жилье, продуктах питания, бытовой технике, одежде. Однако советская система принципиально не могла повторить европейский путь к «обществу благосостояния». Налаженная на оборону, стройки века и помощь «прогрессивному человечеству», экономика СССР начала 70-х гг. была морально не готова переориентироваться на возрастающие потребности трудящихся. Тем временем началось снижение темпов экономического развития до 6% в год. В первую очередь это отразилось на сельском хозяйстве – одном из самых слабых мест советской системы. Динамика развития отрасли за первую половину 70-х гг. упала на 8%, а ухудшение сырьевой базы моментально отразилось на производствах легкой и пищевой промышленности. Положение усугубляли зацентрализованность и неоперативность советской экономики в целом и потребительских отраслей в частности, приводившие к выпуску некачественных и никому не нужных товаров. Склады ломились от «ортопедической» советской обуви, а с витрин продуктовых магазинов на потребителя глядела зеленая от обилия селитры колбаса. И всё, что утаивалось от государства, в системе административного рынка мгновенно становилось дефицитом. К 1976 г. начался открытый кризис агропромышленного комплекса. Замедление экономического роста резко снизило доходы трудящихся. Развитие ситуации привело к тому, что неуклонно растущие потребности населения уже не могли обеспечить ни официальная советская экономика, ни официальные доходы граждан. Стремительно рос потребительский дефицит. Отставание отраслей потребительского комплекса от запросов населения режим пытался перекрыть импортными закупками.
Только за десять лет – с 1970 г. по 1980 г. – затраты на импорт товаров народного потребления выросли с 14,2 до 33,6 млрд. руб. Но этот шаг дал обратный результат. Хорошего импорта на всех не хватало, он был ощутимо дороже отечественных товаров и, в итоге, – закономерно стал синонимом достатка, индикатором имущественного расслоения советского общества. А главное – импортные товары недвусмысленно говорили невыездному советскому работяге, что где-то живут лучше, а значит – правильнее. Окончательно разочарованный хрущёвским блефом немедленного построения коммунизма, рядовой советский гражданин воспринимал теперь басни о будущем социализма не иначе как шутку. И потребительские предпочтения подсознательно формировали отношение советских людей к собственной стране. Пытаясь получить прибыль в административном торге и выстаивая километровые очереди за дефицитом, они фактически демонстрировали свой реальный, некоммунистический выбор. Вследствие этого к середине 70-х гг. «застойный» быт пропитался дефицитоманией и накопительством. Появилась внутренняя валюта советского административного рынка – «блат», система связей и взаимных услуг, позволявшая получить практически все материальные блага. Дефицитомания на каждом шагу издевалась над «советским образом жизни», отодвигая его всё дальше от реальности, всё ближе к партийным заклинаниям. Хорошо это или плохо? Закономерно. Подавляемые последние 50 лет индивидуальные потребности людей с напором вырвались наружу. И можно было бы рассматривать этот процесс как восстановление справедливости, если бы, кроме фальшивых догм, прагматичный вещизм, новое мещанство не разъедали и настоящие этические нормы. От мелких заводских «несунов» до крупных «расхитителей социалистической собственности» весь советский народ дружно взялся перераспределять отчуждаемый государством продукт в свою пользу. «Принести с работы» воспринималось как нечто само собой разумеющееся. А оставшиеся социалистические романтики не то что не могли сдержать основную разворовавшуюся массу населения, хуже того, они продолжали эксплуатироваться системой – постоянно отселялись и изолировались в утопических резервациях типа БАМа или Заполярья, оставляя чистых потребителей один на один с их «народным достоянием». Как отмечает С.Кордонский, «основным видом деятельности на советском административном рынке было воровство в весьма многообразных и часто экзотичных формах, так или иначе культивируемое государством» (1).
Потребительский уклон советского человека 70-х гг., при отсутствии легальных способов его удовлетворения, развил у населения невиданный до тех пор уровень двойных стандартов и житейского цинизма, которые неотступно выхолащивали социальную поддержку режима, морально готовили общество к его похоронам. К середине 70-х гг. народ уже неприкрыто издевался над своей властью. Характерный «продовольственный» анекдот про Брежнева: «Мы идём к коммунизму семимильными шагами, и скотина за нами не успевает»! Но параллельно с этим – красный Первомай и «делу партии верны». В этом царстве притворства единственно настоящими становились лишь вещи и связи. В общественном сознании постепенно накапливался канцероген эгоизма, готовность к прорыву в достаток любой ценой. Именно новый потребительский стиль – материальные приоритеты, способы их добычи и кичливость добытым – сформировали в течение 70-х гг. новую «потребительскую личность», оппозиционную в своём потребительстве «советскому образу жизни» конца 50-х-60-х. Материальные приоритеты формировали самовосприятие и самовыражение позднего советского человека, в котором (и внутри и снаружи) оставалось всё меньше «советского» как такового. Фактически потребительство стало общественной формой самоутверждения, по массовости далеко обогнавшей ученые степени и ударный труд (4). Именно эта тенденция в конце концов стала решающим фактором развала СССР, а развал экономики, информационно-психологическая война США и беловежские соглашения были лишь катализаторами этого процесса. Как метко заметил П. Козловски, «Любую форму социальной координации можно рассматривать как рынок, который способствует реализации предпочтений и спроса потребителей косвенно, посредством «выхода», так как поставщик наказывается за неудовлетворительную деятельность или неудовлетворительные условия тем, что покупатель уходит в другое место...» (5). Опора СССР – советское общество – сделало свой выбор, в погоне за потребительским раем ушло из Союза, и он рухнул.
Глава 3. Появляются тени.
Тоска по достатку, эволюционировавшая в жажду наживы, разъела режим изнутри. И эта эволюция не разделяла людей на простых и руководящих. Напротив, именно потребительские приоритеты партийной бюрократии и номенклатуры со скоростью эпидемии мгновенно распространили коррупцию по всем сферам общественной жизни. Напомним, что общество государственного социализма представляло собой систему, где практически каждое социальное проявление находилось под контролем и руководством чиновника. И как любой продавец тащил домой результаты обвеса покупателей, так и бюрократ уносил с работы «подарки», вырученные им от теневого использования рычагов управления.
Многие руководители предприятий и колхозов начинали рассматривать вверенные им производства чуть ли не как частную собственность. Причём предприятия АПК, например, среднеазиатских республик зачастую таковыми и являлись. Воровство, коррупция и злоупотребление служебными полномочиями настолько внедрились в общественный быт и сознание, что стали называться просто «умением жить». Возникший культ дефицита при наличии почти не скрываемой коррупции номенклатуры сделали возможным появление «первопроходцев» советского капитализма – теневых дельцов, в основном представленных так называемыми «цеховиками». В массе своей это были предприимчивые руководители промышленности, сумевшие наладить на своих предприятиях подпольное изготовление товаров повышенного спроса, то есть дефицита. Специфической чертой советского административного рынка являлось то, что все субъекты подобных «рыночных» отношений были несамостоятельны и лишь относительно автономны. Но сам торг всё больше сводился к тому, что каждый уровень АР стремился получить максимум ресурсов при минимальной отдаче. «Отрасли, единицы административно-территориального деления, отдельные предприятия и граждане государства начали изыскивать способы перераспределения отчуждаемого государством продукта в свою пользу и превращения его в предметы потребления» (2).
Поэтому субъектами теневой экономики, в той или иной мере, становились все предприятия СССР, номенклатурные функционеры, все участники отношений АР. Но наиболее весомыми игроками теневого рынка являлись партаппаратчики и главы местных исполкомов, т.к. парткомы и исполкомы в структуре АР контролировали систему отчуждения и распределения. Фактически теневая экономика СССР началась с того, что парткомы и исполкомы вынуждали директоров предприятий фальсифицировать выполнение государственного плана, а сэкономленные на этом ресурсы отдавать в пользу территорий, то есть в распоряжение тех же парткомов и исполкомов. Причём «дальновидные» партсекретари и главы исполкомов наполняли таким образом не только свои территории, но и свои карманы. При сложившихся потребительских приоритетах позднего советского человека подобная постановка проблемы становилась естественной: я «достал» для территории и, разумеется, что-то для себя. И, соответственно, в подконтрольных им теневых структурах, от «цеховиков» и далее по цепочке, все равнялись на командира. При наличии подобной схемы государственное стимулирование предприятий дополнительными ресурсами, при условии перевыполнения ими плановых заданий, становилось просто смешным. Эти ресурсы не шли ни в какое сравнение с прибылью за «левый товар», изготовляемый «цехами» при этих же предприятиях. Именно в такой обстановке молчаливого тотального воровства воспитывались будущая номенклатура и управленцы последних лет Союза, в том числе бюрократия УССР.
Глава 4. «Украина моя Советская».
Хотя корни национального уклона КПУ следует искать ещё в лозунге григорьевщины «За Самостiйну Радянську Украiну!», «коренизации» 20-х гг. и движении национал-коммунистов, настоящее укрепление украинской национальной номенклатуры началось в период хрущевской оттепели. Будучи родом с Украины, Хрущев сохранил симпатии к своей родине, которые выражались не только в ношении вышиванок. Он имел теснейшие связи с украинскими коммунистами. Ещё в 1938 г. по приказу Сталина Хрущев заканчивал на Украине «партийную чистку» и отстраивал заново Компартию Украины, а после войны курировал восстановление народного хозяйства Западной Украины. Подобные полномочия привели к тому, что у Хрущева было в УССР много как должников, так и прямых ставленников. Придя к власти, Хрущев активно продвигал украинцев на ключевые посты в союзном руководстве. При нём украинцы заняли четыре из одиннадцати кресел высшего органа страны – Политбюро ЦК КПСС: А. Кириченко, Н. Подгорный, В. Полянский, П. Шелест. Кроме того, украинцы (Р. Малиновский и А. Гречко) руководили армией и КГБ (В.Семичастный) СССР.
В самой Украине Хрущев впервые назначил на пост первого секретаря КПУ этнического украинца – А. Кириченко. Украинцы Д. Коротченко и Н. Кальченко возглавили соответственно правительство и Совет министров УССР. В 1964 г. из 33 высших партийных чиновников республики 30 были этническими украинцами. Вершиной преданности Хрущева своей родине стал подарок в честь 300-летия Переяславской Рады – присоединение к Украине Крыма. Наконец, Украина стала серьёзным субъектом международного права. В 1945 г. она была одним из основателей ООН, а с 1954 г. – член ЮНЕСКО. КПУ выросла в мощную, влиятельную организацию. К 1959 г. её ряды увеличились до 1300000 членов, 60% из них были этническими украинцами.
Произошло почти полное вытеснение этнических русских из высших эшелонов республиканской власти, из среднего звена правительства и аппарата. В освоении целинных земель Казахстана и Сибири важнейшую роль играли специалисты сельского хозяйства с Украины, до этого основной житницы СССР. До 1956 г. из УССР на целину было направлено 80000 аграриев, что максимально увеличило вес украинцев в хрущевских реформах. А децентрализация управления промышленностью к 1957 г. отдала под непосредственный контроль украинской бюрократии 97% всех республиканских предприятий. Такой взлёт не мог не поднять самомнение «второй среди равных» кузницы партийных кадров. Украинская номенклатура впервые попыталась проводить независимую экономическую политику, что, однако, вызвало обвинения в «местничестве».
В результате провала сельскохозяйственных реформ и проявлений самостоятельности КПУ, к концу 50-х гг. её отношения с Хрущевым серьёзно охладели. Но украинская номенклатура так и осталась мощнейшей республиканской бюрократией Союза, второй после русской. Дальнейшая деятельность украинской номенклатуры показывает, что рассказы о безжалостной эксплуатации прожорливыми русскими коммунистами богатой украинской экономики во многом являются элементом современного националистического мифотворчества.
В 1963 г. А. Кириченко на посту первого секретаря КПУ сменил П. Шелест, с новой силой поднявший волну украинской обособленности. В основном эти действия явились результатом общей нехватки ресурсов союзного центра и силы украинской номенклатуры. Неудачные торги на административном рынке и, как следствие, недополучение необходимых ресурсов приводили украинское руководство к мысли дистанцироваться от союзной системы отчуждения – распределения. Команда Шелеста беспрестанно лоббировала увеличение роли Украины в процессе союзного экономического планирования, проводила политику экономической автономизации УССР, неучастия в финансировании общесоюзных проектов.
В отличие от Кириченко, направлявшего украинские средства и специалистов на целину, Шелест всячески уходил от помощи в развитии Сибири. Наконец, он выдвигал «принцип паритета» в отношениях УССР и СССР, согласно которому Украина должна была получать от Союза количество фондов и товаров, равное своему вкладу в союзную экономику. А его верный соратник министр высшего образования УССР Ю. Даденко начал расширять употребление украинского языка в вузах республики. Но всё же, под конец своего правления, в книге «Украина наша Советская» (1970 г.) Шелест гордился достижениями своей республики, которую советская власть превратила из аграрной провинции в развитое промышленно-технологическое общество. И действительно, земледельческая, слабо бюрократизированная провинция Российской империи за годы Советской власти приобрела гигантский чиновничий аппарат. Украинская номенклатура стала в ряд мощнейших организаций мира. Попытки экономической автономизации и «мягкость» к национализму стали причиной смещения Шелеста (май 1972г.) и его замены членом брежневского «днепропетровского клана» В. Щербицким, который продержался у власти до 1989 г. Он задавил автономные настроения путём партийной чистки (из КПУ было исключено 37 000 чел.) и стремительной русификации. Но, как показал ход событий, для опытного политика Щербицкого это был лишь тактический ход, позволивший ему укрепиться во власти и сохранить влияние украинской номенклатуры в СССР. На закате брежневской эпохи он ослабляет русификацию и налаживает связи с национальной интеллигенцией.
Глава 5. Начало конца.
Уже к началу 80-х гг. трезвомыслящей части союзной партократии стала очевидна полная неэффективность советской экономической системы, пришло осознание необходимости преобразований. И связано это было, прежде всего, с увлечением регионов экономической автономизацией и соответствующим развитием структур теневой экономики, всё более недодававших государству запланированную продукцию.
Смерть Л.Брежнева и приход к власти шефа КГБ Ю. Андропова грозили серьёзными ограничениями бесконтрольности региональной бюрократии. 14 июня 1983 г. Пленум ЦК КПСС официально объявил очередной курс на реформы. Их стержнем стало «закручивание гаек» – повышение дисциплины труда, несколько показательных наказаний высшей номенклатуры за взяточничество и «допущенные ошибки». То есть реформа велась против некриминальной теневой экономики регионов, за полное выполнение плановых заданий и полное отчуждение продукции государством. Андропов произвёл крупнейшее обновление руководящих кадров. Были заменены 37 республиканских, краевых и областных руководителей, 18 союзных министров. И всё же реформы носили чисто экономический характер, не затрагивая политической сферы – святая святых – монопольной власти партийно-административной бюрократии. Руководители сменялись, но система оставалась нетронутой. И новый секретарь парткома или глава исполкома, попадая в глубокую, как колея, систему властно-производственных отношений, основанную на административном торге и теневой экономике, очень быстро становился «двойником» смещённого руководителя. Терпеть подобные реформы аппарат смог не более полугода.
По одной из версий Андропов был отравлен. А пришедший ему на смену Черненко мгновенно свернул преобразования. Однако дряхлой команде кремлёвских старцев было уже не под силу подавить реформаторов из высшей номенклатуры. Недолгое правление Черненко стало агонией консервативных кадров сталинской закалки. А неизбежность инициации перестройки была предопределена, в первую очередь, всё теми же материальными потребностями населения. Без их удовлетворения восстановить производственные показатели и дисциплину труда возможно было лишь жесткими репрессивными мерами. Однако в свете международных договорённостей и развития самосознания советского общества их применение не представлялось возможным.
Глава 6. Виражи перестройки.
Стратегия нового прорыва к «настоящему социализму» получила название «ускорения», в смысле ускоренного движения к социалистическим идеалам и увеличения динамики производства через повышение экономической дисциплины и реорганизацию управления. На апрельском 1985 г. Пленуме ЦК КПСС новый генсек Горбачев заявил эту программу и добился её утверждения последующим XXVII съездом.
Глобально перестройку можно рассматривать как поиск новых ресурсов для сохранения советской системы отчуждения и перераспределения по схеме «периферия – Центр– периферия». По образному замечанию С. Кордонского, союзный центр был гигантским «общаком», куда собирались и откуда распространялись в регионы ресурсы (1).
Исчерпание традиционных ресурсов советского социализма и заставило режим искать их новые источники, в частности – в реорганизации. Но для этого надо было сначала «разобраться» с теневой экономикой. Явными оппонентами горбачевским реформаторам стали консерваторы старой закалки, для которых реформаторы были страшней теневой экономики и которые опасались, что экономическая реформа путём увеличения хозяйственной самостоятельности производств приведёт к постепенному уничтожению всей централизованной системы отчуждения – распределения. Но основную массу сопротивления составляли тайные оппоненты – «номенклатурная мафия» из числа региональных партийных и советских лидеров. Они замечательно отладили систему теневой экономики на местах, наполнявшей реальной экономической силой их полномочия и реальными средствами их карманы.
Таким образом, открыто выступая против реформы, консерваторы центра прикрывали региональные мафии. Для многих консерваторов это были не только союзники, ратовавшие за неприкосновенность существовавшей системы, но и источники коррупционного обогащения. Горбачев начал реформу с двух сторон. До 1988 г. он отправил на пенсию всех брежневских соратников, обезглавив тем самым верхушку консервативного крыла партии. Одновременно началось постепенное экономическое наступление «снизу».
Первый этап – борьба с нетрудовыми доходами, затем – борьба с цеховиками и, наконец, – расследование участия партийных и советских функционеров в структурах теневой экономики. На последнем этапе «зачистка» перед реформой забуксовала. Несколько сугубо уголовных процессов по коррупции и теневой экономике зашли в тупик, когда распутывание криминальных нитей, ведущих из региона к союзному руководству, резко блокировалось политической системой. Эта блокада показала, что эффективно бороться с консерваторами и теневиками можно лишь реформой политической. Однако горбачевская команда понимала, что политические преобразования неизбежно ослабят влияние на население всей номенклатуры – и реформаторов, и консерваторов. Поэтому до 1988 г. Горбачёв не решался на столь рискованный шаг. Лишь с трибуны XIX Всесоюзной партконференции он инициировал и политическую реформу. Скрытый саботаж и сознательное торможение реформы на местах подвигнули реформаторов к решению использовать в борьбе с консервативным крылом партии управляемую свободу слова – «гласность». С её помощью команда Горбачева рассчитывала получить поддержку широких слоёв населения.
Почувствовав ослабление цензуры, в процесс разоблачения консерваторов активно включилась эмоциональная интеллигенция. С подачи реформаторов центральные «толстые» журналы фантастическими тиражами выплескивали на впечатлительного советского обывателя всю грязь режима. По прямому приказу команды Горбачёва центральные каналы телевидения повели открытую пропагандистскую войну фактически против основ советского строя. И в этой неуправляемой войне уголовные дела против региональных мафий как-то постепенно затёрлись, полностью вытесненные ожесточённой полемикой о сути самого режима, делающего возможным такие преступления.
Агитационная система гласности рассчитывалась именно на обывателя и, для усиления поражающей способности, была предельно поляризована: абсолютное зло и добро без полутонов, как в эсхатологических мифах или американских боевиках. Сначала на полюсе зла находились сталинисты и все репрессивные меры режима, а полюс добра занимали реформаторы и настоящий «социализм с человеческим лицом». Отученный независимо мыслить, наивный и доверчивый советский социум был не готов ни к подобным разоблачениям, ни к критическому анализу услышанного. Его воображение было подавлено всесоюзным политическим спектаклем.
В силу своего воспитания, советский человек верил печатному и телевизионному слову слепо и безоговорочно. Мало того, слово в его сознании было неразрывно связано с действием. Так, при брежневщине население и власть знали о всеобъемлющей коррупции и закрывали на неё глаза, но если какого-нибудь чиновника «пропечатали» за это, можно было даже не интересоваться последствиями: бюрократ как минимум платил карьерой, а то и свободой. Поэтому в сознании большинства населения (особенно молодого и среднего поколения, чьё мировоззрение сложилось во время и после брежневщины) «пропечатанные» консерваторы мгновенно стали людьми конченными, лишенными какого бы то ни было авторитета. Напротив, неологизмы «ускорение», «хозрасчёт», «гласность», «перестройка» воспринимались населением как магия (слова, переходящие в действие), фетиши долгожданного «светлого будущего».
Тем временем стали сбываться политические прогнозы, и борьба оппонентов внутри партии серьёзно ослабила режим в целом. Вследствие этого гласность не удалось удержать в строгих дозированных рамках. Она не только дискредитировала идейных сталинистов, но и постепенно уничтожила в глазах народа авторитет всей партии.
С потерей управляемости гласностью «зло» постепенно стало олицетворяться советской системой в целом, а наиболее радикальная часть реформаторов, обозвавшаяся теперь «демократами», стала заполнять полюс добра всяческими капиталистическими благами.
В этом процессе радикалов поддержали два мощных союзника: Запад и все те же региональные мафии, которые, наконец, увидели в перестройке свою прямую выгоду. Эффект капиталистической агитации многократно усилил очередной кризис – обвал экономики 1989 г., вызванный противоборством внутри партаппарата и соответствующим метанием реформ.
Другим механизмом борьбы с консерваторами горбачевская команда избрала повышение руководящей роли Советов. Укрепление народовластия через политическую реформу, озвученное Горбачевым на XIX партконференции (1988 г.), осуществлялось под лозунгом «Вся власть Советам!». Именно Советы, постепенно отбирая у парткомов рычаги управления экономикой, должны были, по замыслу реформаторов, нейтрализовать теневую экономику и саботаж реформы на местах. Однако, первым делом, Советы фактически уничтожили партийную монополию на власть, а следовательно, лишили тех же реформаторов контроля за гласностью и общей ситуацией в стране. А нарастающий процесс реформ, при активной поддержке Советов, стал захватывать все больше сфер советского социума, преобразование которых вообще не входило в планы реформаторов. В целом Советы провалили возложенную на них миссию хозяйственного управления реформой. Долгие годы оставаясь демократической ширмой тоталитарного строя, Советы давно не исполняли какой-либо руководящей роли и полностью утратили навыки управления. Посредством «демократической интеллигенции», наводнившей перестроечные Советы, последние стали копией наивного бездеятельного социума. И в них слово воспринималось, как главная сила социального прогресса, по схеме: всех заклеймим – все выскажемся – всё у нас будет. Прямо евангельская мифология!
Казалось, достаточно выработать «справедливое решение», и бюрократия исполкомов немедленно бросится его воплощать. Советы совершенно игнорировали авторитет собственности и силу капитала. Вследствие этого они оказались полностью не готовы и не способны справиться с реформированием кризисной экономики. Однако одну важную функцию мутации перестроечной власти они выполнили. Все функции Советов с доперестроечных времён реально выполнялись исполкомами, а они (смотрите выше) были старыми «соратниками» парткомов по теневой экономике. В результате исполкомы сделали возможным внедрение легализуемых через кооперацию дельцов теневого бизнеса в Советы и, следовательно, их превращение в авангард реформ. Таким образом, во главе экономического реформирования стала экономическая преступность. Постепенно Советы стали могильщиками «советской» же власти. И в этом им активно помогли региональные бизнес-бюрократические группировки, условно названные нами «рыночной номенклатурой».
Глава 7. Рыночная номенклатура.
Настроения идеологов перестройки типа предложения Горбачёва «повернуть экономику к человеку» или высказывание члена Политбюро ЦК КПСС А.Н. Яковлева: «Нужен поистине тектонический сдвиг в сторону производства предметов потребления...» были по-своему интерпретированы сопротивлявшимися до этого региональными мафиями. Когда реформаторы при поддержке разложенных гласностью масс сломили сопротивление консервативной бюрократии, её подопечные в регионах увидели в потребительстве способ мутации для сохранения собственных привилегий.
Напомню, что на первом этапе перестройка носила характер исключительно экономической реформы по старому хрущевскому методу: увеличение динамики производства через децентрализацию управления экономикой, повышение самостоятельности хозяйственных единиц. Уже этот хозрасчёт восстановил против реформаторов большое количество управленцев среднего звена. Часть из них через реформу лишилась львиной доли контрольных функций (и, соответственно, источников коррупции), а другая часть – вынуждена была проявлять непривычную инициативу и самостоятельность, ставившие бездумных исполнителей в тупиковое положение. Оппозиция носила скрытый характер и действовала путём саботажа. Тем не менее, к началу перестройки приблизительно 1/5 национального дохода СССР контролировалась теневым сектором. Фактически стратегия ускорения и повышение самостоятельности предприятий дали новый импульс к развитию брежневских «цеховиков». А внедрение в советскую экономику элементов экономики рыночной на практике стало лишь легализацией производств и производственных отношений, находившихся до этого в теневом секторе.
Таким образом, легализовались не только и не столько способы капиталистического производства, а обретала практически официальный статус полукриминальная система отношений теневого сектора со всеми сопутствующими – коррупцией, рэкетом, отмыванием грязных денег. «Цеховики» и попавшие под «чистку» парторги официально регистрировали свои производства как кооперативы и выходили таким образом на новый уровень производственных связей и получения прибылей, вовлекая всё новые предприятия в свою преступную систему отношений.
В то же время рэкет и система криминальной охраны подобных «цеховиков» получила более широкую свободу действий ввиду ослабления МВД как одного из опорных элементов раскачиваемой структуры власти и повальной перестроечной коррупционализацией милиции, давшей криминалу возможность откупаться в любом случае. Легализованные «цеховики» стали ярыми сторонниками экономических реформ, позволявших им легализовать свои капиталы. По их примеру для остальной части осмелевшей производственной бюрократии именно хозрасчёт и самоокупаемость стали первой пробой частного капитала. Оборотливый управленец не только стал получать гигантскую зарплату. Он увидел реальные прибыли производств. Он начал понимать, что, при благоприятном стечении обстоятельств, эти прибыли могут стать его собственностью.
Для «умеющих жить» коррупционеров брежневской закалки хозрасчёт стал, прежде всего, невиданной до сих пор возможностью злоупотребления, личного обогащения. Кроме того, союзниками этих новых производственных управленцев постепенно становились их не менее коррумпированные кураторы от исполнительной власти, получавшие свои дивиденды за покрытие злоупотреблений хозрасчётом. Для бюрократов от производства и торговли, наиболее морально разложенных брежневщиной, хозрасчёт стал мощным катализатором дальнейшей деморализации, эволюции из коррупционеров в политически воинствующих грабителей. Именно эти две, номенклатурная и бюрократическая, группы (производственники и их кураторы) первыми осознали личные выгоды замены ускорения социалистического производства рыночной экономикой. Именно они посредством первых, извлекаемых из хозрасчёта капиталов, начали активно продвигать эту идею, поддерживая наиболее радикальных реформаторов. И именно эта «рыночная номенклатура» стала ядром первых советских предпринимателей.
Таким образом, рыночная номенклатура эпохи перестройки представляла собой сложный конгломерат из парторгов-теневиков, легализовавшихся «цеховиков», с ними связанных, связанного с «цеховиками» рэкета и бывших партийных, комсомольских и исполкомовских работников, ушедших в кооперацию, но сохранивших крепкие связи во власти. Короче говоря, это были все те, кто имел предпосылки (финансовые, производственные, бюрократические) для первичного накопления капитала. И верхушкой этого движения были парткомы – от местных до региональных и республиканских, а затем исполкомы аналогичного уровня, куда удачно перебрались партсекретари.
Это вполне закономерно. Ведь никто из крупных перестроечных бизнесменов не пришел от сохи или станка. Все они, так или иначе, вращались в системе партийно-экономических отношений позднего Союза, а значит, неизбежно являлись субъектами коррупции. Иначе система бы их отторгла. Что же касается самой рыночной номенклатуры, то её укрепление, её утверждение в обществе напрямую зависело от степени недоверия режиму со стороны населения и слабости центральной власти в целом. Воздействуя на потребность элементарного благополучия, подогревая в населении чувство зависти к Западу и желание прорыва в достаток любой ценой, рыночная номенклатура посредством своих «демократических» глашатаев внедряла в массовое сознание заведомые химеры. Психологическая война США против «империи зла» через радиостанции извне и диссидентов внутри режима оказалась безвинной «зарницей» в сравнении с тем, какую войну повела рыночная номенклатура с целью обретения легитимности своего коррупционного способа перехода к рынку. Нарисованная интеллигентами-идеалистами картина капиталистического рая выходила откровенно лубочной, но она нашла живой отклик в сердцах наивной советской публики.
Возможность появления неизбежных спутников капитализма – бедности, безработицы, бездомности – напрочь отвергалась радикальными реформаторами как принадлежность рынка дикого, не имеющего ничего общего с современным западным «цивилизованным капиталом». В крайнем случае речь шла о небольшом, непродолжительном снижении уровня жизни на время «переходного периода». Но страхи эти заглушались в массовом сознании нагнетанием сладкого предвкушения грядущих выгод неограниченного потребления. Фактически, сознание перестроечного человека перенесло на панацею капитализма все чаяния обетованного социализма, плюс обещанные вновь наслаждения капитала.
Советский социализм и западный капитализм не воспринимались как понятия взаимоисключающие. Наслаждения капиталом виделись компенсацией за страдания и разочарования сначала нашей историей, а затем и перестроечной действительностью. Однако здесь присутствовала не только наивная глупость. Ещё брежневщина разложила советского человека, уничтожила в нём социальную личность. Он стал практически равнодушен к ближнему. Его солидарность постепенно разъедалась трёшкой в лапу сантехнику и доплатой за «придержанную» колбасу. Люди всё больше становились друг для друга объектами извлечения выгоды. А рыночная номенклатура просто возвела это отношение в непререкаемый абсолют. И именно это отсутствие солидарности дало возможность рыночной номенклатуре «разделять и властвовать». При наличии у населения сплочения и сопереживания, бюрократии и «цеховикам» не удалось бы так быстро добиться от нас пассивного наблюдения за разграблением страны. Наступление рыночной номенклатуры было стремительным и безжалостным. По сути, повторялась старая большевистская технология. Массированная коммунистическая агитация в октябре 1917 г. полностью деморализовала Петроградский гарнизон, и он, сохраняя нейтралитет, с любопытством наблюдал свержение Временного правительства. Недалёким «серым шинелям» были обещаны мир и земля, за которые они и продали немощный режим. Вот только на руки они получили гражданскую войну и рабство колхозов. Не менее наивный советский обыватель был пойман практически на те же посулы спокойствия и достатка. Но он не продал своих эксплуататоров новой жестокой силе (что носило для царских солдат вид справедливого отмщения), он без сопротивления отдал этим же эксплуататорам то, что было, в конечном счёте, ничейным, во всяком случае, не являлось частной собственностью последних.
Между тем, рыночная номенклатура была прилежными учениками ленинской тактики захвата власти. Цинизм пропаганды достиг апогея. Под занавес перестройки «вещать массам» стали сами предприниматели, надводная часть айсберга рыночной номенклатуры. Они играли на опережение медлительного законодательства и быстро легализовали присвоенное. А обыватель смотрел, как легко стать богатым, и всячески поддерживал «гонимых кооператоров», «борцов с коммунизмом и честных тружеников». Предположительно, в период перестройки могли существовать и сравнительно честные кооператоры. Но в итоге рыночная номенклатура их либо выбила, либо заставила играть по своим правилам. Что же касается самой рыночной номенклатуры, то поддержкой народа эти «передовики разгосударствления» обязаны всё той же брежневщине, под разлагающим действием которой государственное уже не воспринималось населением как общее, оно виделось как ничьё!
Следовательно, когда кто-то брал это «ничьё», обыватель видел перед собой не вора, а ловкого человека и, соответственно, пытался последовать его примеру. Существовали, конечно, неприятие и прямая враждебность «ворам-кооператорам», но их, как правило, проявляло старшее поколение, поддерживавшее консерваторов и, следовательно, его мнение интерпретировалось как «советская пропаганда». Сами же советские бизнесмены (читай, рыночная номенклатура в целом) по той же большевистской методике стали использовать демократические ошибки команды Горбачёва и на волне «предпринимательского диссидентства» и народной симпатии захватывать экономически безграмотные Советы.
Постепенно лоббируя через своих представителей изменения законодательства, рыночная номенклатура добилась таких хозяйственных полномочий, которые ей и не снились при административно-командной системе. Наконец, в 1990г. их радикальные лоббисты протащили через Верховный Совет Закон «О предприятиях в СССР». Этот закон, повлекший за собой фактическую смену общественного строя, не только отменял за год до объявления приватизации общественную собственность на средства производства, он отлучал население от какого бы то ни было контроля за разграблением страны (6. с.300). Горбачёвские умеренные реформаторы спохватились. Но, в отличие от ситуации с консерваторами, в борьбе с реформаторами радикальными они не могли опереться на народ, который, в результате ими же начатого разложения, полностью расслабился и ждал капиталистической манны. Российская рыночная номенклатура реализовывала свои интересы через продвижение во власть «демократической» команды Ельцина. Технология «воцарения» последнего сводилась к постоянной борьбе с союзным центром и обретению полной власти путём его ликвидации. В этой «работе» ельцинские идеологи ловко использовали возрастающие патриотические настроения. Как и в других советских республиках, в РСФСР началось движение национального возрождения. В противовес русофобии национальных окраин, российские патриоты выдвигали тезис о том, что не Россия эксплуатирует нацменов, а нищие республики являются паразитами на теле богатой России. Этот миф взяла на вооружение команда Ельцина. Российская демократическая пропаганда кричала о том, что около половины из 190 млрд. руб. годовой прибыли РСФСР тратится не на российский народ, а на содержание прожорливой союзной бюрократии и поддержку республиканских номенклатур. Следовательно, достаточно уйти России из обременительного Союза, и её народ сразу обретёт достаток. Ельцин, конечно, не хотел реального развала СССР, но он активно использовал этот миф в своём соперничестве с Горбачёвым за симпатии россиян.
Выиграв этот поединок, к моменту подписания нового союзного договора Ельцин становился хозяином самой мощной союзной республики и, таким образом, мог претендовать на роль нового лидера СССР. Однако, увидев результаты действия рыночной номенклатуры и беспомощности умеренных реформаторов, непримиримые консерваторы предприняли отчаянную попытку остановить развал их системы. Провал жалкого путча ГКЧП 19-24 августа 1991 г. не только убедил Запад в искренности советских демократов, он показал рыночной номенклатуре, что психологическая война полностью разрушила советское сознание. Последняя надежда режима – армия – отказалась подчиняться прямому приказу! Страна была готова к употреблению.
Глава 8. Страз Руха.
Пока советский режим был силён, проблемы национальных окраин СССР не вырывались наружу. Бдительные республиканские КГБ душили проявления этнического самосознания своих народов практически на стадии формирования. Редким диссидентским группам удавалось развернуть публичную деятельность. В основном движение ограничивалось малочисленными интеллигентскими кружками. Причём основными очагами национализма в послевоенном Союзе были вновь присоединённые Западная Украина и Прибалтика. Эти же территории первыми начали эскалацию национального протеста в период перестройки и углублявшегося кризиса, когда власть была ослаблена внутрипартийной борьбой.
После подавления украинского вооруженного сопротивления в западных областях УССР, новый всплеск национального движения пришелся на хрущевскую оттепель. Украинские шестидесятники – Л. Костенко, В. Симоненко, В. Мороз, И. Дзюба, И. Драч и другие – были в большинстве своём писательской интеллигенцией.
Но в отличие от своих русских коллег, кроме защиты гражданских свобод, они боролись с русификацией и отстаивали национальную культуру. Больше того, культурные требования носили у них определяющий характер. Это подтверждает смелый поступок Дзюбы, который в 1965 г. направил в ЦК КПУ свою работу «Интернационализм или русификация?». Однако гонения на интеллигенцию начались раньше. Уже весной 1963 года украинские шестидесятники подверглись нападкам со стороны В. Маланчука – идеологического «смотрителя» КПУ. Советская пресса начала очередную травлю «буржуазного национализма». Многие шестидесятники были арестованы, другие подверглись цензуре, но не пошли на открытое столкновение с властью и затаились до лучших времен.
Следующая волна украинского диссидентского движения пришлась на середину 70-х гг. В 1975 г. СССР подписал Хельсинкский договор по правам человека. В ноябре 1976 г. в Украине представители интеллигенции создали Хельсинкскую группу по наблюдению за выполнением договорённостей во главе с писателем Н. Руденко. Приоритетом этого движения были гражданские свободы и, в отличие от шестидесятников, оно объединяло людей разных политических взглядов – от коммунистов до националистов. Группа собирала доказательства нарушения прав человека в Украине и передавала их на Запад. Правозащитная деятельность группы не осталась без внимания КПУ. К 1980 г. 3/4 её членов были осуждены за антисоветскую пропаганду, другие были высланы из СССР. В первый период перестройки (1985-88 гг.), пока идеи реформ получали окончательное оформление, вся борьба реформаторов с консерваторами разворачивалась в Москве. Украинская номенклатура, руководителем которой до 1989 г. оставался осторожный и опытный В. Щербицкий, занимала выжидательную позицию.
Однако вслед за образованием в Прибалтике народных фронтов в поддержку перестройки начала активизироваться и западно-украинская интеллигенция. В 1988 г. на Западной Украине образовываются неформальные общественные объединения: Общество украинского языка, культурно-просветительское общество Льва, а также в Киеве «Народный союз содействия перестройке» и в Винницкой и Хмельницкой областях – «Народный фронт Украины содействия перестройке», возрождается Украинская Хельсинкская группа (УХГ). Осенью того же года инициативные группы содействия перестройке возникли при Союзе писателей Украины и Институте литературы АН УССР. Наконец, 31 января 1989 г. Киевская организация Союза писателей приняла программу «Народного руха Украины за перестройку» (НРУ). Помня судьбу шестидесятников и УХГ, лидеры Руха вели себя крайне осторожно, признавали руководящую роль КПСС и характеризовали себя как связующее звено между реформаторами и народом. Поэтому первоначально членство в НРУ было совместимо с членством в компартии.
Бурный рост Руха начался весной 1989 г., в период выборов в Верховный Совет СССР. К лету движение объединяло около 280 тыс. членов. Окрепнув численно, Рух заметно осмелел, и на учредительном съезде 8-10 марта речь уже шла о создании суверенного государства Украина, но в рамках обновлённого Союза. Председателем НРУ был избран писатель И. Драч. Несмотря на сопротивление КПУ, в результате выборов марта – мая 1989 г. в ВС СССР прошли представители демократической оппозиции – писатели Д. Павлычко, В. Яворивский, Ю. Щербак, Р. Братунь. Украина поддалась общесоюзной тенденции наполнения Советов гуманитарной интеллигенцией. Весной 1990 г. ещё больше окрепший Рух в составе Демократического блока принял активное участие в выборах в Верховную Раду УССР и местные Советы. Блок одержал победу в 4-х западно-украинских и Киевском областных советах. Из 442 депутатов ВР УССР 111 были выбраны при поддержке Демблока. Кроме того, из 373 депутатов от компартии 41 образовали депутатскую группу «Демократическая платформа в КПУ». В свою очередь 38 депутатов этой группы вошли в оппозиционное объединение «Народна рада» и, таким образом, стали посредниками между демократической оппозицией и коммунистическим большинством. Летом 1990 г., в процессе подготовки к принятию Декларации о государственном суверенитете Украины, первый секретарь КПУ и председатель ВР УССР В. Ивашко подал в отставку с поста спикера парламента.
Пользуясь возникшей дезорганизацией ортодоксальных депутатов от компартии и налаженными через Демплатформу связями в рядах большинства, оппозиция 16 июля продавила принятие Декларации о суверенитете. За неё проголосовало 355 народных депутатов. А 18 июля новым председателем ВР был избран лидер группы коммунистов, выступавших за независимость (так называемых «суверен-коммунистов»), – Л. Кравчук.
Глава 9. Этнократия.
По утверждению этносоциологии, национальный язык и культура занимают ключевые позиции в этническом самосознании. Применительно же к УССР начала перестройки можно констатировать практически полное отсутствие у населения этого вида самосознания в восточных, южных и частично центральных областях республики. Его элементы были достаточно сильны в так и нерусифицированной западной части страны и в среде столичной интеллигенции.
Однако западно-украинское население было крайне малочисленно в сравнении с густонаселёнными индустриальными районами востока и юга, и в общей своей массе многонациональный народ Украины был бесконечно далёк от идеи национального возрождения. Напротив, советское воспитание уложило термины «националист» и «бандеровец» в один смысловой ряд с ярлыками разбоя и бандитизма. Подобное состояние дел всячески удручало часть украинской писательской интеллигенции, чьё национальное самосознание было развито особенно остро. Мысля свойственными их ремеслу героическими категориями, националистические писатели рассматривали интернационализацию Украины не иначе как уничтожение украинской культуры, геноцид украинцев как этноса. К этому же добавлялась нереализованность и непопулярность самих писателей, связанные с отсутствием спроса на украинскую литературу. Национальная элита влачила в собственной стране жалкое существование.
Г. Блуммер тонко подметил природу инициаторов националистических выступлений: «Те, кто начинают движение, обычно обладают какими-то огорчительными личными воспоминаниями о том, как им дали почувствовать себя неполноценными и недостаточно привилегированными для того, чтобы получить какой-то респектабельный статус» (7, с.587). И так как после бандеровщины другого национального движения, кроме писательско-правозащитной оппозиции, в Украине не было, вполне закономерно, что именно писатели, как ветераны борьбы с режимом, инициировали и возглавили национально-демократическое движение перестройки. Однако именно эта особенность стала причиной исключительно популистского приложения сил всего движения, героической проповеди, отодвинувшей на второй план реалии и насущные проблемы жизни 50-миллионного населения Украины.
Символично-мифологическое сознание писательской интеллигенции закономерно впитало из коммунистического режима все его идеологические клише тотальной войны добра и зла, только применяло их с точностью до наоборот. Поэтому и возглавляемому ею национально-освободительному движению борьба за независимость, возрождение языка и культуры виделась именно борьбой символов.
Именно поэтому основной акцией Руха периода перестройки считается символичная же «живая цепь» Ивано-Франковск – Львов – Киев, выстроенная 21 января 1990 г., в годовщину воссоединения с Западной Украиной. А то, что депутаты от Руха 28 октября 1989 г. заставили республиканский парламент принять закон о государственном статусе украинского языка, трактуется как величайшая победа демократии. Уже тогда национальное движение трактовало демократию исключительно как этнократию, то есть не как власть всего многонационального народа Украины, а как руководство «титульного этноса». Рух вербовал сторонников популистской тактикой свержения памятников коммунистического режима и альтернативным возведением собственных. Особенно в этом преуспели западные области.
Начиная с акции 1 августа 1990 г. в городке Червонограде по демонтажу памятника Ленину, волна символичных разрушений прокатилась по всей Украине. Надо сказать, что подобные живописные акции очень сильно влияли на заидеологизированное сознание населения и многие годы после являлись эффективным заменителем реальных экономических и политических преобразований.
Неслучайно борьба КПУ с самочинными памятниками солдатам УПА и дивизии СС «Галичина» в Западной Украине в литературе по новейшей истории нашей страны (8. с.419) характеризуется не иначе как «сопротивление демократическим преобразованиям».
На заключительном этапе перестройки (1989-91 гг.) украинская демократическая оппозиция была представлена в союзных и республиканских выборных органах в основном писателями и гуманитарной интеллигенцией националистического толка. Выдвигаемые Рухом экономические программы были явно второстепенными и декларативными.
Это обстоятельство задало тон, фактически обозначило форму демократизации Украины, вернее, её иллюзии. Именно в конце перестройки писательское руководство оппозиции сформулировало современную концепцию достижения национальной независимости. Независимость они трактовали как избавление от двух видов засилья: экономического ограбления Москвой и духовного ограбления русификацией.
Первая сентенция не несла в себе ничего оригинального: наша республика неимоверно богата, житница и индустриальный центр Европы, а СССР во главе с Россией «пожирают наше сало»; достаточно отделиться от Союза, и жизнь в Украине поднимется до западного уровня. Практически ту же идею богатой Родины, обираемой прожорливым Союзом, использовала команда Ельцина для завоевания симпатий народа. Но на экономическом возрождении националистическая оппозиция внимания как раз и не заостряла.
Подъем достатка украинцев преподносился как что-то само собой разумеющееся, намертво привязанное к этнокультурному возрождению. И практически до конца правления президента Кравчука возрождение культуры и языка «титульного народа» так и продолжали преподноситься украинскому социуму как приоритетные ценности демократии.
Глава 10. Айкидо.
Большую часть перестройки руководивший республикой В. Щербицкий не мог приветствовать националистический подъём Западной Украины. Ведь именно увлечение национализмом его предшественника Шелеста стоило тому карьеры. Однако было бы ошибкой считать, что украинская номенклатура втайне не мечтала, как минимум, о той же шелестовской экономической автономизации.
При введении хозрасчёта и в ожидании перехода к рынку такая автономизация сулила баснословное обогащение, с которым привилегии административно-командной системы не шли ни в какое сравнение. Это предположение подтверждается тем, что уже через год после отставки Щербицкого, без кардинальной чистки партаппарата, номенклатура начала торг с Рухом в стенах Верховной Рады.
Экономический сепаратизм был заветной мечтой украинской партократии. Кроме того, решающую роль в сближении оппозиции с «суверен-коммунистами» сыграло забастовочное движение. Волна летних 1989 г. забастовок началась с Донбасса, где бастовали 182 шахты. Первоначально они выдвигали исключительно экономические требования, в том числе контроль коллективов за предприятиями, которые постепенно захватывала рыночная номенклатура. А захватывать было что!
Украина являлась одним из индустриальных центров СССР. Тут производилось 46,6% железной руды, 35% стали и проката, 25% машиностроения, было сосредоточено 50% сахарной промышленности, 33% производства овощей и 25% мясо-молочного производства всего СССР (8. с.413). В то же время, 95% собственности на средства производства в Украине были в руках союзных министерств и ведомств. За такой «куш» номенклатура готова была пойти на сделку с дьяволом, не то что с Рухом! К лету 1990 г. экономический обвал, начавшийся в 1989 г., достиг апогея, а падение национального продукта в СССР составило 10%. Украинские шахтёрские забастовки стали составной частью общесоюзного горняцкого движения, отстаивавшего в первую очередь экономическую независимость трудящихся. Это движение стало одним из переломных факторов перестройки. В 1990-91 гг. забастовочные силы стали более политизированными, лидеры шахтёров из русско-культурных регионов стали налаживать связи с националистической оппозицией. Однако главные требования забастовщиков продолжали быть сугубо экономическими: разгосударствление и приватизация предприятий путём передачи их в собственность трудовым коллективам. Фактически именно эти требования окончательно убедили рыночную номенклатуру в том, что свои привилегии она может сохранить лишь при условии союза с националистами и совместной борьбы за независимость государства, то есть национальной бюрократии. В противном случае забастовочное движение рано или поздно добьётся социализации производства, а следовательно, лишит номенклатуру и реальной власти и надежды на рыночное обогащение.
Идеологическая машина украинской номенклатуры начала постепенную перестройку на новые рельсы. В частности, символичен для всей украинской номенклатуры путь в лоно национального возрождения бывшего секретаря ЦК КПУ по идеологии Л. Кравчука. Начался он с того, что Щербицкий летом 1989 г. поручил идеологу Кравчуку возглавить группу аналитиков по изучению Руха и выработки приёмов его дискредитации (9, с.7).
Я допускаю, что именно в процессе изучения национально-освободительного движения Кравчук и разглядел его влияние на массовое сознание и, вместе с тем, крайнюю экономическую безграмотность. Эти два качества, в случае их правильного использования, могли сулить неограниченную власть, которая и не снилась ни одному советскому функционеру. В Раде компартийный идеолог становится председателем Комиссии по вопросам патриотического и интернационального воспитания!
После своего избрания председателем ВР, главную «перестроечную» победу Кравчук одержал осенью 1990 г., умело использовав студенческую голодовку, среди требований которой была отставка правительства УССР во главе с В. Масолом. «Поддержав» студентов, «суверен-коммунисты» и «Народная рада» добились отставки правительства, в результате которой резко увеличилось влияние председателя ВР (10, с.6-7), что в итоге позволило Кравчуку стать президентом.. Таким образом, студенты, как и Рух преследовавшие цели национального возрождения, точно так же неосознанно способствовали сохранению у власти в Украине мутировавшей коммунистической номенклатуры.
Постепенно все «суверен-коммунисты» начинают перекрашиваться в сторонников национального возрождения. Процесс был достаточно сложным и нелинейным, и заслуживает отдельного исследования, но суть его была именно такова. Чтобы сохранить власть и остаться «на раздаче» к моменту разгосударствления собственности, номенклатура легко поменяла интернациональные идеи на идеи национальные. Хотя, по сути, и те и другие были лишь идеологическим гримом чиновного всевластия, такая смена вывески позволила части наиболее дальновидной партократии очень быстро превратиться в глазах народа из оплота коммунистической реакции в носителей национал-освободительной революции.
Глава 11. Выбор без выбора.
Тем временем в Москве произошел путч ГКЧП, который окончательно разделил украинскую номенклатуру на «гибких» борцов за личную власть и ортодоксальных коммунистов. Кравчук занял выжидательную позицию, не торопясь выражать верность хунте, но и не поддаваясь требованиям «Народной рады» выступить против ГКЧП. А когда переворот провалился, сторонники Кравчука поняли, что компартия окончательно дискредитирована и назад пути нет. Президиум ВР УССР утвердил Временную комиссию для выявления пособников переворота на Украине. Подобные же комиссии были созданы при всех местных Советах. Началась охота на прокоммунистических бюрократов и журналистов.
Националисты и «суверен-коммунисты» были настолько напуганы даже такой чисто гипотетической возможностью возврата в прошлое как ГКЧП, что 24 августа открыли внеочередную сессию ВР, на которой был принят «Акт провозглашения независимости Украины». А скорее всего, это была лишь причина, которую они давно искали. Акт поддержали 346 депутатов, что свидетельствует о паническом бегстве подавляющей части парламентского большинства в лагерь «суверен-коммунистов». На следующий день Президиум Верховной Рады принял указ «О временном приостановлении деятельности компартии Украины». Отдельным постановлением Президиум передавал всё имущество ЦК КПУ и ЦК КПСС на территории Украины на баланс ВР и местных Советов.
Так что перебежавшее большинство осталось при своих. А 1 декабря 1991 г. в Украине состоялись одновременно всенародный референдум для подтверждения Акта независимости и выборы Президента Украины.
Ставшие новым большинством ВР «суверен-коммунисты» не упустили своего главного шанса. Вследствие раздробленности в лагере демократической оппозиции, выставившей нескольких кандидатов, и сохранения доверия к коммунистам большинства дезориентированного населения, президентом стал номенклатурный идеолог Л. Кравчук. Понимала ли главный смысл всех «суверен-коммунистических» трансформаций националистическая интеллигенция? Несомненно. И её наиболее непримиримая часть выдвигала все последующие годы правления Кравчука идею люстрации – запрета бывшей номенклатуре занимать государственные должности. Однако момент для этого был упущен – Кравчук и его сторонники стали легитимными единоличными хозяевами страны. Другая же часть националистов пошла на союз с номенклатурой совершенно сознательно.
Шахтёрское забастовочное движение, правильное и справедливое, было стихийным движением «низов», а значит явлением непродолжительным. С ним новое государство было строить достаточно проблематично, а главное – некому. Ни гуманитарная интеллигенция, ни председатели стачкомов не годились на роль управленцев.
Номенклатура же была самой организованной структурой Украины, главным и единственным узлом, на который была завязана вся система экономики и управления. Намертво повязанная не только властной вертикалью, но и коррупцией, номенклатура была намного более сильным партнером, чем стачкомы. Да, она могла проиграть бой. Но длительную войну она неизменно выигрывала.
Поэтому, несмотря на все московские «ветры перемен», только люди храбрые и фанатично верившие в справедливость могли решиться не бескомпромиссную борьбу с украинской советской бюрократией. Впечатлительные писатели-диссиденты, напуганные лишь намёком на репрессии в 70-х и загнанные цензурой в «кухонную оппозицию», таковыми людьми, очевидно, не были. Но им это было и не надо!
Делом жизни националистической интеллигенции было возрождение украинского языка и культуры, территориальная независимость Украины. Для большинства из них, воспитанников советской системы, демократия имела достаточно туманные очертания, а уж демократия а-ля Украина вообще сводилась к примерам из истории «казацкой вольницы». Поэтому и будущее независимой Украины представлялось им более продвинутым вариантом шелестовской украинизации, экономической автономизации и занятием руководящих должностей этническими украинцами. Кроме того, мощное национально-демократическое движение народа было результатом эйфории, вызванной разоблачениями преступлений коммунистического режима и иллюзией «справедливого капитализма». С эйфорией прошло и само движение. Наконец, в выборе союзника у националистов просто не было выбора как такового.
В отличие от русско-культурного шахтерского движения, без особого пиетета относившегося к национальному возрождению, номенклатура всеми своими действиями давала понять, что она именно украинская номенклатура. Партийная бюрократия всячески подчеркивала свою готовность строить именно национальную державу, сбросить коммунистическую личину ради сохранения власти.
Поэтому даже та часть националистической интеллигенции, что искренне ненавидела номенклатуру, понадеялась с её помощью построить национальное государство, а уж потом сделать его истинной демократией. Очень жаль, что результаты этого просчёта пожинают не они, а мы, так и не вырвавшиеся из удушливых объятий мутировавшей авторитарно-коррупционной власти.
Ещё 17 марта 1991 г. к всесоюзному референдуму по вопросу сохранения обновлённого Союза ВР УССР «пристегнула» свой вопрос о подписании Украиной нового союзного договора на основе Декларации о государственном суверенитете. Как показала дальнейшая история независимой Украины, ни о какой независимости украинских граждан, как экономической, так и в принятии решений о своём будущем и будущем своей страны, речь не шла. Речь шла исключительно о государственной независимости, независимости государственного аппарата.
Утвердительный ответ населения на поставленный вопрос легализовал претензии национальной бюрократии на монопольное владение украинской госсобственностью в споре с союзным центром. Как отмечал В. Зайцев, «кадровая преемственность» власти в большой мере сохранилась.
Большинство партийных руководителей нижнего и среднего звена ещё в годы «перестройки» благополучно пересело из кресел секретарей райкомов и горкомов в кресла руководителей местных Советов и исполкомов» (10, с.8). Для них и коммунистического большинства Верховной Рады, мигрировавшего в ряды «суверен-коммунистов», новый президент Кравчук был своим ставленником и залогом сохранения их власти при невероятных, вновь открывавшихся возможностях приватизации гигантской госсобственности. Ведь до 1 января 1990 г. 98% основных производственных фондов принадлежало государству.
Отсюда становится понятно, почему именно Кравчук инициировал встречу в Беловежской пуще 8 декабря 1991 г. и, по словам бывшего руководителя службы президента по внутренней политике Н. Михальченко, «Он подготовил черновой проект возможного соглашения» (9, с.96). В отличие от команды Ельцина, претендовавшей на власть в новом Союзе, команда Кравчука могла претендовать лишь на собственность украинского независимого государства.
Глава 12. Властная недостаточность.
Для подавляющего большинства простых граждан, тех, чьим именем затевали перестройку, а затем и независимость, основным смыслом обретения этой самой независимости являлась экономическая реформа, которая, после обвала экономики 1989 г., позволила бы им вести достойную, счастливую жизнь.
Именно в этом контексте населением воспринимались разгосударствление и приватизация, как механизмы создания, в первую очередь, прослойки мелких собственников – фундамента гражданского общества. Национальная составляющая воспринималась как допустимый спутник реформы, дань инициаторам демократического движения в Украине. Именно поэтому на референдуме 1 декабря 1991 г. 29 млн. наших сограждан (90,35% участвовавших в голосовании) поддержали Акт провозглашения независимости Украины. И в этом понимании независимости они были намного ближе к шахтёрским стачкомам Донбасса, требовавших приватизации через передачу предприятий трудовым коллективам, чем к националистам, видевшим в независимости, прежде всего, сильное национальное государство. Но ни тем, ни другим в страшном сне не могло присниться, на что потратит десятилетие их жизни их же «независимая власть».
Между тем, для рыночной номенклатуры, составлявшей основу этой власти, независимость означала единственно суверенитет украинской властной иерархии от иерархии союзной, монополию национальной бюрократии на распоряжение ресурсами и судьбами Украины. И закрепление такой независимости она видела в первоочередном строительстве государственного аппарата, пренебрегая ради этого и экономической реформой и даже единственным требованием своих союзников национал-демократов – украинизацией. В этом контексте издевательством звучит фраза из предвыборной программы Кравчука 1994 г. «Не народ для государства, а государство для народа».
С избранием Президента Украины процесс стихийной демократизации общества снизу, через местные Советы, закончился. Теперь единственно Президентская власть знала, что такое демократия, и как её строить. И, чтобы не допустить «вредной самодеятельности» на местах, у Советов областного и районного уровня были ликвидированы исполкомы. Вместо них 5 марта 1992 г. был учреждён институт представителей Президента.
Это были доверенные люди бывшего компартийного идеолога Л. Кравчука, представители всё той же партийно-бюрократической прослойки, что правила Украиной до Беловежской пущи.
Проникновение в эту команду части национал-демократов ничего не меняло в ней принципиально, но полностью легализовало претензии старой власти на Новую Украину. Между тем, уже действия правительства В. Фокина показали желание «независимой власти» покончить с рыночным маскарадом и вернуться к жесткой схеме административного рынка. Соответственно, бюрократический аппарат только за 1991 г. увеличился на 13,2% (8, с.463). Но начался стремительный обвал экономики – закономерный результат разрыва союзных экономических связей. Кроме того, население Украины стало стремительно нищать вследствие бесконтрольного накопления первоначального капитала рыночной номенклатурой. На волне народного возмущения стала возрождаться левая оппозиция. Парламенту нужен был «козёл отпущения».
Им стало правительство В. Фокина, которое Рада обвиняла в некомпетентности и коррупции. В октябре 1992 г. Фокин, а вслед за ним и его Кабинет ушли в отставку. Тем самым правительство отвело удар от Президента, бывшего инициатором и виновником разразившегося кризиса. Теперь можно было начинать экономическую реформу и создавать реальную независимость народа? Никак нет. Без возведения власти никакие реформы невозможны. Новый премьер Л. Кучма потребовал для наведения порядка чрезвычайных полномочий, которые и получил 18 ноября 1992 г. Печально известным документом нового Кабинета стал декрет о деятельности трастовых компаний. Популярность нового премьера вызвала ревность Президента и опасения парламента. Всю весну и лето 1993 г. шла трехсторонняя борьба за властные полномочия и контроль над ресурсами государства. Этому «становлению властных структур Украины» очень мешало украинское же население, проявлявшее резкое социальное недовольство углублявшимся кризисом, возобновившее забастовочное движения.
После провозглашения независимости, всю осень и половину зимы 1991-92 гг. стачкомы ожидали выполнения обещаний новой (старой) власти. С февраля 1992 г. начались практически непрекращающиеся всю весну и лето забастовки шахтёров. Новая (старая) бюрократия до того вжилась в роль монопольного хозяина страны, что пыталась подать в Верховный Суд на забастовщиков, которые полгода назад фактически привели её к власти. Пик забастовочного движения пришелся на июнь-июль 1993г. К забастовке шахтеров Донбасса, начавшейся 7 июня, присоединились местные Советы, требуя референдума по вопросу недоверия ВР и Президенту.
Под давлением непрекращающихся забастовок Кучма ушел в отставку, Рада была вынуждена назначить референдум, а затем и выборы: парламентские – 24 марта, президентские – 26 июня 1994 г. Президент и Рада досрочными выборами решили выпустить «социальный пар». Ну а выборы, как известно, дело серьёзное. Тут не до экономики! Избирательная кампания октября 1993 – мая 1994 гг. ознаменовалась мягким противостоянием Кравчука и председателя Верховной Рады И. Плюща. Парламент пытался усилить своё политическое влияние. Президент продолжал отводить от себя удары, пеняя на «бегство» Кучмы, крымский сепаратизм, левую угрозу демократии. Он всячески уклонялся от досрочных перевыборов и ради этого даже пытался вернуться в лоно левых, наладив связи с вновь избранным Председателем ВР А. Морозом.
Тем временем Кучма создал предвыборный Межрегиональный блок реформ с лозунгами создания федеративной Украины и введения двуязычия. Влияя этими призывами на густонаселённые русскоязычные районы юга и востока страны, Кучма победил во втором туре выборов 10 июля 1994 г. К концу лета 1994 г. власть в Украине полностью обновилась. Однако теперь реформировать экономику не давал конфликт Президента с левым большинством парламента, вставшим в оппозицию к его радикальному курсу. Кучме пришлось искать опору среди национал-демократов, ради чего он отказался от своих предвыборных обещаний двуязычия и федерализма. Началась очередная многомесячная политическая баталия. С целью поставить на место левый парламент, первую половину 1995 г. шла напряженная борьба вокруг принятия так называемой «малой Конституции» – Закона «О государственной власти и местном самоуправлении в Украине». Он должен был сильно увеличить полномочия Президента за счёт парламента, очевидно, для проведения долгожданной экономической реформы. Но подписанный 8 июня 1995 г. ВР и Президентом Конституционный договор, утвердивший вышеназванный закон, оставил власти на прежних позициях. Шел четвёртый год независимости.
Народу Украины решительно не везло. Последняя надежда была на Конституцию большую, Основной закон, который развяжет, наконец, руки Президенту и даст время заняться экономикой. В период осени 1995 г. очередным сторонником парламента постепенно стал новый премьер Е. Марчук и был уволен 25 мая 1996 г., в частности, за отсутствие «эффективного взаимодействия с ВР». Президент торопил принятие Конституции, угрожая вынести её на всенародный референдум. Но борьба вокруг главного закона, со всеми чтениями и согласительной комиссией, длилась до лета 1996 г.
Наконец 28 июня, под угрозой референдума и досрочных выборов ВР, парламент ночью принял многострадальную Конституцию! Казалось, дождались! Но тут очередным премьером стал П. Лазаренко. Своей «деятельностью» он прославился на весь мир, так что мы не видим смысла в её пересказе. Заметим лишь, что по новой Конституции премьер стал главой исполнительной власти, а темпы принятия на себя всей полноты этой власти со стороны Лазаренко обеспокоили даже «власть во власти» – Администрацию Президента. Лазаренко сконцентрировал в своих руках такую экономическую и политическую власть, что фактически отодвинул на второй план Кучму. Поэтому, с подачи высших чиновников, пресса стала печатать компромат на премьера, что открыло новую военную кампанию во властных структурах.
После отставки Лазаренко генпрокуратура обвинила его в хищениях госимущества и бюджетных средств в особо крупных размерах и злоупотреблении служебным положением, а швейцарское и американское правосудие – в отмывании «грязных» денег, за что бывший премьер до сих пор находится в тюрьме США. В страхе перед возвышением Лазаренко следующим премьером выбиралась совершенно несамостоятельная политическая фигура. 16 июля 1997 г. седьмым премьером стал бывший начальник избирательного штаба Кучмы на президентских выборах В. Пустовойтенко.
Новый премьер не имел оригинальной программы экономических реформ и являлся лишь рупором Президента. Да и власти снова было не до реформ – осенью 1997 г. началась ожесточённая предвыборная кампания в Верховный и местные Советы. А так и не начавшиеся до лета 1999 г. экономические и социальные реформы в Украине были снова блокированы выборами, на этот раз – президентскими. В декабре 1999 г. очередным премьером стал «молодой реформатор» В. Ющенко. Он был угоден Западу и национал-демократам, украинская бюрократия связывала с его назначением надежды на новые кредиты МВФ, а народ – ускорение экономических реформ. Да и сам Ющенко декларировал бескомпромиссную борьбу за экономический расцвет Украины. Тем временем в его команде пришла, наконец, во власть националистическая интеллигенция, которая восемь лет ждала выполнения «преднезависимой» договорённости с бюрократией о своём руководстве гуманитарной сферой.
Обманутые режимом «вкладчики независимости» наконец добрались до украинизации, которая стала для рядовых граждан Украины визитной карточкой кабинета Ющенко. Однако теперь его оппонентами в парламенте стали представители олигархических группировок. Они выступали против радикальных реформ Ющенко, грозивших им серьёзной потерей прибылей и новым переделом собственности. Началось очередное перетягивание «властного каната». В этот же бурлящий котёл властных противоречий добавились подготовка и проведение февральского 2000 г. переворота в парламенте, получившего пародийное название «бархатная революция», и апрельский 2000 г. всенародный референдум по «народной» же инициативе. Они практически лишили украинскую власть какой бы то ни было возможности заниматься своим народом.
В сражениях вокруг топливно-энергетического комплекса прошла вторая половина 2000 г. А там, как известно, началась хорошо спланированная и оплаченная стихия «кассетного скандала», пытающаяся протолкнуть на пост президента ставленника националистов. Тем временем стал совершенно очевиден и очередной блеф «реформ ради благосостояния», в том числе обещанного программой Ющенко погашения 10-миллиардного государственного долга перед населением. Единственный наглядный результат экономической политики последнего кабинета – стремительный подъём цен на продукты питания при замороженном курсе доллара. Началось очередное катастрофическое падение уровня жизни населения. В результате на момент завершения этой книги (апрель 2001 г.) Верховная Рада выразила недоверие кабинету Ющенко.
Кому-то эта бесконечная война может показаться бессмысленной. Однако, кроме, собственно, самодостаточной борьбы за власть, она имеет одно безоговорочное преимущество – полную безответственность сражающихся за положение дел в стране. В этом политическом месиве просто невозможно найти крайнего и заставить его сделать хоть что-то. Все эти десятилетние баталии во власти так и оставили открытым главный вопрос: какова должна быть концентрация властных полномочий для проведения реальной экономической реформы? Бегло оглядим украинскую «властную недостаточность». Одновременное введение Законов «О Представителе Президента Украины» и «О местных Советах» весной 1992 г. уже на заре независимости покончило с перестроечным «Вся власть Советам!». Советы лишились вертикали подчинения, а чуть позже районные и областные Советы были вовсе лишены исполкомов. Президент же, напротив, получил чрезвычайный контроль – вертикаль исполнительной власти в лице института представителей, который контролировал местное самоуправление через распоряжение местными бюджетами. Вдобавок представители производили контроль за соблюдением закона на вверенной территории, то есть подменяли прокуратуру и суд. Все представители и их аппараты были подчинены непосредственно Администрации Президента (11.).
Таким образом, с первых же дней независимости какое бы то ни было народовластие кончилось, вся полнота власти перешла к исполнительной вертикали. Зимой 1994 г. парламент отвоевал у Президента право местных Советов на свои исполнительные органы: ликвидировал институт представителей и ввёл избираемость глав местных исполкомов. Но Рада не смогла ликвидировать вертикали исполнительной власти – реального подчинения глав исполкомов Администрации Президента. Новый Президент Кучма сперва (август 1994 г.) подчинил себе глав районных и областных Советов, а после (июнь 1995 г.), по Конституционному договору, практически вся полнота власти в регионах снова вернулась к назначаемым Президентом главам местных госадминистраций. Согласно же Конституции (июнь 1996 г.), Президент получил право без согласия парламента смещать правительство. Кроме него, единственной исполнительной властью в стране остаётся всё та же Администрация Президента.
Кто-то может решить, что подобное положение есть чрезмерная концентрация власти. Ничуть не бывало! Уже на президентских выборах 1999 г. исполнительная власть ссылалась на постоянный конфликт с левым большинством парламента и требовала дополнительных полномочий (11.), в частности – путем создания верхней губернаторской палаты парламента.
С победой «бархатной революции» в парламенте (февраль 2000 г.) и проведением референдума по сокращению количества и независимости нардепов (апрель 2000 г.), Рада временно перестала быть каким бы то ни было оппонентом исполнительной власти. А отсутствие независимого судейского корпуса сделало эту власть абсолютной. Ну а конец 2000 г. начало 2001 г. с «кассетным скандалом» и акцией «Украина без Кучмы» снова увели политическую жизнь страны в поиск новой, «справедливой» верховной власти, оставляя без внимания саму идею народовластия. Под шум демонстраций и палаточных городков гипертрофированная, бесконтрольная и безответственная бюрократия продолжает безраздельно властвовать в Украине. Жаль только, народ никак не может воспользоваться всей полнотой «независимой власти». Хотя какая-то его часть пользуется ею все десять лет Новой Украины.
Глава 13. Приватизация.
По декларируемому замыслу рыночных реформаторов, приватизация обобществлённой государственной собственности УССР должна была стать основой рыночных преобразований в экономике, которые приведут к всеобщему достатку и изобилию. Но, как заметил В. Найшуль, «Проблема сложна морально – поскольку речь идет о переделе общего и довольно значительного богатства... Наконец, необходимым социальным результатом процесса приватизации является формирование новой социальной среды – ответственных собственников – и без общественного на то согласия движение возможно только в тайных и уродливых формах» (12.).
Да, частная собственность является непременным условием развития рынка. Поэтому главной задачей экономических преобразований начала Независимости явилось формирование класса частных собственников на средства производства. Но при этом культивировался миф о том, что главное – получить частного собственника, и не важно, кто им будет. Правда, всё это облекалось в уверения справедливости и прозрачности процесса разгосударствления. Но оставалось неясным одно – кто будет следить за соблюдением этой справедливости, отслеживать эту прозрачность при отсутствии независимых гражданских институтов в посттоталитарной Украине? Неужели номенклатура вдруг проникнется принципами справедливости и отдаст свою экономическую и, следовательно, политическую власть? Фантастика!
Я не склонен безоговорочно принимать точку зрения тех, кто утверждает, что разворовывание государственной собственности или, если хотите, «всенародного достояния» в процессе приватизации было коварно спланированной программой под контролем верхушки советской партократии. Но в главе 7 мы увидели, что под конец перестройки наиболее предприимчивая и жадная часть номенклатуры, участвовавшая в теневой экономике, стала активным пропагандистом и толкателем рыночных преобразований. И если и не было какого-то глобального общесоюзного плана номенклатурной приватизации, то такой путь сохранения своей власти отвечал интересам всей номенклатуры, и она, так или иначе, пошла именно этим путём, задав тем самым тон всем реформам в странах СНГ, в том числе и в Украине.
По словам директора Института социологии НАН Украины В. Вороны, «В условиях развала экономики страны, её устойчивой деградации в течение всех восьми лет «независимости» основными источниками частного капитала в Украине были передел государственной собственности и фактическая экспроприация многолетних трудовых накоплений населения. Если говорить предельно просто, то основной метод формирования частного капитала в Украине – беззастенчивое ограбление государства и народа, а основной источник – результаты труда многих поколений людей» (13, с.3). Именно такой образ мысли и действия воспитал советский режим у всей номенклатуры, и именно к такой «реформе» собственности могло привести это воспитание.
Я уже упоминал мнение С. Кордонского о том, что «социалистическое государство определило себя в самом начале своей истории как институт экспроприации. Оно последовательно экспроприировало имущество своих невольных граждан...» (1.).
С тех пор экспроприация производилась ежедневно, путём отбора полной прибавочной стоимости народного труда. Национализация промышленности, коллективизация на селе, индустриализация, послевоенное возрождение, целина, брежневские стройбаты и «стройки века» – всё было проникнуто духом ограбления, выжимавшего из народа огромную прибыль. Соответственно и карьеру в этой индустрии грабежа быстрее делали те, кто агитацией или угрозой мог выбить больше прибавочной стоимости. Шел своеобразный процесс селекции «властных воров». Но по мере того, как после «хрущевской оттепели» режим стал ослаблять всеобщий контроль, функция экспроприации всё больше начинала работать не на государственный «общак» (систему отчуждения-распределения), а на карманы держателей государственных статусов.
Именно так при Брежневе оформились клановость номенклатуры и теневая экономика. Ну а в период развала института номенклатуры, в эпоху перестройки, государственная экспроприация ещё больше, практически полностью стала работать на «общаки» бюрократических групп или карманы крупных чиновников, наделённых полномочиями экспроприации и распоряжения экспроприируемыми средствами. Номенклатурной приватизации предшествовала плавная трансформация торгов на перестроечном административном рынке и соответствующая эволюция сознания номенклатуры.
Со второй половины перестройки, когда республиканские номенклатуры достаточно осмелели, их украинский подвид стал активно поддерживать перераспределение полномочий от союзного центра на республиканский уровень. Фактически такое перераспределение стало прологом номенклатурной приватизации, ведь национальная номенклатура начала получать реальный контроль над республиканскими предприятиями. С развалом советской экономики конца перестройки и тотальной нехваткой ресурсов отраслевые и территориальные руководители стали стремиться получить максимально возможное количество ресурсов и, вместе с тем, обеспечить себе их минимальную отдачу. Таким образом, нераспределённый ресурс увеличивал их силу. Директор, скрывший часть продукции, или партсекретарь, «сэкономивший» фонды, использовали их для роста своей структуры и, соответственно, собственного роста. А уж от этого был один шаг к личному присвоению ресурсов. В Союзе руководитель формально распоряжался фондами и средствами. Номенклатурная приватизация свелась к ликвидации этой формальности.
Наиболее удобная для номенклатурной приватизации неолиберальная шоковая стратегия перехода к рынку позволила в кратчайшие сроки совершенно бесконтрольно произвести передел общественной (государственной) собственности в пользу узкой прослойки партийно-хозяйственной номенклатуры, связанных с нею дельцов теневой экономики и криминала.
Согласно М. Голдману (14.), наилучших результатов переходная экономика достигла в Польше и Китае, где отказались от немедленной приватизации и начали её спустя время после запуска механизмов реформ. У нас же теневая приватизация началась ещё в период перестройки, во время обсуждения курса реформ, а официально – сразу же после провозглашения независимости. И создавалось впечатление, будто победителям отдали страну на разграбление. Прикрываясь демагогией о необходимости немедленной приватизации как инструмента создания большой прослойки собственников, которые не позволят стране вернуться к тоталитаризму, номенклатура добилась главной цели своего существования – получить управляемое в личную собственность.
Расследование финансово-хозяйственной деятельности ЦК КПСС конца перестройки выявило переводы гигантских сумм на финансирование зарубежных компартий и дружественных фирм. Так начиналась номенклатурная приватизация. Находившиеся под контролем номенклатуры финансовые и ресурсные потоки перестали распределяться по отраслям и регионам, а перекачивались на Запад, либо аккумулировались на счетах подставных фирм в Союзе. Кстати, именно отмытые переводом за рубеж средства затем вернулись под видом иностранных инвестиций в Украину.
Основные фонды – недвижимость партии – начала по остаточной стоимости (то есть за бесценок) переводиться на баланс специально создаваемых акционерных обществ и совместных предприятий. После распада силовых ведомств СССР и института номенклатуры единственными организованными структурами постсоветской бюрократии остались отраслевые и территориальные кланы. Именно последние стали основой формирования национальных бюрократий и органом теневого контроля номенклатурной приватизации в своих республиках.
Согласно тому же С. Кордонскому, номенклатурная приватизация шла двумя путями. Первый – аккумуляция верхушками национальных компартий финансовых активов республик в виде крупных фондов и банков. Формированием финансовых институтов и компаний активно занялись и красные наместники – бывшие секретари обкомов КПСС. На средства, попавшие на счета областей, но так и не дошедшие до предприятий и территориальных общин области, возникали местные банки, биржи, акционерные общества. Второй путь – отчуждение от отраслевых вертикалей производств и создание из них акционерных обществ и компаний. Кроме того, разгосударствление и акционирование предприятий при полной некомпетентности трудовых коллективов в вопросах управления приводили к фактическому присвоению производств дирекциями. Активно приватизировались предприятия номенклатурой местных Советов, на производственной базе которых бесконтрольно создавались ремонтно-строительные компании, предприятия снабжения, торговли, службы быта.
Разворовывание велось тотально, со спортивным азартом. И анализ всех этих действий приводит к мысли о том, что приватизация реально была не сломом порочной системы отношений собственности, не началом рыночных реформ, а высшей стадией укрепления номенклатуры через обретение собственности. Стадии, к которой она шла все годы «мягкого тоталитаризма», – от Хрущева до Горбачева.
Таким образом, тотальная номенклатурная приватизация стала последним и высшим проявлением тоталитаризма. В отличие от декларируемой псевдореформаторами демократической приватизации как главного механизма повышения эффективности экономики, реальная номенклатурная приватизация ориентированная на немедленное обогащение номенклатуры, напротив – уничтожила остатки экономической эффективности. Немедленное обогащение номенклатуры было прямо противоположно инвестированию и модернизации производства, повышению уровня жизни членов трудовых коллективов. Таким образом, номенклатурная приватизация лишь увеличила до астрономических масштабов социальное паразитирование новых собственников со старым номенклатурным менталитетом.
С точки зрения западной этико-экономической теории, собственность налагает на собственника обязательства по отношению к обществу. Наша номенклатурная приватизация привела к уничтожению даже тех минимальных обязательств, которые чувствовала советская номенклатура, к уничтожению остатков морали у власть имущих. Незаконно приобретаемая собственность стала для номенклатуры дополнительным ресурсом, используемым для повышения или сохранения собственной безответственности и бесконтрольности.
Номенклатурная приватизация позволила бюрократу сразу и многократно увеличить возможность своего влияния относительно сохранившегося иерархического уровня. Кроме того, удачно присвоенная собственность создавала определяющий дополнительный ресурс для дальнейшего карьерного роста. Поэтому номенклатура не могла упустить этой возможности ещё и из чисто карьерных соображений. Между тем, неразрывные связи теневой экономики СССР повлекли вслед за номенклатурной и криминальную приватизацию. Совместные прибыли и «общаки» номенклатуры, цеховиков и криминала явились главным капиталом, участвовавшим в приватизации. А использование теневого капитала в приватизации, в свою очередь, фактически легализовало криминалитет, его жизненные подходы и ценности. Но жажда номенклатуры и криминалитета обрести больше собственности по минимальной цене привела и к полному развалу производства, увольнению огромных масс трудящихся. Многие предприятия специально разорялись, чтобы иметь возможность скупить их за бесценок. И, разумеется, ни о какой культуре предпринимательства ни у номенклатуры, ни у криминала говорить вообще не приходится. Криминал силой, а номенклатура административным ресурсом выжимали из предприятий все соки, при этом совершенно безнаказанно отказываясь от выплаты зарплат трудовым коллективам.
Наконец, важнейшим условием краха экономических реформ на всём постсоветском пространстве стала приватизация без отделения собственности и власти. Западная экономическая теория интерпретирует приватизацию всего лишь как инструмент повышения эффективности экономики, способ повышения конкурентности экономической сферы.
Наша приватизация в основной своей массе стала способом закрепления старых привелегий за мутировавшей номенклатурой. Поэтому ни о какой конкурентности и речи быть не могло. Скажем, бывший первый секретарь обкома КПСС, во время перестройки перебравшийся в кресло председателя областного совета, а затем и облгосадминистрации, покупает на имя подставных лиц агрофирму. Этим он в принципе уничтожает конкуренцию в данной сфере сельского хозяйства региона. Он, совмещая власть и предпринимательство, просто давит своим административным ресурсом всех своих конкурентов. По такому принципу работают абсолютно все хозяева предприятий, прошедших номенклатурную приватизацию. Так же расправляются с конкурентами предприниматели, находящиеся под властной или милицейской «крышей». Какая честная конкуренция?!
Наша номенклатурная приватизация привела не к повышению конкуренции, а с ней конкурентоспособности, качеству и дешевизне товаров, а к практическому уничтожению конкуренции, появившейся было в перестройку. Наконец, соединение номенклатурной и криминальной приватизаций привело к вовлечению ещё большей части чиновников и целых госструктур в преступную деятельность, а проникновение криминала в экономику обусловило его дальнейшее проникновение и во власть. Ведь в нашем бизнес-бюрократическом государстве, где бюрократия занимается бизнесом и бизнес является всего лишь одной из функций власти, собственность не может работать на своего обладателя, если последний не имеет властной «крыши». Поэтому для удержания и укрепления своих имущественных позиций криминал просто обязан был внедрять своих людей во властные структуры, сначала в городах и регионах, а затем и в Центре.
Резюмируя процесс шоковой номенклатурно-криминальной приватизации, можно сказать словами зав. кафедрой социологии Одесского университета И. Поповой: «Главное, что фиксируют люди, состоит в том, что всё то, что происходит в нашем обществе, не имеет никакого положительного отношения к их интересам. Поэтому все эти разговоры о том, что приватизация соответствует интересам народа, слушать совершенно невозможно, это полная демагогия» (13. с.44). То же подтверждается и данными социологического исследования, проведённого в 1997 г. центром «Социальная перспектива». Согласно опросам общественного мнения, 38,18% граждан считают, что наибольшую выгоду от приватизации получили представители власти, а 36,74% – дельцы теневой экономики. Кроме того, 67,82% опрошенных считают, что приватизация способствует развитию коррупции, а 58,87% утверждают, что приватизация ведёт страну к диктатуре крупных собственников. Поэтому, рассматривая современный украинский кризис и пути выхода из него, мы ни на секунду не должны забывать о том, с кем мы имеем дело, помнить, кто и откуда подавляющее большинство новых «хозяев жизни»!
Глава 14. Реставрация.
Тем не менее, дезориентированное лозунгами перестройки и независимости, оглушенное либерализацией цен общество не было готово и не могло отследить честность и прозрачность приватизации. Западные аналитики считают, что отпуск цен до начала приватизации стал одной из главных ошибок экономических реформ на всём постсоветском пространстве, ошибки, которая привела к тотальному обнищанию и полной потере воли широкими слоями населения.
Плотно вмонтированная в союзную финансово-экономическую систему, Украина могла обрести лишь одну форму независимости – все той же властной вертикали. Вся экономическая жизнь и, что явилось особым ударом для населения, система ценообразования остались полностью зависимы от России. Вследствие этого, первым «подарком» иллюзии независимости, платой населения за независимость украинской бюрократии стала вынужденная, вслед за Россией, либерализация цен, отпущенных в январе 1992 г. В течение нескольких дней были отпущены цены на 60-70% всех товаров народного потребления, в результате чего они увеличились в 5-10 раз.
Под давлением Верховной Рады правительство установило контроль за ценами на товары первой необходимости (молоко, хлеб, колбасы и т.д.). Но и эти цены невиданно возросли, в частности, на электроэнергию – в 12 000 раз!
Если в 1990 г. уровень инфляции в Украине составлял 4,2%, а в 1991 г. – 84,5%, то за первые четыре месяца 1992 г. инфляция достигла 1000%. (15, с.110-111). Кроме независимой бюрократии население в обмен на это так ничего и не получило!
Между тем, легкое и быстрое обогащение путём номенклатурной приватизации послужило завидным примером для новых и новых искателей богатства. Номенклатурная приватизация не прошла бесследно. Она оставила после себя глубокую, накатанную колею властно-денежных отношений, украинский национальный рецепт благополучия – обогащение через власть.
За и одновременно с формированием начального капитала старой номенклатурой начал формировать свои капиталы криминалитет, затем – новая украинская бюрократия, сотрудники милиции, фиска, их родственники, знакомые, приближенные, приближенные их приближенных...
И этому ненасытному процессу конца и края не видно. В эту прорву ушли разгосударствленное имущество, сбережения граждан, трастовые деньги вкладчиков. И всё это прошло совершенно безболезненно для их инициаторов, что дало ореол безнаказанности подобным действиям и практически легализовало их в Украине как идеальный путь обогащения. Поэтому в нашей стране и стоят бесконечные очереди на «трудоустройство» во все уровни исполнительной власти, МВД, ГНАУ. Поэтому и молодёжь валом валит во всевозможные школы милиции и академии управления.
Возбудителем новой бюрократизации Украины стал взгляд на власть как на идеальный бизнес – высокорентабельный, бесконтрольный и безнаказанный. Мало того, при обретении независимости не произошло какой бы то ни было существенной смены состава госаппарата, а значит, сохранена традиция советского бюрократического отношения к обществу, традиция экспроприации.
За годы независимости государственные институты прежнего строя почти не изменились. Это объясняется принципом корпоративности: вышестоящие бюрократы не могут сократить нижестоящих, не создав опасного прецедента. Тем более, что именно чиновники среднего уровня готовят принимаемые вышестоящими решения. Последние зачастую мало смыслят в руководимой ими отрасли, обычно прыгая между отраслями в своей карьере. Важную роль в деградации госаппарата играет фактор, который я склонен называть «обратной селекцией»: чем менее квалифицирован чиновник, тем больше у него шансов продвинуться в своей карьере. Действительно, продвижение сильно зависит от начальства. Руководящий же чиновник не хочет иметь возле себя более квалифицированного сотрудника, чем он сам. Если тот и не будет метить на его место, то уж точно будет невыгодно оттенять шефа. Поэтому верхние уровни бюрократической пирамиды подвержены хроническому оглуплению.
Видимо, по этому же принципу нивелируются и остатки морали чиновничьей касты. Вопреки правительственным заявлениям, регулирование социума за годы независимости не только не уменьшилось, наблюдение за «правильностью» рыночных реформ требовало возникновения новых бюрократических структур. При сохранении советской контрольной традиции, кроме номенклатурного и криминального появился и независимый частный капитал и, следовательно, желание бюрократа его контролировать. Дарить, то есть закреплять навечно за конкретным собственником имущество и средства, присвоенные в процессе номенклатурной приватизации, бюрократия не будет до последней возможности. Тогда власть перестанет быть выше денег, станет управляемой, тогда прекратятся постоянные переделы собственности, а с ними – и коррупционная прибыль. Власть выше денег, пока она может оспорить законность присвоения собственности, пока большинство крупной украинской собственности есть компромат на её владельца и средство управления им.
Жадность новых начальников к деньгам и, как к средству их получения, карьерному росту обусловила необходимость необычно быстрого их продвижения. Но рост начальника в новой структуре возможен, в основном, за счет роста числа иерархических уровней и увеличения числа подчиненных. Поэтому численность бюрократии резко возросла. Такой ускоренный рост – обычное свойство молодых структур. Новые чиновники хотят получить все и сразу. Но активное формирование новых бюрократических структур порождает турбулентность и создает неуверенность. Соответственно неопределенности будущего растут и текущие запросы бюрократов. Появляется совершенно новый процесс: осознанное формирование чиновниками структур «под себя» – например, для придуманного конкретным бюрократом вида лицензирования. Кроме того, история показывает, что в большинстве революционеров живет стремление к оседлой, обеспеченной жизни. Чиновничья карьера для такой цели отлично подходит. И большинство фигурантов обретения независимости, от «суверен-коммунистов» до участников студенческих голодовок, считают, что ими завоёвано право занятия государственных должностей. И это вовсе не наше изобретение, а мировая тенденция.
Радикальный эколог Й. Фишер стал министром иностранных дел ФРГ, а советский диссидент Н. Щеранский – шефом МВД Израиля. Поэтому ломка общественного строя обычно сопровождается ростом бюрократии. У нас же принципиально важна и преемственность бюрократии. Например, в Украине среднее звено аппарата в значительной степени укомплектовано сотрудниками с 20-40-летним стажем, то есть советской бюрократической ментальности. Новые сотрудники приходят иногда со свежими идеями, но почти всегда – без аппаратного опыта. Понятно, что они перенимают опыт старших товарищей. Не всегда буквально, а с учетом современной реальности. Но изменения, диктуемые временем, касаются лишь способов аппаратной деятельности.
Основные черты бюрократии – корпоративность, стремление к росту, изоляции от контроля, усилению власти, презрение к общественным интересам – не меняются со временем. И новые бюрократы их активно усваивают. Но они более жадны. Они считают себя выше старых бюрократов. Они хотят получить максимум благ – и сейчас. Бюрократы согласны даже на минимальную зарплату. Неявные преимущества – гарантированность трудоустройства, ощущение власти, возможность получения взяток – компенсируют невысокие оклады. Коррупция же разлагает общественное устройство, уничтожая доверие к государственному механизму и вызывая реальное противопоставление государства обществу. Коррупция вносит сильнейшие искажения в экономику. Производить добавочную стоимость становится невыгодно. Действительно, бюрократы «сидят на кране», регулируя огромные денежные потоки, изъятые полицейским государством.
Значительно выгоднее подкупить бюрократа, перенаправив уже сформированный государством денежный поток в своем направлении, чем создавать этот поток собственными усилиями. В силу более высокой рентабельности, бюрократия становится более выгодной, чем предпринимательство. Соответственно и более престижной. Происходит отток активных граждан из экономики в аппарат. Их высокие ожидания ведут к необходимости увеличения доходов бюрократов – к концентрации власти, увеличению аппарата, усилению регулирования.
Можно ли изнутри, из самой системы остановить рост бюрократии? Я полагаю, что нет. На протяжении истории государств наблюдался устойчивый рост аппарата. Даже попытки революционным путем уменьшить его размер уже в среднесрочной перспективе ведут к восстановлению и ускорению роста. Поскольку рост является свойством бюрократии, то ограничение его входит в конфликт с ее интересами, – то есть интересами как раз тех, кто готовит и исполняет законодательство. В частности – административную реформу. Таким образом, эволюционное уменьшение аппарата невозможно. А затраты на обслуживание аппарата растут быстрее, чем ВВП. В периоды технологических революций ВВП растет быстрее, но средний рост за 200-300 лет, как правило, не превышает 2%. Консолидированный налог же вырос от 10% в древности до 30% в XIX веке и до 40-70% в прошлом столетии. Важно, что эти суммы почти полностью (за вычетом минимально полезного эффекта государства) идут на содержание аппарата – не только на зарплату, но и на финансирование придумываемых им программ. Мало того, в силу инерции советского номенклатурного сознания и неразделённости власти и собственности, в Украине отчётливо наблюдается процесс возникновения неономенклатуры. Этот новый теневой институт отличается от своего предшественника, но номенклатурные тенденции преданности и патернализма прослеживаются абсолютно чётко.
Новая номенклатура мэрий и облгосадминистраций – это предприниматели, близкие к власти, работающие под её возмездной защитой («крышей») и делящиеся прибылями с конкретными чиновниками или внебюджетным фондом данной властной структуры. Сюда же можно отнести и управляющих фирмами, реально являющимися собственностью самих чиновников данных структур. Наконец, в эту же когорту попадают и руководители местных и региональных СМИ, обеспечивающих местные бюрократические команды пропагандистской поддержкой взамен на финансирование или льготы. Аналогичные номенклатуры есть у местных репрессивных и налоговых органов. Ну и высший уровень неономенклатуры – это руководство банков, концернов и масс-медиа, обслуживающих нынешний государственный режим.
Для всех этих лиц власть работает в режиме административного ресурса для подавления конкурентов и предоставления льготных условий рыночной игры. Все эти лица кредитуют власть или являются источником обогащения для её конкретных представителей. Но главное сходство неономенклатуры со своей предшественницей в том, что все эти лица «раскручиваются» и обогащаются при помощи данной команды власти, полностью зависимы от продолжительности её существования и совершенно неспособны эффективно работать на реальном рынке.
Глава 15. Свобода слова?
Начавшаяся с гласности как механизма борьбы горбачевских реформаторов с консерваторами-сталинистами, отечественная «свобода слова» всю перестройку и независимость преподносилась населению как фундаментальная демократическая ценность, верный проводник в «капиталистический рай». Хотя рассудительному человеку уже на примере перестроечной трансформации СМИ было совершенно очевидно, что неискушенному в демократических свободах народу Украины под маркой «свободы слова» легко можно подсунуть всё, что угодно.
Как известно, в Советском Союзе СМИ были рупором культа, хранителями священного огня «светлого коммунистического будущего», носителями мифологии «соцреализма» и «общества всеобщего равенства». С экранов TV и газетных страниц к обывателю взывали идолы и герои режима – от Павки Корчагина до какого-нибудь «ударного дояра СССР». И если конечной целью паблик рилейшнз (PR) является полное отсутствие негативных высказываний в адрес заказчика PR, то советские СМИ полностью справлялись с этой задачей, вызывая исключительно положительные эмоции в отношении его, читателя, родной народной власти. Намеренно создавалось впечатление о прессе как органе надзора за коррупцией. Она, якобы, открывала партии глаза, и та беспощадно расправлялась с порчей в своих рядах. И хотя под конец Союза все знали неприкрытую режиссуру подобного действа, подсознание «советских людей» чётко зафиксировало неразрывную связь оглашения с наказанием. Связь эта была автоматически перенесена на гласность, «выкорчёвывавшую» партийных консерваторов, а затем стала преподноситься и как панацея независимости.
Но именно отсутствие критического взгляда на проблемы социума сыграло с народами СССР злую шутку. Как отмечает Президент Украинской ассоциации PR Г. Почепцов, «советская система распалась, в том числе, и от того, что аудитория не была готова к восприятию негативной информации» (16, с.252). Слово по-прежнему оставалось священным, ему верили и за ним шли. И в результате под каток антисоветской чернухи, круглосуточно лившейся из дорвавшихся до «свободы» СМИ, попало все: от лагерей и номенклатурных кланов до планирования и народного контроля.
Реформаторы легко оправдывали любые свои действия, вплоть до разорительной либерализации цен и номенклатурной приватизации, которая и не может быть другой, потому что кроме номенклатуры никто не управится с хозяйственной деятельностью. А если какие-либо реформаторские махинации и высвечивал в реальном свете «прожектор перестройки», пресекать эти злоупотребления было некому. С уходом тоталитаризма исчез старый институт, заинтересованный в наказании, а новый так и не возник. Я имею в виду гражданское общество.
По одному из определений, гражданское общество является совокупностью и системой взаимодействия активных, самостоятельных, самоопределяющихся и граждански компетентных групп отстаивания и продвижения собственных интересов. Любых групп любых интересов, от предприятий ВПК и нефтяных концернов до обществ пенсионеров и клубов собаководства. То, насколько каждая из групп, соблюдая закон, сможет продвинуть свой интерес, и составляет сиюминутную картину демократического гражданского общества. Именно поэтому на Западе так важны честные правила игры, обеспечивающие равноправие свободно конкурирующих групп интересов, единую систему координат для всего игрового поля социума. Ведь коррупция даёт тем или иным группам привилегии, исключительные права продвигать свои интересы по отношению к другим игрокам и, следовательно, ущемляет права последних. Поэтому в западных демократиях любая огласка чиновничьих правонарушений неизменно влечёт за собой реакцию всех групп интересов данной сферы, чувствующих себя ограбленными.
Таким образом, свобода слова не самоценна, а является лишь компонентом, составляющей, узлом механизма «свобода слова – гражданские группы интересов», информирующим и приводящим в действие все группы, затронутые тем или иным правонарушением. Именно эта связка огласки в СМИ и немедленной реакции ущемлённых групп интересов и называется на Западе «свободой слова».
Что наблюдается в Украине? У нас «свободой слова» безграмотно (или намеренно) называют лишь «узел огласки» и сокрушаются по поводу бездействия демократических механизмов. Но это всё равно что обижаться на двигатель, который не едет без колёс! Не на что в Украине влиять «узлу огласки». Население, напрочь отученное от самостоятельности и гражданской компетентности за годы советской власти, теперь и вовсе раздавлено кризисом, разделено социальным расслоением, падением морали и уровня доверия к ближнему. А отсутствие гражданской компетентности исключает у населения потребности пользоваться демократическими механизмами. В результате на десятом году «независимости» основные демократические регуляторы оказались не востребоваными, и возродившаяся номенклатура снова загоняет население в духовное стойло очередного, теперь национального элитаризма. Нет свободного разнообразия конкурирующих, самоорганизующихся и граждански компетентных групп интересов.
В Украине возрождается модифицированная модель СССР – толпо-элитарная модель социума. Первая её составляющая – элиты – монопольные группы интересов, достигшие своих целей без свободной конкуренции, административно-коррупционными методами, и поделившие между собой сферы влияния в обществе. Вторая составляющая – толпа – неструктурированная, не осознающая своих органичных групповых интересов основная масса населения, наивно надеющаяся на порядочность элит. За неимением осознанных личных целей, она готова за минимальный, но постоянный паёк класть жизнь на цели элит. В такой негражданской системе свобода слова бесполезна для общества, так как, за неимением низовых общественных групп интересов, ей некого приводить в движение. Зато она явно играет на руку коррумпированной власти, которая указывает на зловонный компромат в СМИ как на фундаментальную свободу – индикатор демократичности режима. И «добром» на публикации скандалов власть решает сразу две собственные проблемы.
Во-первых, оттягивает из населения критическую массу озлобления на немощный режим. Люди сливают негативные эмоции на «паршивых овец» бюрократического стада, оставляя нетронутой систему в целом.
Во-вторых, скандалы используются властью (и крупным бизнесом, являющимся придатком власти) как оружие политической борьбы. В Украине существует справедливость, но это справедливость избирательная. Все воруют, но если ты пошел против системы, на тебя спускают справедливость. И глядя на то, во что выродилась перестроечная «свобода слова», невольно задаёшься вопросом: а была ли в перестройку хоть минимальная свобода слова в её главном смысле – плюрализме мнений и высказываний, всенародного обсуждения прошлого и предстоящего пути? По мнению, уже упоминавшегося Г. Почепцова «перестройка и гласность по сути своей были гигантской информационной войной с вовлечением в её проведение тысяч людей и множества каналов коммуникации» (17, с. 483).
Я не питаю ностальгии по «совку». Но именно безальтернативная информационная агрессия в СМИ эпохи перестройки в итоге привела Украину к современной национальной катастрофе. Но что же произошло с перестроечными СМИ? Почему наша долгожданная «свобода слова» вылилась в монолог мщения и пропаганду очередного утопического мифа о человеколюбии «цивилизованного капитала»? Всё было до обидного просто. Как показано в главе 13, тонны газетных страниц и децибелы митинговых речей о гласности и демократии перевесила номенклатурная приватизация. В период перестроечной демократизации и последующего обретения независимости вопрос стоял не о власти патриотов и, уж конечно же, не о народовластии, а о власти мутировавшей номенклатуры в конкретный промежуток времени – период распродажи госсобственности. Кто продаёт, – тот и имеет.
И СМИ стали не только высокооплачиваемыми гримёрами этого грабительского разгосударствления, они сами активно в нём участвовали. Сначала СМИ четко выполняли указания горбачевского режима реформаторов и, возможно, сами верили в объективную демократизацию. Но уже к середине перестройки лишь откровенно глупый редактор мог не заметить тенденциозности подачи как социалистического прошлого, так и капиталистического будущего.
Тем не менее, такая «свобода слова» была материально выгодна псевдодемократическим редакторам. Во-первых, властный заказ на разоблачение советского режима и идеализацию капитализма принёс невиданные тиражи и популярность СМИ. А гальванизированные национал-буржуазные веяния вытянули из культурного кювета украинские издания типа «Літературна Україна», «Вітчизна», «Прапор» или раскачали местечковые – типа «Поступ» и «Віче». Во-вторых, издания переходили на хозрасчёт, а TV позволили рекламу, что стало приносить их руководителям несоизмеримые с прошлой зарплатой прибыли.
Наконец, позднеперестроечный процесс отмывания денег партии (капитализации ресурсов, находившихся под контролем реформаторской номенклатуры) шел, кроме всего прочего, и посредством вложения общенародных средств в послушные СМИ, создание новых изданий и медиа-холдингов. Другими словами, носители «свободы слова» были в гуще преступной приватизации и являлись людьми крайне заинтересованными в однобоком освещении ситуации в стране и капитализации социума любой ценой. Именно СМИ вели тотальный огонь по «точкам уязвимости» массового сознания, показывая пустые прилавки и очереди за водкой как единственную определяющую реальность СССР, разжигая потребительское идолопоклонничество населения.
Информационная война с целью изменения массового сознания противопоставляла советскому товарному голоду иллюзию всеобщего западного изобилия, подтверждение которой обыватель находил в голливудских кинолубках. Причём, как уже было сказано, новый образ народного счастья эксплуатировал старые советские стереотипы. Отсюда и «железная» логика гомо перестроикуса: есть два мира – социализм и капитализм; социализм не привёл к светлому будущему, – к нему ведёт капитализм. И все народные чаяния стали проецироваться на него. Только делали это не столько бедные фантазией обыватели, сколько те же славоречивые СМИ.
О том, насколько тенденциозна была «свобода слова» в Украине, говорит один красноречивый факт. Нормальные люди конца ХХ века, практически полностью изжившие национальные предрассудки в своём одном из самых многонациональных в Европе социумов, вдруг становятся одержимы мифом национального возрождения со всей сопутствующей нетерпимостью и ксенофобией. Без целенаправленного многолетнего «промывания мозгов» силами «демократических» СМИ так оболванить народ было практически невозможно. Журналисты так думали? Им так заказали! Именно национальная идея в Украине стала главным предлогом для национально-номенклатурного распаевания госсобственности. А временная поддержка населения была получена лишь потому, что идея национального возрождения по сути была лишь поверхностной модификацией мифа пролетарского возрождения «кто был никем, тот станет всем», что «хозяин на своей земле» – это смягченный поведенческий синоним пролетарской диктатуры. И если вспомнить ренессанс революционной романтики начала перестройки, то в Украине она, при активном участии СМИ, была трансформирована в романтику национальную с главной перестроечной целью – добиться новой легитимности для старой иерархии власти.
Если большинство исследователей оценивают перестройку именно как информационную войну, то и ключи от нормального будущего хранились именно в информационном поле, то есть в СМИ! Если бы действительно намечался серьёзный переход к новому обществу, свобода слова должна была быть изначально построена по принципу симметричности. За любым сообщением должно было следовать контр-сообщение, а проблемы социума рассматриваться с максимального количества точек зрения.
Как отмечал Г. Блуммер, «Если некоторые из противоборствующих взглядов находятся под запретом... или подвергаются какой-либо дискриминации в возможности свободно обсуждаться и обосновываться, то соответственно наблюдается вмешательство, препятствующее эффективной общественной дискуссии» (7, с.561). Лишь на основании объективной информации могло сформироваться здоровое общественное мнение, а через него – хоть какое-то лицо новой власти. Но кому это было нужно?! Советский информационный тоталитаризм никуда не делся, в период перестройки и независимости он лишь поменял знак потенциала.
Именно СМИ, с подачи политиков, заставили народ блуждать в потёмках мифотворчества, не выходя на осмысление и исправление реальности. Именно СМИ, выполняя прямой или косвенный заказ капитализирующейся власти, украли у народа Украины шанс плавной трансформации социума, явной дезинформацией и тенденциозностью сообщений заставили нас стать молчаливыми, растерянными соглашателями очередного большевистского «до основанья, а затем...».
Но, как утверждает история, «затем» ничего хорошего не бывает. Затем чиновники от СМИ, как часть номенклатуры, занялись универсальной для всего постсоветского пространства номенклатурной приватизацией. Затем, с обнищанием народа и переполнением информационного рынка, СМИ начали разоряться и «пошли с молотка». Затем многие перестроечные и «ранненезависимые» СМИ перестали существовать, а остальные были скуплены более удачливыми участниками приватизации, сросшимися с властью и криминалом. А уж затем (то есть теперь) кончилась даже иллюзия свободы слова.
В период передела собственности и изменения экономических отношений в Украине СМИ выступали в роли мифологов и адвокатов преступного разгосударствления. За подобное спецобслуживание им позволяли мелкие шалости вроде самовольных разоблачений и заносчивого самопровозглашения «четвёртой властью». Но по мере завершения передела "прислугу" стали сокращать, проявлять нетерпимость к её безосновательным претензиям на контроль за властью, которая подобную «свободу слова» и породила. Ужесточился судебный, налоговый, криминальный произвол в отношение масс-медиа. Журналистов охватил настоящий ренессанс советской самоцензуры. Мол, наигрались в свободу, теперь бы покоя!
При дальнейшем развитии этой ситуации общество снова вернётся к советской двойственности, где пресса – это для идейных высказываний, а кухни – для реальных. За свою извращённую «свободу слова», замешанную на собственной корыстной приватизации, СМИ платили полной люмпенизацией народа, не понимая, что без наличия и немедленной реакции осознанного структурированного населения их последующие расследования окажутся невостребованными, а их свобода незащищенной. Отсюда вывод, что «четвёртая власть» была столь же недалёка и безграмотна в вопросах демократии, как и население. И то, что «кассетный скандал» на время приостановил давление на прессу, не может служить показателем реальной демократизации информационного пространства. Выдохнется скандал, и возобновятся репрессии. А полупридушенный кризисом народ будет по-прежнему равнодушен к закрытию газет и каналов, как это недавно случилось в России с телекомпанией НТВ. И именно это равнодушие есть прямой результат отечественной «свободы слова».
Находясь вместе с народом в зоне массового мифологического поражения, журналисты в первые годы независимости сплошь выдавали желаемое за действительное. Но, в отличие от народа, к ним стекалась более объективная информация о происходящем, и её утаивание и ретуширование – главные преступления СМИ, за которые они сейчас и расплачиваются, наивно поднимая «хвилі свободи».
Глава 16. Отречёмся от «третьего сектора»!
Второй фундаментальной надеждой украинской демократии и одним из немногих реальных завоеваний, доставшихся украинскому обществу в результате провозглашения демократии и независимости, явилась свобода собраний и самоорганизации населения.
За последние десять лет возникло бесчисленное множество общественных неправительственных организаций (НПО) огромного спектра направленности – от клубов любителей астрологии до НПО, осуществляющих поддержку социально незащищённых групп населения. НПО или «третий сектор» долгое время считался (многими теоретиками «третьего сектора», а также представителями грантодающих организаций считается и сейчас) главным источником реальной демократизации украинского общества, его самоорганизацией, реальным самоуправлением, взаимопомощью, одним словом – «кровь от крови, плоть от плоти народа». Лишь критическая масса социально активных и граждански компетентных людей, знающих, ценящих и умеющих отстаивать собственные права не позволит Украине вернуться к тоталитаризму.
Ни рыночные отношения, ни демократические лозунги гарантировать этого не в силах. Именно с целью гражданского ликбеза на «третий сектор», как на наиболее перспективную среду воспитания демократических навыков, было направлено пристальное внимание Запада и финансовые потоки всевозможных фондов и грантодающих организаций. Как показано в главе 14, инерция бюрократизированного советского сознания, сохранившаяся несамостоятельность и патерналистские ожидания общества, возрождение номенклатуры в новом, рыночном качестве, и новый эпидемический рост бюрократии привели к постепенному возрождению советской системы подчинения. С каждым днём всё меньше сфер общественной жизни остаётся вне прямого или косвенного контроля бюрократии. Она всё больше вмешивается в экономику, диктует «правильность» культуры, манипулирует сознанием населения. И эта номенклатурная реконкиста не могла обойти стороной, оставить вне поля своих интересов общественное движение, «третий сектор».
Общественные организации живут не только в «питательном бульоне» западных грантов. Они, как все грешные, а также безгрешные жители нашей Родины, находятся бок о бок с бюрократическими структурами, с коррупцией, теневой экономикой и другими социальными явлениями посттоталитарной Украины. И естественно, что процесс бюрократизации социума распространяется и на НПО.
Под бюрократизацией «третьего сектора» я понимаю не бюрократизацию в смысле Паркинсона, как результат безудержного развития системы. Некоторые специалисты «третьего сектора» считают, что бюрократизация деятельности НПО возможна при внедрении в систему осуществления государственной социальной политики более структурированных форм межсекторного взаимодействия, таких, как социальный заказ, фонды местного сообщества и т.д. Это приведет к образованию организаций, жестко ориентированных на программно-целевой подход, за которым может потеряться демократическая миссия НПО. Под «бюрократизацией» НПО я понимаю встраивание неправительственных организаций в систему чиновничьей иерархии. Попадание влиятельных социальных и территориальных организаций под контроль бюрократии, как региональной, так и государственной. Превращение их в проводников влияния власти на народ.
Директор Центра гражданского общества Лондонского университета экономики Х. Апхайер интерпретирует «третий сектор» как организационную инфраструктуру гражданского общества. Именно «третий сектор» в западных демократиях является зоной развития гражданского общества, путём реализации интересов самодеятельных граждан в рамках общественных организаций. Последние десятилетия в Европе наблюдается постоянный рост участия НПО в решении социальных проблем, в местном и государственном законотворчестве.
В ФРГ за 1990-95 гг. «третий сектор» вырос на 30% и занял более 5% граждан республики, а в Бельгии, Голландии и Ирландии эта цифра достигает 10%. Кроме того, треть жителей ФРГ старше 14 лет бесплатно уделяет часть своего времени работе в «третьем секторе» (18). И подобная тенденция характерна для всей Объединённой Европы. В результате, согласно социологическим опросам, граждане Франции верят НПО в 5 раз больше, чем власти, и в 9 раз больше, чем СМИ.
Подобный же приоритет доверия НПО относительно власти показывают опросы населения Великобритании, ФРГ, США, Австралии (19). Замечу, что все вышеперечисленные страны имеют прочные демократические традиции, где мораль власти и бизнеса достигает очень высокого уровня, и где практически единичны случаи коррупции и теневого накопления капитала. Тем не менее и там общественность не считает нужным полностью делегировать решение своих проблем и, следовательно, все рычаги социального контроля органам власти, власти достаточно порядочной и честной. Из этого я заключаю, что развитие гражданского общества зависит не от уровня доверия граждан к той или иной власти, а от естественной потребности граждан реализовывать свои гражданские права через реальное народовластие – контроль над институтом государственного управления и продвижение низовых гражданских инициатив.
Характерно, что одной из главных негативных черт «третьего сектора» ФРГ специалисты считают сильную зависимость НПО от государственного финансирования и близость к политическим партиям, что, по мнению Апхайера, «исключает части «третьего сектора» из гражданского общества и переводит их в квазигосударственный сектор» (18.)!
В Европе сила гражданского общества определяется, прежде всего, степенью независимости «третьего сектора» от государства, способствующей социальному и политическому обновлению системы. Там, где деятельность государства консервативна и не приводит к решению вновь возникающих проблем, общество в лице НПО находит новые решения и активно выносит их на политическое утверждение. Именно с этой точки зрения философы и политологи, начиная с Гегеля, характеризовали гражданское общество как общественно-политический институт, находящийся вне государства, оппозиционный ему во всём.
Для лидеров украинских НПО, видящих наращивание своих сил и общественного веса в тесном, переходящем в подчинение сотрудничестве с партиями и властью, такая позиция будет вряд ли понятна. Бюрократизация общественного сознания за годы Советской власти, когда социальный рейтинг и степень самоутверждения гражданина полностью зависели от его места в государственной иерархии, в большинстве случаев определяет поведение не только чиновников, но и общественников. Отсюда и стремление подороже продать своё влияние в той или иной социальной группе органу местного самоуправления, политической партии, кандидату в нардепы.
По моим наблюдениям, такой практикой чаще всего грешат лидеры ветеранских организаций, объединений инвалидов, малообеспеченных (многодетные семьи, одинокие матери и т.д.), молодёжных организаций. Для первых трёх категорий лидеров такая позиция даёт возможность обеспечения своей социальной группы бесплатными раздачами типа гуманитарной помощи, увеличение своего авторитета в группе посредством этих раздач, обретение престижного места во вневедомственной иерархии власти в качестве ценного поставщика электората. Для молодёжных лидеров такая «продажа влияния» – удачное начало взрослой жизни, подспорье в получении элитного образования и стремительной бюрократической карьеры. И, судя по результатам моего общения с подобными лидерами, их мало волнует создающаяся их же руками ситуация, когда путём мелких унизительных подачек власть покупает себе пролонгацию права быть такой, как она есть, как она описана выше.
Кроме того, всячески набиваясь и активно сотрудничая с бюрократией, лидеры НПО неизбежно становятся похожими на неё, перенимают её ценности, образ мышления и поведения. Такие «общественные лидеры» пополняют ряды описанной выше неономенклатуры, от власти кормящейся, власть поддерживающих, власть пропагандирующих.
Наряду с неономенклатурными СМИ, они обеспечивают бюрократии крепкий, безотказный PR, манипулируют сознанием своих общественных групп, изымая из населения легитимность нынешнего положения дел в Украине – коррупции, авторитаризма, советского ренессанса. Тем самым они способствуют фактическому истреблению робких ростков общественной самостоятельности и снова загоняют общественность в ленивое безволие патернализма, отказывают своим группам в надежде на независимость – независимость мышления, мировосприятия, самоопределения граждан, настоящую независимость демократии.
Справедливости ради надо отметить, что бюрократизация НПО не является украинским ноу-хау. И в развитых демократиях появляются «организации, выступающие под маркой неправительственных, но на самом деле они созданы именно правительствами для выполнения «спецзаданий». В данном случае их функция состоит в том, чтобы противодействовать подлинно общественным объединениям, вступать с ними в полемику... препятствовать принятию решений, неугодных властям» (19.). Но если на Западе подобная лжеобщественность действует маскируясь, то в Украине бюрократические НПО всячески бравируют связями с властью, чувствуют себя общественной элитой.
И самое тревожное то, что совершенно очевидная бюрократизация «третьего сектора» воспринимается не задействованными в этом процессе лидерами НПО совершенно естественно.
Во всяком случае, протест ущемлённых общественников против действий отдельных бюрократизированных НПО ни разу не превращался в неприятие самой тенденции бюрократизации. Создаётся впечатление, что «НПО-шники» по большому счёту и не понимают, что же, собственно, происходит, какая реальная угроза нависла над перспективой развития украинского гражданского общества. Или последнее в Украине уже никому не нужно?! В связи с этим тем более непонятен вопрос, как так случилось, что, несмотря на гигантские средства западных налогоплательщиков, потраченные демократическими институтами и фондами в Украине на развитие гражданского общества, результатом этого «развития» стало подчинение «третьего сектора» власти?
Как случилось, что, несмотря на десятки, если не сотни тысяч семинаров и тренингов, проведенных ими с лидерами НПО, главным результатом демократизации украинского общества стал фактический возврат к советской системе тотального подчинения, бюрократизация общественного движения, превращение большей части НПО в агентов бюрократического влияния?
Очень хорошо этот механизм можно рассмотреть на примере «социального партнерства». Термин «социальное партнерство» – новый для Украины. И до сих не только разные слои общества понимают его по-разному, но даже среди НПО нет однозначного понимания, что же это такое. Такому положению вещей способствуют и некоторые западные фонды в Украине, которые оказались в довольно сложной ситуации и своей неопределённостью лишь окончательно запутали наш «третий сектор». Да, практические тренинги по фандрайзингу, мониторингу, работе с волонтёрами и т.п. очень полезны и применимы. Но большинство предлагаемых фондами глобальных схем, стратегических концепций демократизации социума не адаптировано к украинской реальности и являются не учебными пособиями, а, скорее, историей западного гражданского общества.
Показателен в этом смысле пример с трёхсекторной моделью социума. В развитых демократиях, где собственность отделена от власти, а все три сектора – власть, бизнес и НПО – являются сильными, равноправными партнёрами, такая модель, возможно, отображает действительность, и разработки, построенные на её основе, приносят реальные результаты. Но при чём здесь Украина?!
Интересно отметить тот факт, что «социальное партнерство» в разработках теоретиков украинского общественного движения неразрывно связано с данной моделью, из которой, собственно говоря, и происходит определение всех НПО как организаций «третьего сектора».
В главе 13 я рассказал, каким образом появилась крупная частная собственность в Украине и как неразрывно она связана с властью. Условно подобную модель я назвал бизнес-бюрократической системой, где процветающее предпринимательство является либо привилегией чиновников, либо возможно лишь под возмездной защитой («крышей») власти. Исходя из этой реальности, ни о каком глобальном взаимодействии «власть-НПО» и «бизнес-НПО» в Украине речи быть не может, и тот, кто рассказывает о работе подобных схем в нашей стране, не только является рабом своих иллюзий, но и обманывает своих слушателей. Опять же, из-за той же неразделённости собственности и власти последняя принимает гипертрофированные масштабы и блокирует саму идею равноправного социального партнёрства. Как метко заметил Т. Гоббс, «равными являются те, кто в состоянии нанести друг другу одинаковый ущерб во взаимной борьбе» (20, с.303).
Я не призываю «третий сектор» меряться силами с властью, но совершенно очевидно, что выступают они в несопоставимых весовых категориях. Под партнерством я понимаю равноправное взаимодействие, при котором участники имеют возможность потребовать и добиться от партнера выполнения взаимных обязательств. Именно критерий равноправности сводит на нет все разговоры о социальном партнерстве в Украине в настоящее время.
Партнерство возможно и фактически осуществимо лишь в том случае, если обе стороны – НПО и государство – будут юридически и, главное, фактически самостоятельны в сферах своей полномочной деятельности. В противном случае, вместо социального партнерства мы получим порабощение государством не только НПО, но и общества в целом.
Социальное партнерство видится важнейшим критерием оценки значимости деятельности НПО для многочисленных грантодающих организаций. Вследствие этого многие НПО Украины объявили социальное партнерство стратегической целью своей деятельности. НПО выпускают сборники с примерами успешного социального партнерства в регионах. Но здесь налицо не социальное партнерство, а межличностное общение, которое достаточно легко перерастает в коррупционные связи.
Примеры качественного «социального партнерства» связаны, в основном, с той или иной грантовой программой. И здесь срабатывает принцип «кто платит, тот и заказывает музыку». Если платит НПО, реализующая грантовую программу, то она может выбирать песни в рамках представленного репертуара. Партнерствуй, на здоровье, за свои деньги, но власть не критикуй. Либо партнёрство, либо критика. Если же платит власть, то тут вообще никакого выбора в репертуаре быть не может.
Я могу привести несколько типичных примеров «социального партнерства»:
1. Предоставление местным или региональным исполкомом юридического адреса и места сбора вновь созданной НПО дело вроде бы доброе. В реальности же оно изначально уничтожает независимость общественной организации, держит НПО на «коротком поводке», пресекает возможность какой бы то ни было оппозиционности и критики власти.
2. Нередки случаи, когда чиновники местного самоуправления (МС) или облгосадминистрации создают свои НПО и получают на них гранты, предназначенные для неправительственных организаций. Насколько неправительственной можно назвать, например, общественное объединение «Совет гражданского взаимодействия», если его лидер работает в обладминистрации и является государственным чиновником? Как может развиваться общественная программа по предотвращению насилия, если ею руководит высокий милицейский чин? Мало того, эти средства зачастую отрабатывают госслужащие, подчинённые данных чиновников за ту же государственную зарплату.
Причём создание чиновником НПО эквивалентно по последствиям созданию чиновником коммерческой структуры. Она так же уничтожает конкуренцию в «третьем секторе», действует админресурсом и заражает бюрократизацией как рецептом успеха всё общественное движение.
3. Как я уже указывал, «социальное партнерство» западными донорами видится как некая панацея украинского общества. Поэтому для участия в многочисленных программах, направленных на развитие органов местного самоуправления, повышение роли НПО в решении региональных проблем и т.д., необходимы письма поддержки от местных органов власти.
При этом зачастую чиновник отдает этот важный для получения грантовых средств документ при условии участия в проекте НПО. Можно привести огромное число примеров, когда представители власти создают под себя общественные структуры для получения грантовых средств, политического влияния и создания площадки для отступления. Особенно в преддверии выборов.
Все вышеперечисленные факты приводят к тому, что власть в результате развития «социального партнерства» занимает общественные ниши НПО. Соответственно, чем большее поле в обществе захватывают растущие бюрократические структуры, тем больше сужается социальная территория гражданского общества. Но при этом эффективность работы государственных институтов не увеличивается. То есть, они захватывают новые пространства, не улучшая качество жизни граждан, а часто ухудшая его.
Сильная власть при отсутствии гражданского общества – это всегда социальная тишина и спокойствие, а также полное «социальное партнерство». Фактически мы наблюдаем в Украине «синдром советских профсоюзов», с подменой понятий и бюрократической агрессией в общественную сферу. До революции профсоюзное движение создавалось рабочими с целью отстаивания своих прав перед лицом капиталистов и государства. После революции профсоюзы потянулись к своей «рабочей власти», и та превратила их во властный орган надзора за самими рабочими. А это, в свою очередь, вылилось в постоянную дрессуру населения, советский фанатизм, безынициативность, неумение и нежелание отстаивать собственные права.
Я не считаю нужным делить НПО на «чистых» и «нечистых», это не входит в мои задачи. Хотя общественная люстрация была бы очень продуктивна для развития гражданского общества в Украине. Тем не менее, я нахожу необходимым разграничить в общественном восприятии лидеров НПО, ставящих перед собой задачу привнести элементы организованности и самостоятельности в наше атомизированное общество, и элементарных общественных карьеристов, которые используют социальные проблемы как волну, выносящую их к достатку и власти.
Вот некоторые черты бюрократизировавшегося представителя «третьего сектора», определенные эмпирическим путем:
1. Бюрократизирующиеся лидеры НПО всячески стремятся приумножить свою компетентность в технологиях «третьего сектора» и связях во власти, одновременно ограничивая в подобной компетентности членов своей организации. Для них это вполне обосновано. Своё влияние в определённых социальных группах они продают как, своего рода, интеллектуальный продукт, что-то вроде «проводника» как для доступа власти к общественным ресурсам, так и наоборот. Таким образом, компетентность для них является разновидностью бюрократического контроля.
2. Бюрократы «третьего сектора», как правило, жестко борются с конкурентами из среды НПО административными методами – через свои властные связи, путём оговоров конкурентов в западных грантодающих организациях и порочащие кампании в неономенклатурных СМИ. Для них монополия влияния на социальную группу – залог пожизненного достатка и непрерывности продаж.
3. В отличие от искренних общественников, только приветствующих разумную критику своей деятельности как источник социальной коррекции, общественную бюрократию четко отличают страх и недовольство критической информацией в адрес их НПО. Подобную критику они воспринимают исключительно как покушение на частную собственность и включают против обидчика всё тот же административный ресурс.
4. И наконец, в полемике с властью такие лидеры НПО априори не могут всерьёз отстаивать права какой-либо социальной группы, если их организации существуют на деньги бюджета или внебюджетного фонда этой власти. Подобно советским профсоюзам, такие НПО лишь камуфлируются под выразителей воли данной социальной группы, в реальности являясь проводниками влияния власти в среде этой группы. Работает хрестоматийное «кто платит, – тот заказывает музыку». Иначе за что им платят?
По моему мнению, поражение гражданского общества в Украине обусловлено следующими основными факторами:
1. Рыночный психоз;
2. Общественно-политическая безграмотность «третьего сектора»;
3. Политика грантодающих организаций;
4. Коррупция в «третьем секторе».
Рыночный психоз.
Рыночным психозом я склонен называть ту непрекращающуюся жажду наживы, что охватила украинское общество в период первичного накопления капитала. Наживы любой ценой, отбросив этические и моральные критерии общественной солидарности. Оборотной стороной этого процесса стал страх менее удачливой (или циничной) части населения перед тотальным обнищанием. Этот страх вынудил часть активных людей, не нашедших себе места в бизнесе, искать заработок, а то и прибыль в «третьем секторе», в грантах западных фондов. Первыми ринулись в эту сферу комсомольские работники и гуманитарии, всю жизнь занимавшиеся обслуживанием советской идеологической машины. И хотя они постоянно твердят демократические заклинания, реальные идеи строительства гражданского общества для них на 2-м, если не на 22-м месте! Эти общественники в реальности являются типичными бандеровскими «идейными борцами за денежные знаки». И, соответственно, таких лидеров НПО очень легко привлечь статусным положением и другими благами приобщения к власти.
Общественно-политическая безграмотность «третьего сектора».
Общественно-политическая безграмотность «третьего сектора» явствует из той роли, которую выполняют НПО на выборах, и из отношения «третьего сектора» к политике. Выборы для «третьего сектора» – это всё тот же торг между властью и лидерами НПО, где за избирательную поддержку того или иного кандидата лидеры получают место в бюрократической иерархии, финансовую помощь и лишь в некоторых случаях меняют свой ресурс влияния на реальные льготы или помощь своей общественной группе.
Я не приветствую подобный торг в принципе, но всё же считаю последний вариант обмена голосов группы на властную помощь всей группе хоть какой-то общественной деятельностью в отличие от циничного обогащения лидеров НПО за счёт своей группы, происходящего в большинстве случаев. Однако сама причина возникновения подобных торгов кроется в полной политической безграмотности членов группы, являющихся в подавляющем большинстве случаев некомпетентным, а потому безмолвным ресурсом лидера.
Массовая политическая некомпетентность не только общественных групп, но и самих лидеров и волонтёров «третьего сектора», не позволяет им увидеть реальную картину украинской действительности, противостоять бюрократическим манипуляциям массовым сознанием, осмыслить реальность и найти пути её исправления. Мало того, «третий сектор» всячески упорствует в этой безграмотности, демонстративно отмежёвывается от политики и является из-за этого самым дешевым субъектом политического торга. Как говорится, «если ты не занимаешься политикой, она занимается тобой».
Между тем, строить гражданское общество без политического осознания путей и конечных целей данного проекта наивно и нелепо. Это всё равно, что видеть лишь копку песка в строительстве канала через пустыню. Гражданское общество есть заказчик и ваятель правового государства. А какое строительство государства без политики?!
Политика грантодающих организаций.
Наконец, не последнюю роль в тупиковости развития украинского «третьего сектора» играет финансовая политика самих грантодающих организаций. Я говорю о неэффективном использовании огромных средств, которые направляются на развитие гражданского общества в Украине. Причём я не имею в виду только коррупцию. Неэффективность финансовой поддержки организаций «третьего сектора» вызвана, прежде всего, следующим:
Забюрократизированностью самих грантодающих организаций. Проектное мышление имеет также и свою отрицательную сторону. Уже сейчас создался клан «донорской номенклатуры». Человек, вошедший в обойму работников грантодающих организаций, переходит из фонда в фонд. Известно огромное число фактов, когда, вызвав финансовый скандал в одной из грантодающих организаций, руководитель, виновный в этом скандале, переходил без каких-то проблем в другой фонд. Вероятно, за одного битого двух небитых дают. Те НПО, у которых были конфликты с донорами, прекрасно знают о круговой поруке, существующей в этих структурах. Я знаю несколько примеров, когда жалоба на регионального представителя, направленная в киевский офис, спускалась в лучших советских традициях тому, на которого жаловались, с соответствующим печальным результатом для жалобщика. Кроме того, украинских клерков западных фондов трудно назвать представителями «третьего сектора» даже в западном понимании этого термина, и поэтому нельзя сказать, что для них ценности гражданского общества являются безусловными и превалируют над личными или корпоративными интересами.
Отсутствием критериев оценки эффективности реализуемых социальных программ. Качество той или иной грантовой программы определяется, скорее, по количественным признакам, числу проведенных мероприятий, изданных информационных материалов и т.д. Нет качественных критериев оценки, привязанных к уровню развития самой организации, ее роли в общественном развитии и воспитании гражданской компетентности. В результате практически невозможно определить, какой общественный эффект имела та или иная программа.
Я понимаю, что качественная оценка эффективности – достаточно дорогостоящее мероприятие, но создается впечатление, что реальная система оценки не нужна как НПО, подсевшим на иглу западных грантов, так и самим грантодающим организациям. Ясно, что отчитываться легче победными реляциями, чем реальными результатами.
Неприменимостью большинства теоретических положений, определяющих стратегии зарубежных грантодающих организаций в Украине, к местным условиям. Я уже говорил о вреде трехсекторной модели для осознания гражданами Украины роли НПО в общественном развитии. То же самое можно сказать и о понятии «социальное партнерство», реализация которого приводит скорее не к развитию «третьего сектора» как элемента гражданского общества, а к его зависимости от власти.
Двусмысленностью роли грантодающих организаций в построении украинского гражданского общества. Очевиден конфликт между современной теорией гражданского общества и взглядом украинской власти на социум. Как известно, современная теория гражданского общества рассматривает последнее (и «третий сектор» как его зародыш) в качестве критического общественного института, пресекающего попытки властного произвола и авторитаризма и, в конечном счёте, воспитывающего власть до состояния правового государства, то есть управленческого механизма соблюдения гражданских прав.
Другими словами, строительство гражданского общества подразумевает общественное наступление на контролирующие функции современной власти.
А теперь представьте реакцию нынешней украинской власти, если западные фонды начнут активно обучать «третий сектор» подобным действиям! Сколько времени эти фонды продержатся в Украине?! Отсюда и вытекает та недосказанность, незаконченность и нереальность преподаваемых механизмов, не выводящих лидеров НПО на осмысление путей и конечных целей строительства гражданского общества в Украине. С другой стороны, отсутствует «общественная идея», которая бы объединяла украинские НПО и общество во взаимоотношении с властью, что позволяет грантодающим организациям финансировать псевдоНПО, чья деятельность направлена не на укрепление институтов гражданского общества, а на придание легитимности деятельности власти.
Образовательные и тренинговые программы, проводимые за счет средств доноров, акцентируют внимание только на технологических аспектах. Этические ценности гражданского общества, мягко говоря, не находят ни применения, ни подтверждения в деятельности самих фондов.
Иерархия между организациями «третьего сектора» выстраивается и значимость организации оценивается в соответствии с объемом финансирования и тех возможностей, которые они в результате этого имеют. Однако получение средств, исходя из вышеперечисленных факторов, не зависит от компетентности, профессиональности организации и ее сотрудников, а зависит исключительно от «грантовой» традиции. Это как в институте: первый год ты работаешь на зачетку, потом зачетка работает на тебя.
То, чем гордился «третий сектор», – новыми технологиями, свободой определять свою деятельность и методы её реализации, – в результате непродуманной деятельности и системы приоритетов приводит сильные организации к необходимости учитывать не требования времени, а требования бюрократического аппарата грантодающей организации. Чиновник чиновника понимает лучше, чем чиновник общественника.
Совершенно очевидно, что для грантодающей организации легче работать с известным партнером или с той организацией, которая уже имела опыт управления грантами. С одной стороны, это обезопасит не только грантовые деньги, но и самих бюрократов из грантодающих организаций. С другой стороны, это создает условия для возникновения коррупционных механизмов между «специалистами» грантовой деятельности.
Понятно, что при таком положение дел, когда чиновники фондов получают зарплаты, не сравнимые со средними украинскими, плюс ещё «откаты», ни фонды, ни повязанные с ними коррупцией лидеры НПО не заинтересованы в противостоянии с местной или государственной бюрократией. Ведь ответным шагом власти может стать разоблачение их махинаций. Напротив, они лишь утверждают «третий сектор» во мнении, что идеалы гражданского общества как критика и воспитателя власти – лишь демократический ритуал, новая «упаковка» старой системы. Упаковка, ничем принципиально не отличающаяся от социалистических заклинаний времён СССР.
Коррупция в «третьем секторе».
Вот тут я и обращаюсь к популярной сегодня теме коррупции. О коррупции сказано уже много. Определен уровень коррумпированности украинского чиновничества в мировой иерархии. Сказано много слов о роли НПО в преодолении коррупции и т.д. Поэтому, продолжая обсуждать эту важную для развития украинского общества проблему, я попытаюсь проанализировать коррупцию в грантодающих организациях.
Предпосылок для коррупции множество. Как правило, иностранный представитель фонда в Украине всего один – предположим, некий директор. Реже – их несколько человек. Весь персонал центрального офиса набирается из местных, вся прелесть которых в хорошем владении английским языком. Как я уже отмечал выше, ценности гражданского общества у них не на первом месте. Этакие «белые воротнички» «третьего сектора».
Чем активнее фонд и чем больше у него региональных отделений, тем больше грантовых средств проходит через этот персонал. Следует также учесть, что некоторыми фондами гранты выдаются лидерам НПО наличными! А теперь, учитывая «экспроприационный» менталитет советской и постсоветской бюрократии, представьте, как долго чиновник, пусть даже от «третьего сектора», сможет быть честен с проходящими через него деньгами. Поэтому, с моей точки зрения, вопрос возникновения коррупции в грантодающих организациях Украины был лишь вопросом времени. И это время давно пришло.
Коррупционные механизмы я разделяю на несколько типов:
ЦЕНТР
Некое, чаще всего всеукраинское, НПО администрирует грантовые программы тех или иных международных доноров. При этом происходит распределение грантов через свои, «дружественные» региональные организации, руководители которых находятся в тесном взаимодействии, а иногда и зависимости от центрального офиса. Распределение грантовых средств таким образом дает не только возможность злоупотреблений, но позволяет администрирующей НПО подкормить своих региональных партнеров.
«Локальная схема». С фондом реально сотрудничает ограниченный круг НПО, вернее, общественных лидеров, делящихся с чиновниками украинского представительства грантовыми средствами по схеме «отката», – определённый процент от суммы гранта на руки «черным налом». Эти лидеры постоянно регистрируют на подставных лиц новые организации, создавая иллюзию широкого круга НПО, работающих в программах фонда. Посторонней, «непроверенной» организации получить деньги в таком фонде практически невозможно.
«Комбинированная схема». Лидер НПО, имеющий коррупционную связь с фондом, договаривается со «свежей» организацией. Его включают в написанный последней проект, и, за высокую зарплату в этом проекте, он договаривается с чиновником фонда о продвижении данной заявки на грант. Чиновник соответственно получает свой «откат».
Координатор программы из киевского офиса предлагает региональной организации написать проект по определенной теме, желательно с описанием методических разработок данной организации. После этого программа с данными методиками передается «партнерской» организации данного клерка.
РЕГИОН
Если у грантодающей организации нет цели создавать свою постоянную инфраструктуру на территории Украины и она, в свою очередь, просто отрабатывает собственную программу на средства, предоставленные, например, агентством международного развития той или иной страны, коррупционные механизмы по принципу «Центр» работают не в полном объеме. Возможны, конечно, те или иные договоренности украинского персонала центрального офиса с региональными организациями, но они не играют доминирующей роли. Здесь на арену выходят региональные представители, которые и являются основным звеном коррупционного механизма.
Региональный представитель фонда представляет грантовые программы для региональных НПО, например, по развитию молодежного движения. При этом в данном конкурсе участвует его организация. Во время презентации он предлагает НПО, желающим принять участие в конкурсе, показать ему проекты с целью консультации. Налицо конфликт интересов. В такой ситуации кража организацией регионального представителя наиболее интересных идей из проектов тех НПО, которые пришли за консультацией, повседневная реальность.
Региональный представитель принимает проекты от организаций, соответственно производя отсев и комментируя для Центра уровень организаций. Происходит постепенный отбор своих организаций и создание некоего «зонтика». К этой категории можно отнести и распространенный опыт «отката» региональному представителю за прошедший проект.
«Прикармливание». Лидер НПО, представляющей собой объединение социальной группы (инвалиды, пенсионеры, бездомные), преподносит региональному представителю проектов фонда постоянные подарки: от спиртного и сладостей до изделий льготного предприятия группы и гуманитарной помощи. За это координатор лоббирует проекты данной НПО в национальном офисе фонда.
«Эстафета коррупции». Организация, добивающаяся гранта, договаривается с другой НПО, давно участвующей в коррупционных сделках с фондом, и, на взаимовыгодных условиях, получает рекомендацию от последней для получения гранта за тот же «откат». Обычная такса – 10% от суммы гранта.
КОММЕРЦИЯ
Если в случае с ЦЕНТРОМ и РЕГИОНОМ деньги все-таки используются с некоторой пользой, то по схеме КОММЕРЦИЯ деньги сразу распределяются по карманам заинтересованных лиц. Грантовые программы направляются в организации для простого «отмыва».
Для этого подходят образовательные проекты, проекты с большим количеством печатной продукции и т.д. Мне известны случаи, когда конкурс объявлялся специально под конкретную организацию и проводился исключительно для придания легитимности простому переводу денег.
Все вышеприведенные причины поражения гражданского общества в Украине неизменно ведут к бюрократизации «третьего сектора». Общественные организации Украины с каждым годом всё больше скатываются в глубокую колею властных отношений со всеми их пороками: келейностью, коррупцией, пропагандистской войной, борьбой за финансы и сферы влияния, открытым административным диктатом.
«Третий сектор» буквально на глазах превращается в обособленный бюрократический институт со своими узко-клановыми проблемами, имеющими мало общего с реальными заботами общества.
Как тут не вспомнить «компрадорскую интеллигенцию», живущую на западные гранты и строящую свою жизнь и работу вокруг возможностей их получения! К сожалению, украинский «третий сектор» все больше напоминает компрадорскую интеллигенцию, зубрящую неадаптированные, незаконченные схемы своих доноров и ориентированную не на реальное строительство гражданского общества, а на хорошую отчётность по строительству. Он теряет доверие, идейную и духовную подпитку народа, становится чем-то неживым и застывшим, как власть. И общество начинает понимать, что «третий сектор» не только не стал, но и никогда не был его органической частью, его самоутверждением, альтернативой мёртвой букве закона. А раз так, население рано или поздно уйдёт из-под какой бы то ни было опеки и влияния НПО, найдёт новые пути самовыражения и станет относиться к «третьему сектору» как некогда к советским профсоюзам.
Глава 17. Извне.
Рыба умирает на суше не потому, что там нельзя жить, а потому, что она к этой жизни не приспособлена. Так случилось и с народом Украины в новых, капиталистических условиях. Население, напрочь отученное от самостоятельности и гражданской компетентности за годы советской власти и не имевшее возможности, да и осознанной потребности граждански образовываться в кризисе перестройки и независимости, физически не способно отстаивать свои права и влиять на собственную жизнь. Оно просто граждански не доросло до этого. Мало того, веянья крайнего индивидуализма, стремление к достатку любой ценой окончательно разобщили народ Украины, сделали из него атомизированную эгоистическую массу. Конечно, в сравнении с советским казарменным коллективизмом, индивидуализм – это путь к раскрытию людьми собственной личности.
Но в экономически разваленной стране достатка на всех не хватает. Поэтому резкая индивидуализация членов украинского социума превратила нашу страну в наглядный пример полуфашистской теории социал-дарвинизма, согласно которой в обществе, как и в природе, выживает сильнейший. А сильнейший в Украине – это бюрократия.
В главе 14 мы с вами увидели, как в Украине расцвела губительная для общества форма государственного произвола – анархо-бюрократизм – порочная система, при которой чиновники прикрываются интересами государства, используют для достижения своих целей репрессивный аппарат государства, но реально не пополняют государственную казну, а работают исключительно на собственный карман.
Кроме того, личные связи и обязательства, создавшиеся в процессе номенклатурной приватизации, очень свежи и малозаконны, а значит, являются ещё действенным компроматом – стабилизирующим фактором порочной системы. Это подобно круговой поруке криминальных структур типа “вход – рубль, выход – два”. Компромат на всех и каждого из новых “хозяев жизни” до сих пор может быть использован системой не для восстановления справедливости, но для имущественного передела в случае, если кто-то из бюрократов-дельцов вдруг попытается пойти навстречу населению, ущемив при этом интересы соседней бюрократии и создав опасный прецедент на всю страну.
Я ещё допускаю мысль о том, что, достигнув определённого уровня власти (= богатства), высшая бюрократия, чтобы сохранить свой режим, начинает поддерживать социальные реформы. Но последние входят в непримиримое противоречие со стремлениями их помощников и учеников, с чаяниями всех уровней “бюрократического цеха”, а следовательно, затираются в недрах системы. Какими бы светлыми не были идеалы реформ, инертная, приспособленческая масса низовых клерков, равнодушная к истинам и лозунгам, устраивает жизнь на местах исключительно в своих интересах. Все реформы буксуют внизу, а социальные теории размываются рутиной местечковых будней.
Подобное произошло, в частности, и с административной реформой. Президентский указ №810/98 “О мерах по внедрению Концепции административной реформы в Украине” открыл сезон аппаратного отсева. Из 87 центральных исполнительных органов в живых должны были остаться только 46. По указу №207/2000 расходы на бюрократию должны были сократиться на 40%. Казалось бы, Кучма объявил нешуточный газават своей прожорливой челяди.
Однако сокращаемые 19,5 тыс. чиновников центральных органов – это лишь капля в море сотен тысяч местных клерков. А специфика общения населения с властью такова, что давление столичного аппарата для него вещь достаточно виртуальная. Зато предельно реален и жесток прессинг местных чиновников. Промышленность стоит, а любого, кто пытается заняться собственным делом, гнетёт необходимость постоянно откупаться от всевозможных “наездов” районных, городских, областных вымогателей. Вот и буксует админреформа, не будучи заточена для проникновения до самого низового административного звена, до основного уровня общения народа и власти – в города и сёла Украины.
В странах развитой демократии наблюдателем за действиями чиновников и воспитателем власти является гражданское общество (ГО). Декларативно его субъекты существуют и в Украине. Согласно теории ГО ими являются местное самоуправление (МС), предпринимательские структуры, СМИ, политические партии и НПО, противостоящие, оппонирующие, дебатирующие с государством. Но это только согласно теории.
В реальности посттоталитарной Украины МС так и осталось низовой структурой государственной иерархии. На уровне региона или районного центра вовсе не существует никакой оппозиции МС представителю государства – облгосадминистрации. Некоторые крупные города, чаще всего областные центры пытались вести независимую политику, но были подавлены в период предвыборной кампании 1997-98 гг. или сразу после неё. Мало того, представительские органы МС фактически стали соглашательскими придатками своих исполкомов, их наводнило огромное количество местных чиновников и бизнесменов неономенклатуры, проникающих в Советы исключительно по договорённости с исполкомами.
На текущий момент в Украине исполкомы (местная бюрократия) полностью контролируют всю систему местного самоуправления, а сами, в свою очередь, довольно жестко, хотя и не явно подчинены государственной бюрократии посредством бюджетных потоков, облгосадминистрации и централизованной системы силовых ведомств. В результате – они осмеливаются спорить с Центром лишь по второстепенным вопросам.
Была одно время надежда на бизнес, как на носителей нового менталитета, предприимчивых людей, нетерпимых к чиновничьему произволу, способных обеспечить Украину товарами, а население – рабочими местами. Но в результате всё той же номенклатурной приватизации собственность получили в основном бывшие партократы и номенклатура. А из-за декларативности украинского законодательства и избирательности действия права самыми устойчивыми в предпринимательстве оказались бизнес-бюрократические структуры (ББС). Ввиду тесных имущественных связей ББС с чиновниками разных уровней рыночное законодательство является для них лишь орудием устранения конкурентов. Как мы увидели в главе 16, такая порочная практика проникла и в общественное движение, “третий сектор”, и стала источником обогащения за счёт грантодающих организаций, за счёт западных налогоплательщиков. И эта система даже не собирается изменяться.
Напротив, подобный тип отношений всячески закрепляется путём манипуляции массовым сознанием, очередной подмены свободного волеизъявления граждан пробюрократическим псевдообщественным мнением, подменой общественных организаций неономенклатурными НПО. Для подобной системы это вполне естественно.
Как отмечал социолог мирового уровня Ш. Эйзенштадт, “функционирование любого механизма общественного разделения труда сопровождается попытками различных участников монополизировать доступ к социальным позициям и ресурсам, стремлением установить соответствующие нормы, чтобы укрепить и сделатьпостоянным такое устройство” (Эйзенштадт с.59).
Конечно, на местах существует масса мелкого протестно настроенного бизнеса, который не является конкурентом ББС и не подвергается их давлению. Однакоон практически отдан “в кормление” местным клеркам. Малый бизнес постоянно создаёт профсоюзы, выступает с заявлениями, тем или иным образом противостоит давлению бюрократии. Но, в силу своего рода занятий, малый бизнес не может себе позволить продолжительного противостояния, бескомпромиссной защиты собственных прав.
Во-первых, даже при ослаблении официального налогового бремени неофициальные налоги в виде мзды бюрократии мгновенно восстанавливают прежнее давление.
А во-вторых, получив временное послабление либо вовсе во избежание банкротства малый бизнес, скрипя зубами, всё же принимает правила грабительской бюрократической игры. В итоге он повязывается этими правилами, обрастает коррумпированными связями, вынужденно становится частью этой порочной системы.
Ситуацию со СМИ я достаточно подробно описал в главе 15. Центральные СМИ поголовно принадлежат бизнес-бюрократическим структурам и не могут серьёзно критиковать режим, давший их хозяевам эту мощь, а в ситуации “нашла коса на камень” эту мощь полностью отобрать. Местные же СМИ полностью подавлены продолжением государства – органами МС и облгосадминистрациями. В прессе наблюдаются какие-то мелкие уколы, но они лишь придают легитимности существующему порядку, подобно советским СМИ имитируют “борьбу за чистоту рядов”.
Современные украинские партии вообще ни в каком контексте не могут рассматриваться в качестве оппонента государству. Фактически перед нами политизированные осколки бывшей украинской номенклатуры – компартийных, территориальных или производственных кланов, политические подразделения вновь возникших ББС, политизированные профсоюзы либо новые монстры государственнической идеологии (партии правого толка). Абсолютно все влиятельные партии, потенциально способные оппонировать государству, в государство это намертво вмонтированы и ведут борьбу не за реформы, а исключительно за бюрократические места в той же властной иерархии. Таким образом, последней надеждой гражданского общества в Украине, надеждой народа Украины на обуздание бюрократической стихии остаются НПО.
У прочитавшего предыдущую главу моей работы такая мысль может вызвать лишь улыбку сострадания. Кто "надежда"? Эти “комсомольцы”, активно набивающиеся в помощники бюрократии? Эти компрадоры, бездумно калькирующие идеальные западные схемы ради получения грантовых денег? Нет.
Я говорю о системе общественной самоорганизации, не в приличном доме будет сказано, “третьем секторе”, разрешенной законодательством потенции организованной общественной работы. В её рамках, при наличии целенаправленной объединяющей идеи, “проекта гражданское общество”, можно создать действительно эффективный орган обуздания бюрократической агрессии, перевоспитания власти. Я говорю об импульсе социального недовольства, который можно канализировать в соответствующие общественные институты и с их помощью добиться, наконец, реального народовластия и независимости для народа Украины. Крах всех реформ и логика продолжающегося системного кризиса в Украине убеждают меня в том, что система не способна себя объективно оценить, осознать свои ошибки и переделать себя изнутри.
Её необходимо реформировать ИЗВНЕ! А ввиду вышесказанного реально вне системы остаётся лишь одна, но чрезвычайно многочисленная группа украинского населения – социально незащищённые. Фактически они давно живут отдельно от власти и соприкасаются с режимом лишь в двух точках: при налогообложении и на выборах. Но именно они, с моей точки зрения, являются последней надеждой Украины.
Вышеозначенная группа населения обладает одним очень серьёзным механизмом влияния на ситуацию в стране – они ГРАЖДАНЕ Украины! К ним апеллирует наша лукавая демократия, проводя псевдореферендумы и избирая правителей. Под их лояльность написаны чисто декларативные законы Украины. Законы, которые никто не собирается выполнять. Их именем прикрываются бюрократизированные НПО и коррумпированные клерки грантодающих организаций, “выдаивая” из западных доноров астрономические суммы.
Но, с другой стороны, наше законодательство (кроме налогового и экономического кодекса) напичкано идеальными конструкциями, позволяющими людям не идти против закона, а лишь поднимать знамя “дружинников от Конституции”. И выходит, что невыполнение идеального украинского законодательства зависит не столько от злонамеренности бюрократии, сколько от эгоистической разобщённости членов территориальных общин, отсутствия необходимых общественных институтов и гражданской компетентности социальных низов. А это можно и нужно исправить!
Глава 18. На подступах к ГО.
Перед тем как начать разработку механизмов исправления создавшейся ситуации в духе гражданского общества, на мой взгляд, необходимо определиться с тем, что же такое это самое ГО, с которым все носятся как с “писаной торбой”, которое заговорили и затёрли не хуже “социализма” с “капитализмом”, и которое, тем не менее, является эффективным механизмом западного общества, хранилищем истинной демократии? Что это, Царство Божие на земле?! Разумеется, нет! Не вдаваясь во все подробности теории и практики ГО на Западе, я всё же хотел бы осветить некоторые аспекты этой огромной темы. Аспекты, с нашей точки зрения, особо актуальные для этой страны, аспекты, из которых я и вывожу своё видение решения одной гигантской проблемы под названием Украина.
Со времён советской социальной мифологии наш народ продолжает исповедовать идеалистическое восприятие власти, продолжает поиск идеальной власти – сказочной машины по решению общественных проблем. Эта инерция советского воспитания активно эксплуатируется в современной Украине как самой бюрократией, так и всеми без исключения партиями. Обществу навязывается мнение, что, несмотря на все провалы режима и девальвацию власти в глазах социума, необходимо продолжать упрямые поиски “хорошей власти” и лишь через “розбудову держави” народ Украины может обрести свободу и благосостояние.
Современные украинские политические концепции все как одна навязывают граждански неграмотному обществу национальное спасение как старое советское единение с государством или, в крайнем случае, единение через государство. При этом функция самого народа сводится лишь к голосованию за того, “кого нужно”.
Например, вот как видит один из институтов “независимого” гражданского общества глава Комитета информационной политики И. Драч: “Мы должны создать условия, чтобы было именно государственное, государственническое телевидение, которое постепенно переходило бы в общественное” (21.)! Представляете себе эту манипуляцию информационным пространством, а через него – массовым сознанием! К чему это нас приведёт? К новой вариации на тему “партия и народ едины”?!
С моей точки зрения, такой подход, мягко говоря, не совсем честен и порядочен в отношении того же народа. Проведенный мною в первой книге этой работы обзор нынешнего состояния государства говорит о том, что бесконтрольная власть ещё очень нескоро сможет самоочиститься и выработать какие-либо моральные обязательства по отношению к социуму. А ведь главной причиной страданий украинского общества стало то, что “реформаторы” спешили сменить экономические, а не этические, моральные ценности и приоритеты.
В результате полным блефом оказалась “всенародная приватизация”, экономика криминализировалась, а наворовавшаяся власть потеряла последние якоря порядочности. Другими словами, к разрухе в стране и обнищанию народа привело игнорирование социальной этики и морали.
Между тем, последнее веяние ГО на Западе – новый повышенный интерес к этике – результат неотложной потребности восстановления моральной и культурной составляющих общества, разрушенных индустриальной цивилизацией. И в этом контексте одной из главных задач современного ГО становится этическая перестройка отношения общества к показателям полезности действий государства, этическое измерение государственных решений. По словам директора Ганноверского института философии П. Козловски, “новый процесс создания этически- и культурно-ориентированного общества являет собой переход от индустриального общества модерна к культурному обществу постмодерна” (5.).
Навязанный нам образ государства-благодетеля допускает ради великой конечной цели “временные трудности” типа ухудшения жизни при переходе к рынку или культурного принуждения русскоязычного населения Украины ради исторической справедливости и памяти предков.
В противовес такому, тоталитарному по своей сути подходу, этический принцип ГО ориентирован на нравственную оценку каждого отдельного шага власти. Ведь никакими приоритетами “народного блага” невозможно оправдать ограбление и вымирание широких слоёв населения в результате обретения мнимой независимости и перехода к рынку. А сказки о временности переживаемых трудностей ради очередного “светлого будущего” привели к появлению целого поколения граждан Украины, натасканных на эгоистические методы достижения ложного успеха, на полное отсутствие морали, солидарности, взаимопомощи – всего того, что является основой цивилизованного общества.
Наконец, с точки зрения гражданской этики, награбленный капитал в принципе не может стать “добрым хозяином”, а авторитарный бюрократ – народным благодетелем.
В связи с этим я считаю первоочередной задачей украинского социума постановку вопроса об обществе и государстве. И вместо постановки вопроса “Какое государство должны предлагать обществу политики?”, я считаю жизненно необходимым переход к вопросу “Каким должно сделать украинское общество своё государство?”.
Государство из “проекта для общества” должно превратиться в “общественный проект”. Именно такая первоначальная постановка вопроса и может привести к истинной демократии. И любому патриотическому или националистическому сознанию, делающему общество придатком государственной машины, мы предпочитаем сознание гражданское, как осознание собственной роли и значимости в строительстве собственной жизни, которая совсем не сводится к хождению на заранее сфальсифицированные выборы.
Итак, классическое гражданское общество не терпит субординации и иерархического подчинения. Его элементы находятся лишь в координационном взаимодействии, укрепляющем солидарность и взаимопомощь социальных групп и общественных институтов, возвращающем в социум чувство долга перед ближним. Индикатором становления ГО является уровень социальной ответственности его субъектов. Поэтому тот же безответственный лидер украинской неономенклатурной НПО принципиально не может строить гражданское общество. Лишь осознание ответственности и приоритет моральных ценностей способны сдерживать отдельных граждан и группы интересов в общественно приемлемых социальных рамках.
Именно моральные нормы, выработанные обществом и прижившиеся в нём, способны привести к соблюдению разумных законодательных норм. Без морали законы превращаются в средство расправы с попавшимися нарушителями или того хуже – в средство наживы чиновников в виде откупа от закона. Кроме того, ГО в посттоталитарных странах – это не “Тимур и его команда” и не “Последний бойскаут”, это единение граждан, осознавших опасность номенклатурной реставрации, опасность, грозящую им со стороны государства, граждан, объединившихся для взаимопомощи и перевоспитания власти. Более удачное, чем украинское, строительство ГО в станах Восточной Европы дало их общественности эффективные механизмы сопротивления бюрократической агрессии, навыки демократизации общества снизу и перевоспитания посттоталитарной власти в эффективный управленческий механизм, руководствующийся в своих действиях реальными потребностями граждан.
Такая постановка вопроса созвучна и с мнением лидеров Объединённой Европы. По словам канцлера Германии Г. Шредера, “мы создаем обществу возможности для самостоятельного регулирования своих интересов и при этом требуем отдачи от каждой отдельной личности, что полностью согласуется со словами Гете о том, что лучшее правительство – это то, «которое учит нас править самими собой»” (22.).
ГО по определению является совокупностью независимых от государства межличностных и межгрупповых отношений, осуществляемых через разветвлённую инфраструктуру общественных институтов. Оно объединяется единой системой ценностей и ориентаций, обязательных для всех членов ГО. Кристаллизуются эти ценности в процессе постоянной дискуссии внутри общества, без участия государства. И уже после выработки и принятия за основу всеми общественными институтами эта ценностно-ориентационная система навязывается государству как единственно возможное условие его функционирования.
Таким образом, именно независимое от государства ГО является социальным пространством общественного взаимодействия, в результате которого вырабатываются этические и поведенческие нормы, обязательные для исполнения государством как управленческой структурой социума. И лишь при отсутствии независимой общественности создаётся ситуация, когда каждый гражданин вынужден строить свою социальную жизнь в соответствии с прямым или косвенным диктатом государства, то есть бюрократии.
Именно это и происходит в современной Украине. Именно это и нужно исправить. А посему первостепенная задача становления гражданского общества в нашей стране – создание органического стабилизирующего противовеса безответственной мощи государства. В отсутствие такого противовеса любой режим неизбежно вырождается в авторитарно-коррупционную систему. А такая система есть поражение надежды граждан Украины на цивилизованную европейскую жизнь.
Ведь в отсутствие общественного института ГО в Украине наш социум физически не сможет сформировать правового государства, а следовательно, никогда не станет классической европейской демократией. По этой причине страдают и будут страдать не только граждане Украины, но и само государство, которое никогда не пустят в Объединённую Европу. Какая из европейских демократий захочет интегрироваться с властью, так обращающейся с собственным народом? Если она ведёт себя так со своими, что ожидать от неё в отношении чужих?!
Поэтому приоритетным для нас является создание в Украине тех институтов ГО, которые добиваются большей эффективности и рациональности работы властных механизмов, а также отстаивающих и активно продвигающих интересы самого общества.
Глава 19. Рождение ОНС.
В процессе поиска инструментов строительства гражданского общества в Украине меня заинтересовал опыт Общественных наблюдательных советов (ОНС). Подобные Советы являются достаточно распространенным органом общественного контроля на Западе, в последнее время они начали возникать и в России. Однако основное направление их использования там – это контроль за СМИ, в первую очередь за телевидением. Общественное регулирование телерадиокомпаний (ТРК) осуществляется, кроме государственных, и независимыми органами. Особо показательны в этом смысле германские ARD и ZDF, а также британская BBC, относящиеся к компаниям общественного вещания.
Представители политических партий, общественных и религиозных организаций входят в надзорные органы ZDF и ARD, а также в Нацсовет по вещанию BBC (23.). Их регулированию в основном подлежит содержание программ, то есть вопрос манипуляции массовым сознанием. Надзор производится за соблюдением принципов объективности информации, моральных стандартов. Особенно актуальна для нас деятельность общественных наблюдательных органов в период предвыборных кампаний с целью обеспечения плюрализма мнений.
Забегая вперёд, отметим, что эти функции могут быть применимы и в Украине, в рамках территориальных ОНС, отслеживающих чистоту общения органов МС с территориальной общиной посредством муниципальных ТРК, газет горсовета и т.д. Кроме того, здесь нельзя не остановиться и на отрицательном опыте ОНС по контролю за СМИ, превратно адаптированному нашим посттоталитарным менталитетом. Мы говорим об ОНС российской ВГТРК.
Продолжая гордо именоваться Общественным наблюдательным советом, эта организация из 35 членов насчитывает 28 (!) высших чиновников и депутатов и лишь 7 представителей от общественных организаций. Из этого расклада становится совершенно ясно, чьи интересы он будет отстаивать. Явно не общественные.
Функции общественного контроля за работой судебной власти в России пытаются брать на себя правозащитные НПО. В частности, “Комитет за гражданские права” ведёт постоянный мониторинг деятельности судов на территории г. Москвы и Московской области. Сотрудники Комитета посещают ежемесячно 30-40 судебных процессов и доводят до сведения широкой общественности случаи многочисленных нарушений– от издевательств над подсудимыми до карательного подхода к независимым судьям (24.). Комитетом создана Служба судебного мониторинга. Но, кроме обнародования данных о нарушениях, единственной контрмерой Комитета на правовой нигилизм российских судов смогло стать лишь издание “Памятки для участников судебных процессов” и разработка предложений по улучшению работы судов.
Работа эта, безусловно, необходима. Но, учитывая игнорирование общественного мнения во всех без исключения странах СНГ, – это даже не комариный укус для безответственной власти. Общественному контролю необходимы более существенные механизмы воздействия на ситуацию. Но такие механизмы носят сугубо политический характер.
Непосредственного “тезку” предлагаемого мною Совета учредил в 1997 г. горсовет Челябинска – ОНС по правам детей. Однако, несмотря на определение, согласно которому этот ОНС “является общественным институтом защиты прав ребёнка”, в реальной ситуации России он не может считаться элементом зарождающегося гражданского общества. Хотя в РФ местное самоуправление имеет относительно большую независимость, чем в Украине, оно так же жестко регулируется государством. Такой ОНС никак не вписывается в категорию общественных наблюдателей.
Тем не менее, авторы “Положения об ОНС” вряд ли осознают это, совмещая в “общих положениях”, с одной стороны, место данного ОНС как совещательного органа при органах местного самоуправления, а с другой – принцип независимости как основу его деятельности. О какой независимости такого Совета может идти речь, если данный Совет учреждён Комиссией по социальной защите Челябинской гордумы, которая совместно с горисполкомом проводит выборы членов ОНС! Перед нами типичный “квазигосударственный сектор” по терминологии Апхайера, типичное наступление власти на общественную сферу, не занятую органами самоорганизации населения. И декларируемая “Положением об ОНС” основная цель этого Совета – “наблюдение за исполнением законодательства по защите прав детства” – для специалиста ГО так и останется декларацией по той простой причине, что власть в принципе не может эффективно наблюдать за властью. Это один и тот же цех, в любом случае находящий “общий язык” и не способный на серьёзную конфронтацию ради соблюдения общественных интересов.
Мало того, с моей точки зрения, подобные структуры девальвируют саму идею общественного контроля, внушая обывателю аксиому принципиальной неспособности общественности контролировать хоть что-то в своей стране и отрицательное отношение к самому институту ОНС, как к продолжению власти, ещё одной структуре надзора за обществом, а не наоборот.
Правда, здесь остаётся открытым вопрос о самой защите прав детей. Если общественность не формирует своих органов для решения данного вопроса, эту общественную нишу занимает горсовет, декларируемый как корпус представителей территориальной общины, то есть та же общественность. По моему мнению, приоритетом депутатского корпуса, как истинных народных представителей, должна быть пропаганда самоорганизации и помощь в её осуществлении, а не учреждение псевдообщественных структур.
Очень близка к моему видению ОНС концепция Общественных наблюдательных советов, которую предлагала предвыборная программа партии “Демократический выбор России”. Она предполагала создание ОНС “с широкими полномочиями по наблюдению и контролю за ходом голосования и подсчетом голосов” (25.). Однако реальные механизмы создания и представительства в этих Советах программа не раскрывала.
Частично о деятельности подобных избирательных ОНС можно узнать из сайта кандидата в депутаты Российской Государственной Думы В. Груздева (26.). В частности, заслуживает внимания “Договор доверия” между вышеозначенным кандидатом и ОНС 203-го Черемушкинского избирательного округа г. Москвы. Правда, и в нём не обошлось без торжественных “пионерских” обязательств.
Однако, согласно этому договору, ОНС может в любое время потребовать отчёта от своего нардепа и транслировать ему проблемы избирателей. Мало того, договор содержит жесткие санкции, согласно которым в случае трёхкратного вынесения недоверия Груздеву со стороны ОНС этот депутат добровольно слагает свои полномочия. За неимением прочих данных о деятельности избирательных ОНС в России, я не мог выяснить, насколько серьёзные функции по очищению представительской власти и общественному контролю за депутатами берёт на себя российский ОНС.
В то же время поиски оптимальной формы и содержания Общественных наблюдательных советов велись и в Одессе. После местных выборов 1998 г. идеей комплексной корректировки системы извне болели лидеры всех оппозиционных партийных организаций Одесской области.
Осознание невозможности улучшения режима изнутри пришло к ним в результате жесткого неправового разгрома, которому подверглась со стороны системы избранная власть Одесской территориальной общины. Победа в 70 тыс. голосов действующего мэра Э. Гурвица была опротестована Кировоградским областным судом, а на повторные выборы его просто не пустили.
Кроме того, ввиду сопротивления горсовета, летом 1998 г. в Одессе было введено прямое президентское правление. А оторванных от общины и неответственных перед ней депутатов горсовета заставили завизировать правомочность подобных действий. В результате все оппозиционные партийные лидеры сошлись во мнении, что будь депутатский корпус контролируем и поддерживаем территориальной общиной, его бы не заставили перечеркнуть народное волеизъявление.
Обсуждение идеи общественного контроля продолжилось летом 1999 – весной 2000 гг. в рамках межпартийных комиссий при управлении внутренней политики Одесской облгосадминистрации. В преддверии президентских выборов осени 1999 г. команда губернатора учла уроки муниципальной избирательной кампании-98, когда политические организации области раскололись на два противоборствующих лагеря: Межпартийный клуб и Конфедерацию политических партий.
Облгосадминистрация пригласила в комиссии партии обоих лагерей и, изъявляя желание контакта с общественностью, позволила партийным лидерам продуцировать свои идеи по реорганизации жизни в области.
В итоге в рамках комиссии “Проблемы взаимоотношений граждан и административных структур”, возглавляемой мною, в то время председателем правления областной организации Социал-демократической партии Украины, появился следующий документ:
ПРЕЗИДЕНТУ УКРАИНЫ,
ВЕРХОВНОЙ РАДЕ УКРАИНЫ.
ОБРАЩЕНИЕ
Подписание Президентом трёх указов по реорганизации центральных органов исполнительной власти явилось началом революционной по своему характеру административной реформы. Мы всячески приветствуем подобные действия, служащие уменьшению чиновничьего засилья в Украине, борьбе с коррупцией и “прозрачности” власти. Однако, несмотря на всю смелость реформы, мы считаем её полумерой, недостаточно глубинным подходом к изменению взаимоотношений между обществом и властью. Даже если Президент подпишет проект Указа о реорганизации облгосадминистраций, нетронутым реформой останется главный уровень общения народа с властью – уровень местных исполкомов и силовых структур на местах.
Нет, мы не призываем Президента вмешиваться в работу органов местного самоуправления. Мы предлагаем свою помощь в повышении “прозрачности” местной власти, контроля за исполнительными структурами на местах, реального народовластия.
Ни для кого не секрет, что местные Советы практически не выполняют своей основной функции – быть “рупором” общины, крайне редко отражают волю своих избирателей и зачастую становятся соглашательским придатком соответствующих исполкомов. Действия же силовых структур на местах вообще недоступны общественной коррекции и конструктивной критике со стороны территориальной общины.
Мы предлагаем Президенту и Верховной Раде свою помощь в административном реформировании, реформировании снизу, которое, по нашему мнению, может осуществляться посредством Местных Трёхсторонних Наблюдательных Советов (МТНС). Эта идея впервые была нами высказана в обращении к Вам за №2 от 05.11.99 г. и встретила понимание и заинтересованность со стороны Главы Администрации Президента г-на Литвина (ответ от 26.11.99 г.).
Основываясь на возникшем взаимопонимании, мы хотим предложить на рассмотрение Президента и Верховной Рады проект Положения о МТНС.
В заключение хотим отметить, что видим реальные результаты работы подобных Советов только в связи с законодательным обеспечением, как дополнение к Закону Украины “О местном самоуправлении в Украине”. Мы отдаём себе отчёт в том, что мера эта временная, но вынужденная тем критическим положением, которое сложилось во взаимоотношениях народа и самой близкой к нему местной власти, по которой он судит о власти вообще.
Подписано полным составом комиссии – членами 9 партий 19.12.99 г.
Далее шел проект Положения о Местном трехстороннем наблюдательном совете, с которым вы можете ознакомиться в Приложении.
К сожалению, межпартийные комиссии при облгосадминистрации создавались как доказательство единения администрации с общественностью, которое было необходимо в период проведения президентской предвыборной кампании. Ко времени появления на свет этой разработки выборы Президента уже прошли, и инициатива комиссии затерялась в коридорах власти. Затем не стало и самой комиссии, а я пришел к выводу, что контроль над местной властью со стороны региональных партийных организаций и профсоюзов вряд ли может быть эффективным. Независимые профсоюзы малого бизнеса разделяют судьбу самого малого бизнеса, о которой мы говорили в главе 17. Они вынуждены встраиваться в систему, чтобы не обанкротились их члены. Производственные же профсоюзы фактически мало изменились с тех времен, когда они были “школой коммунизма”, то есть остались проводником требований государства в среду рабочих, а не наоборот, как когда-то подразумевала сама идея профсоюзного движения.
Особый вопрос о партиях.
Во-первых, региональные парторганизации, какими бы правдоискателями они ни были, не являются организациями автономными. В случае серьёзного противостояния с органами местного самоуправления чиновники МС всегда могут выйти на руководящие органы партии в Киеве и, договорившись, найти управу на “контролёров”.
Во-вторых, лидеры региональных организаций всех более-менее весомых, особенно парламентских, партий исключительно дорожат своими связями с местной властью, так как видят себя потенциальными чиновниками. Для этого они долгие годы нарабатывали свой политический капитал и связи. И серьёзно рисковать ими в затяжной позиционной игре без прогнозируемого результата никто из них не будет. Лидеры же мелких партий не только не воспринимаются местной властью всерьёз, но, напротив, стремятся, в первую очередь, быть замеченными.
Несмотря на определённую свежесть подхода и восприятия демократизации органов местного самоуправления в рамках МТНС, в таком раскладе их работа с большой вероятностью могла бы свестись к административному торгу за бюрократические должности или частные привилегии.
Община же в такой ситуации выступала бы не реальным потребителем плодов деятельности МТНС, а волонтёрской массовкой местной борьбы за власть. Как подсказывает многолетний опыт моего общения с властью и партиями, внутренние побуждения их участия в политических играх почти всегда личные или корпоративные. А все апелляции к интересам общины звучат лишь в период предвыборных кампаний. Причём политический спектр фигурантов принципиальной роли не играет.
Таким образом, шумный и малоэффективный способ партийной демократии, равно как бесшумный, но столь же неэффективный способ представительской демократии, подавленной всесильными исполкомами, себя серьёзно дискредитировали и, с моей точки зрения, не могут более рассматриваться населением как разумные варианты выхода из общественно-политического кризиса. Я же считаю, что власть для общества должна быть не культовым, а инвестиционным объектом, в той или иной мере выгодным для вложения народных средств. И если институты власти невыгодны, убыточны для народа, он имеет полное право ликвидировать их или, по меньшей мере, экспериментировать в поисках форм реального народовластия.
Поэтому в результате изучения мирового опыта демократизации социума и участия в логико-методологической дискуссии в среде одесских НПО я пришел к следующему логическому построению:
1. Демократия – значит народовластие, то есть реальный контроль граждан за деятельностью своего управленческого института (государства) и продвижение низовых гражданских инициатив, являющихся формой народного наказа этим структурам. Таким образом, условием народовластия (гражданского общества) в Украине является формирование двух новых общественных институтов: контроля над властью и продвижения низовых инициатив.
2. Гражданское общество в посттоталитарных странах Восточной Европы, кроме всего прочего, ориентировано и на функции контроля и наблюдения за властью. Поэтому и в посттоталитарной Украине наиболее удачной и применимой формой общественного контроля может стать Общественный наблюдательный совет (ОНС).
Я определяю ОНС как структуру прямого общественного контроля, образуемую путём самоорганизации территориальной группы в узлах наибольшего влияния граждан на власть. Основная функция ОНС – путём наблюдения за прозрачностью, правовым обеспечением и объективностью работы властных структур на местах (органы МС и облгосадминистрации) и общественно-политических механизмов (выборы, референдумы, другие формы волеизъявления) способствовать очищению и подотчётности власти.
3. Наиболее успешной формой продвижения частных инициатив на Западе является лоббирование. В контексте нашей задачи приоритетной лоббистской структурой для современной Украины я считаю общественное лобби – лобби НПО. Под лобби НПО понимаем лоббистскую структуру представителей общественной группы (коалицию НПО), продвигающую интересы исключительно своей группы, самоорганизацией которой эти НПО созданы.
4. Возобновление строительства ГО в Украине через работу тандема “ОНС – лобби НПО” должно происходить в 2 этапа:
4.1. Противостояние авторитарным, недемократическим явлениям во власти, её очищение путем надзора за прозрачностью властных механизмов, повышения гражданской компетентности населения и отбора во власть социально ориентированного, этически настроенного депутатского корпуса. На этом этапе основная нагрузка ложится на ОНС.
4.2. Увеличение роли органов самоорганизации населения в системе местного и регионального управления, увеличение доли низовых гражданских инициатив в местном законотворчестве и совокупности властных решений. На этом этапе на первый план демократизации выходит лобби НПО, а ОНС играет вспомогательную роль “откупорки” властных каналов.
Глава 20. Естественный отбор.
Полная неэффективность контроля за властью со стороны правозащитных НПО и совещательных ОНС при местных Советах, рассмотренная мной в предыдущей главе, убедила меня в их декоративности. Реальный контроль за властью могут осуществлять лишь те объединения граждан, от действий которых формирование этой власти может непосредственно зависеть.
Создавай хоть тысячи разнообразных социальных, правозащитных, экологических наблюдательных советов, – власть к ним будет прислушиваться настолько, насколько захочет поиграть в популизм. Другое дело – выборы! В этом случае принципиальное массовое наблюдение граждан за избирательным процессом способно дать в руки украинского общества серьёзный рычаг очищения и перевоспитания власти. Так родилась идея территориальных (избирательных) ОНС.
В местных Советах последнего созыва наблюдается минимальное количество настоящих общественных деятелей, реально знающих и непреклонно отстаивающих злободневные проблемы общины. Советы переполнены крупными предпринимателями, директорами государственных предприятий и учреждений, а также невероятным числом местных чиновников. В посттоталитарной Украине с её административным произволом подобные депутаты (даже при наличии у них желания) объективно не могут отстаивать права и продвигать реальные интересы общины.
Все эти категории депутатов, в случае надобности, легко принуждаемы к принятию необходимых исполнительной власти решений через влияние на бизнес или служебное начальство депутата. Таким образом, местные Советы в их современном составе физически не способны отстаивать интересы общины и превратились в соглашательские придатки исполкомов. В свою очередь, такая косвенная подчинённость является главной причиной прогрессирующей кулуарности местной исполнительной власти, её непрозрачности и неподотчётности общине.
Кроме того, отсутствие необходимого уровня сорганизованности и самосознания общины избавляет избранного депутата, от какого либо контроля со стороны избирателей. Наряду с этим, сложность процедуры отзыва нерадивого депутата и его соглашательские связи в системе исполнительной власти делают его практически ненаказуемым. Это приводит к тому, что, будучи избран на 4 года, депутат немедленно отрывается от своих избирателей.
Наконец, не зная изнутри реальных проблем своих избирателей и не имея необходимости ими проникаться, даже добросовестный депутат из вышеозначенных категорий не способен решать их проблемы. В лучшем случае будут решаться не реальные проблемы, а их видение глазами преуспевающих предпринимателей и чиновников, не побывавших в народной шкуре.
Поэтому в решении проблемы возвращения прозрачности и ответственности власти ключевым, с моей точки зрения, является наличие механизмов общественного контроля, спроса с органов власти, конкретных чиновников и депутатов за возможный ущерб, причинённый их бездействием или намеренными злоупотреблениями.
А главным залогом возникновения подобных механизмов может стать лишь социальная активность и организованность населения. Только силами самих граждан, их органов самоорганизации, возможно принудить власть к выполнению обязательств, взятых ею в процессе предвыборной кампании.
Таким образом, при внедрении территориального (избирательного) ОНС решаются две задачи: создание эффективного контрольного механизма и повышение социальной активности, гражданской компетентности населения. Цель территориального ОНС заключается в создании механизма политической ответственности народных представителей – депутатского корпуса общины, при том, что под политической ответственностью я подразумеваю набор общественных мер, обеспечивающих приведение всего комплекса действий представительской власти общины в соответствие с избирательным договором между депутатами и избирателями.
Рассмотрим создание простейшего низового ОНС на территории городского избирательного участка. В среднем участок обслуживает 2,5-3 тыс. избирателей.
Создание и функционирование такого ОНС я предполагаю в виде работы схемы 1.
Схема 1. Территориальный ОНС
Как вытекает из схемы, деятельность территориального (избирательного) ОНС подразделяется на два периода:
Подготовительный период.
1. Инициативная группа.
Из числа избирателей участка путём самоорганизации создается инициативная группа по созданию ОНС. Через объявления во всех домах, находящихся на территории избирательного участка, группа оповещает избирателей о своей инициативе и назначает дату проведения учредительного собрания. За помощью в предоставлении помещения для гражданских слушаний и общего собрания группа может обратиться к своему депутату горсовета. Инициативная группа пишет проект устава и программы действий (перспективный план развития) ОНС.
2. Учредительное собрание.
На учредительное собрание территориального ОНС приглашаются все избиратели, зарегистрированные на участке. Избиратели, не явившиеся на собрание, автоматически делегируют право выбора всем пришедшим. В состав территориального (избирательного) ОНС автоматически записываются все избиратели участка, кроме лиц, письменно отказавшихся от участия в его работе. Количество членов правления, их штатное расписание и обязанности не регламентированы. Это зависит от социальной активности избирателей участка. Срок полномочий правления ОНС совпадает со сроком полномочий депутатов, им контролируемых, и равен 4 годам. В случае создания ОНС в межвыборный период, срок полномочий правления заканчивается к концу следующего депутатского срока. Избиратели участка (они же члены ОНС) могут инициировать досрочные перевыборы правления ОНС. Для инициации перевыборов необходимо собрать 50% + 1 подпись избирателей участка, независимо от того, являются ли они членами данного ОНС или отказались от работы в нём. Вся документация и отчётность ОНС должна быть постоянно доступна для его членов, как и для избирателей участка, отказавшихся от участия в его работе. ОНС регистрируется как общественная организация.
Действенный период.
Программа действий ОНС с самого начала должна быть обращена в двух направлениях: на просветительско-агитационную деятельность среди избирателей своего участка (гражданские слушания) и на наблюдение за органами МС (мониторинг власти).
3. Гражданские слушания.
Для повышения социальной активности избирателей необходимо учреждение постоянно действующих гражданских слушаний. Цель слушаний – повышение гражданской компетентности населения, постоянное информирование членов ОНС (= избирателей участка) о деятельности их депутата и исполнительных органов, отчёты правления. По прогнозируемым результатам слушания подразделяются на две ступени:
3.1. Первая ступень.
Залогом легитимности ОНС, активного участия в его деятельности избирателей участка и эффективной работы механизма общественного контроля является проведение постоянных гражданских слушаний. Обязанность организовывать и вести слушания ложится на правление ОНС. Эти слушания решают тактические и стратегические задачи. К тактическим задачам (гражданские слушания первой ступени) относятся разъяснение избирателям целей ОНС, легитимизация данного Совета в глазах избирателей и превращение их в активистов общественного контроля. Гражданские слушания на этом этапе призваны превратить разрозненных, малознакомых пассивных обывателей в общественность, группу людей, объединённых единой проблемой, жизненно заинтересованных в её решении и осознавших невозможность личного уклонения от решения данной проблемы.
Одним словом, в результате агитационно-разъяснительной работы правления ОНС избиратели должны осознать необходимость неотложного коллективного решения проблемы представительской власти общины. Причём, с моей точки зрения, главным объектом агитации должны стать наиболее ущемлённые слои избирателей: пенсионеры, малоимущие, студенты. Именно для них должна быть наиболее очевидна необходимость создания ОНС, в отличие от более устроенной и, соответственно, сросшейся с этой системой части избирателей.
Гражданские слушания должны канализировать чувство неудовлетворённости ущемлённых избирателей, чувство беспокойства и тревоги за собственноебудущее в поиски выхода из создавшейся ситуации. Таким образом, создаётся локальная группа, по терминологии Г. Блуммера “специфическое социальное движение”, у членов которого “возникают более определённые представления о причинах своего состояния и о том, что должно быть сделано на пути к социальному изменению” (7, с.570). В результате проведенной правлением работы среди членов ОНС должна зародиться живая дискуссия, постоянно подогревающая их интерес к Совету и желание участвовать в его работе. Если организаторы ОНС в достаточной мере не достигнут этой цели, под вопросом окажется не только эффективность работы Совета, но и его легитимность в глазах избирателей участка, а значит, сама реальность общественного контроля.
В результате успешного приобщения избирателей к идеям и целям Совета и начала эффективной дискуссии неизбежно начнёт формироваться корпоративный дух ОНС – духовное единство, единство прав и обязанностей его членов, что позволит выработать живые, оперативные подходы к добыче информации и контролю над деятельностью конкретных депутатов и властных структур.
Решения, рождённые демократичным групповым диспутом, будут охотнее выполняться его участниками, чем инструкции, спущенные правлением. На этом этапе роль правления должна сводиться к определению рамок и направления дискуссии. Таким образом, будет создан живой, эффективный социальный организм, чутко реагирующий на защитные контрмеры местной власти и коллективными усилиями преодолевающий это сопротивление. А в результате гражданских слушаний первой ступени, развития дискуссии и первой практической деятельности должно начаться формирование новых этических норм и правил поведения среди членов Совета.
4. Мониторинг власти.
Мониторинг деятельности горсовета (в первую очередь – депутата от данного участка), районного и городского исполкомов, деятельности структур облгосадминистрации на территории города, а также силовых структур на местах должен вестись постоянно: до, во время и после выборов. Но если в межвыборный период акцент необходимо делать на текущей работе депутатских комиссий, хозяйственной деятельности исполкомов и правозащитной деятельности силовых структур, то в период предвыборной кампании на первый план выходит невмешательство структур власти в процесс свободного волеизъявления избирателей. Мониторинг власти позволит членам ОНС понять все её ошибки, недоработки и злоупотребления, исправление которых станет составляющей “Наказа избирателей”. Мониторинг власти может осуществляться как путём изучения опубликованных отчётов МС, так и посредством официальных запросов и приглашения на гражданские слушания местных чиновников и депутатов.
5. Мониторинг общественных потребностей.
Главную роль в составлении “Наказа избирателей” будет играть изучение общественного мнения, потребностей и предложений избирателей данного участка. Мониторинг проводится ежемесячно в течение всего межвыборного периода, чтобы к началу предвыборной кампании ОНС имел возможность обобщить и вычленить наиболее острые и второстепенные проблемы, разделить их по сферам компетенции властей. Потребности и предложения избирателей ОНС использует двояко. Наиболее неотложные и злободневные проблемы он официально отсылает в соответствующие инстанции и предлагает в качестве направления деятельности ныне действующему депутату, избиравшемуся на данном участке. Наиболее важные и глобальные потребности и предложения ОНС заносит в “Наказ избирателей”.
6. Надзор за чистотой предвыборной кампании.
Надзор за чистотой предвыборной кампании – важнейший залог свободного волеизъявления избирателей. Между тем, для предвыборных кампаний в Украине характерно практически полное отсутствие контроля избирателей за ходом “ярмарки кандидатов”, происходящей на их участке. Налицо парадоксальная ситуация, когда кандидаты “обхаживают” избирателей, забрасывают весь участок агитационной продукцией, активно манипулируют массовым сознанием, а чистоту предвыборной кампании в лучшем случае отслеживают совершенно посторонние для данных избирателей партии и “гражданские” объединения. Обычно же всё это брошено на самотёк. Реального контроля за соблюдением рамок избирательного фонда кандидата, распространения агитационной продукции в установленных местах, сроков агитации никто не ведёт. Жалкие потуги контроля со стороны местного избиркома не решают проблемы.
Положение дел с чистотой избирательной кампании призван исправить ОНС участка, ведущий постоянное наблюдение за нормами агитации, опрашивающий избирателей участков и доносящий информацию о нарушениях до избиркома. В таком случае кандидаты действительно будут поставлены в равные условия. А в случае отсутствия реакции местного избиркома на выявленные нарушения ОНС будет рекомендовать своим членам (= избирателям участка) не голосовать за нарушителя.
7. Наказ избирателей.
Избирательная кампания в Украине строится таким образом, что кандидаты предлагают населению своё видение решения их проблем, и избиратели должны выбирать наиболее приглянувшиеся им обещания. Но чаще всего кандидаты являются выходцами из другой социальной среды, а то и другого места жительства, и мало понимают реальные нужды избирателей данной территории. Мало того, среди самих избирателей данного участка не ведётся никакого диалога о сути проблем, приоритетности их решения, реальности их выполнения. Таким образом, избиратели играют пассивную роль выбора одного из полумифических сюжетов своего благоустройства.
Мониторинг власти, с одной стороны, и мониторинг общественных потребностей – с другой, позволят ОНС осознать ошибки, недоработки, злоупотребления органов МС и основные потребности избирателей, которые лягут в основу “Наказа избирателей” данного участка.
Таким образом, “Наказ избирателей” будет представлять собой объективное, сформированное общественное мнение о главных задачах избираемой власти, видение избирателями образа своих избранников и направления их работы. Другими словами, “Наказ избирателей” позволит избирателям занять активную позицию в формировании местной власти и направлении её деятельности. Он публикуется перед началом предвыборной кампании с тем, чтобы кандидаты смогли привести свои обещания в соответствие с реальными потребностями избирателей.
8. Договор доверия.
“Наказ избирателей”, в свою очередь, станет основой заключения общественного договора между населением и его выборным органом. За основу мной взят “Договор доверия” ОНС 203-го округа г. Москвы. Любой из кандидатов в депутаты, баллотирующихся по данному участку, может на основании требований Наказа заключить с ОНС договор. Согласно этому Договору будущий депутат обязуется в первую очередь лоббировать интересы своих избирателей, в установленном ОНС порядке отчитываться перед членами Совета о проделанной работе и, в случае тройного подряд выражения ему недоверия со стороны ОНС, добровольно сложить свои полномочия. В свою очередь ОНС берёт на себя обязательства рекомендовать своим членам и прочим избирателям участка отдать голоса за данного кандидата. ОНС также обязуется поддерживать своего депутата во всех его инициативах, согласованных с Советом.
Зачастую даже депутат городского совета (в зависимости от количественного состава Совета) избирается от 2-3 участков, а количество участков в округе, избирающем депутата Верховной Рады, – на порядок больше. В этом случае мы предполагаем совместное заседание правлений всех участковых ОНС округа с целью выработки совместного Наказа и Договора, на основе обобщения и компромисса между требованиями членов всех его ОНС. Таким образом, в случае необходимости, разветвленная сеть участковых ОНС может создавать временные избирательные коалиции: участок – округ горсовета – округ облсовета – мажоритарный округ ВР – территориальный округ по выборам местного головы.
9. Рекомендации ОНС избирателям.
Предполагаются двоякие рекомендации ОНС избирателям своего участка. С одной стороны, ОНС будет рекомендовать избирателям голосовать исключительно за кандидата, подписавшего “Договор доверия” (если на это согласился один кандидат), либо выбирать между несколькими кандидатами, подписавшими аналогичные договоры. И напротив, ОНС будет рекомендовать воздержаться от голосования за кандидатов, систематически нарушавших правила предвыборной агитации, превысивших расходы избирательного фонда и т.д. При правильно поставленной, “прозрачной” работе ОНС и постоянно действующих гражданских слушаниях прогнозируется такая сплочённость избирателей участка в рядах ОНС, что его рекомендации (фактически самоопределение избирателей) будут решающими в выборе депутата. И только сознательно избранный депутат, осознающий свой долг и зависимость от избирателей, может стать нормальным проводником гражданских инициатив и защитником прав жителей данного округа.
10. Надзор за чистотой выборов.
Решающую роль в современных выборах депутатов зачастую играет не волеизъявление граждан, а подсчёт голосов. Из-за разобщённости избирателей, коррупции и авторитаризма власти отмечены случаи, когда кандидаты напрямую договаривались о своём “избрании” с чиновниками МС. А так как местный избирком обычно является карманной структурой текущего состава горисполкома, то зачисление угодного кандидата депутатом происходит почти автоматически.
Ещё проще эта схема работает, если кандидат, нарушая принцип разделения властей, является чиновником местного исполкома.
Кроме того, в процессе выборов и подсчёта голосов партии и группы поддержки кандидатов в депутаты следят лишь друг за другом, чтобы какая-то из данных групп интересов не оказала влияния на участковую комиссию. Их интересует в первую очередь свой кандидат и в последнюю – интересы избирателей на данном участке. Наконец, группа интересов, не проведшая своего кандидата, тут же забывает об электорате данного участка, как не оправдавшем их надежд. Таким образом, помощников избирателям в обуздании депутата, выигравшего выборы, среди партий искать бесполезно.
Для исправления этой ситуации возможны два варианта действий:
10.1. Все члены участковой комиссии набираются исключительно из числа членов избирательного ОНС данной территории. В этом случае влияние коррумпированных чиновников и карманного избиркома будут сведены к минимуму. Комиссия сама будет добросовестно регистрировать волеизъявление своих коллег по ОНС.
10.2. Участковая комиссия набирается избиркомом, но наблюдатели от территориального ОНС находятся на участке, во избежание вброса следят за процессом голосования, за подсчётом голосов и сопровождают мешки с бюллетенями вплоть до сдачи их избиркому. Кроме того, наблюдатели от ОНС получают на руки заверенную председателем участковой комиссии копию протокола подсчёта голосов. В этом случае попытки фальсификации будут тоже крайне ограничены.
11. Мониторинг власти.
После выборов, с началом работы местного Совета нового созыва, ОНС начинает вторую часть мониторинга власти с целью выявления соответствия действий избранных депутатов Наказу и Договору доверия. Фактически вновь избранный депутат должен стать реальным, жестко контролируемым представительским механизмом избирателей участка как для решения проблем его избирателей путём вынесения этих проблем на сессии местного Совета (адекватно их значимости), так и для искоренения бюрократического ущерба гражданам путём депутатских запросов вышестоящим чиновникам.
При необходимости решения проблем более глобальных территорий участковые ОНС могут объединять свои усилия и, соответственно, своих депутатов по схеме, отработанной на выборах: участок – городской округ – областной округ – мажоритарный округ ВР – территориальный округ по выборам местного головы. Подобное объединение ОНС может быть коалицией, ассоциацией или общим координационным центром совещательного характера. Но если граждане реально захотят продвигать свои общественные интересы через существующую в Украине систему представительской демократии, они не могут не объединить свои силы в рамках территориальной общины. Только сорганизованный нажим на весь местный Совет сможет привести к реальному самоуправлению общины вместо существующей сейчас иллюзии.
В случае же невыполнения данных обещаний (согласно Договору доверия) либо при систематическом нарушении Договора, ОНС (коалиция ОНС) берёт на себя сбор подписей с целью начала процедуры отзыва местного депутата. При слаженной работе всей сети участковых ОНС территориальной общины такому же отзыву могут быть подвергнуты и депутаты ВР, и местный голова. После отзыва начинаются досрочные выборы, и схема работы ОНС повторяется сначала. По нашему мнению, когда избирательные ОНС покажут себя целеустремлёнными, слаженными механизмами и хотя бы несколько раз доведут дело до отзыва нерадивых депутатов, процесс естественного отбора во власть социально ориентированного, этически настроенного депутатского корпуса резко усилится. А через него избиратели общины (= члены ОНС) смогут очистить и местную исполнительную власть.
12. Мониторинг текущих запросов избирателей.
Параллельно с мониторингом власти ОНС будет собирать и помогать оформить пакет новых жалоб и пожеланий избирателей. Эти обращения будут транслироваться депутатам, соответствующим структурам исполкома, местным силовым структурам. ОНС от имени граждан будет следить за прохождением обращений, вести деловую переписку, докладывать своим членам о достигнутых результатах.
3. Гражданские слушания (продолжение).
3.2. Вторая ступень.
С повсеместным возникновением подобных структур общественного контроля можно будет говорить о начале всеукраинского движения ОНС. И тогда на первый план гражданских слушаний (второй ступени) выйдет выработка единой этики, системы ценностей и поведения отдельных Советов и членов движения, необходимые ему как цементирующее начало, не позволяющие ему распасться на враждующие группировки. Отдельные ОНС, как и прочие структуры “третьего сектора”, да и будущего гражданского общества, могут исповедовать разные политические взгляды, сотрудничать с разными партиями. И только единая этическая система движения ОНС сможет снять или сгладить социальные и политические противоречия, вытекающие из их взглядов, не даст Советам использовать механизмы своего влияния в меркантильных или политических целях.
Создание новой этики и возрождение общественной морали в рамках гражданских слушаний ОНС фактически станет первым шагом к ГО в Украине, системой воспитания этического сознания как граждан, так и представительской власти, ими контролируемой.
ОНС как механизм коллективного общественного контроля потенциально способен восстановить сперва общественное единство и этические нормы общества, а затем и диктовать от имени общества эти нормы государству в качестве непременного условия управления обществом, главного критерия целесообразности политических решений. Таким образом, гражданские слушания второй ступени должны превратиться в систему выработки новых моральных ценностей, ориентиров и образа поведения социума, вытекающих из этического сознания и, соответственно, новой системы требований, предъявляемых к власти. И, в свою очередь, новая этика будет питать и возбуждать в членах движения сопротивление реставрации тоталитарных отношений в любой их форме, позволит распознавать их под любыми лозунгами и личинами.
Между тем, в некоторых крупных городах при внедрении территориальных ОНС может встать вопрос об их взаимоотношениях с уже существующими территориальными органами самоорганизации. Например, в Одессе решением горсовета учреждены территориальные органы самоорганизации населения (органы СОН). Против их утверждения выступали ещё межпартийные комиссии (глава 19), указывая “квазигосударственный” характер этой “самоорганизации”. Принятое Одесским горсоветом “Положение об органах СОН” явилось ничем иным, как утверждением удобных местной бюрократии жестких рамок, подчиняющих процесс территориальной самоорганизации населения горсовету и городскому голове. Ведь согласно Положению, органы СОН привязаны к Закону о местном самоуправлении и, вследствие этого, создаются и ликвидируются по решению горсовета. Кроме того, Положение запрещает создание других органов территориальной самоорганизации на территории, где уже действует горсоветовский СОН. Таким образом, полностью зависимые от местного депутатского корпуса (который, в свою очередь, зависим от городского головы), эти карманные структуры, “клоны” местного режима полностью парализуют территориальную организацию какой либо оппозиции правящей команде и пытаются обеспечить себе послушный “рупор” в среду избирателей. Чем вам не советские профсоюзы?! Живая иллюстрация афоризма Гойя “Сон разума рождает чудовищ”!
И ответ на эту бюрократическую агрессию в общественную сферу может быть только один – регистрация независимых территориальных ОНС по Закону “Об объединениях граждан” как общественных организаций. А кто из них, СОН или ОНС, сможет лучше “достучаться” до избирателей – зависит от мастерства независимой общественности.
Вероятно, некоторые из читающих последнюю главу, в которой я напрямую призываю НПО стать наблюдателями за властью, поспешат обвинить меня в том, что моя концепция излишне политизирует общественную жизнь, заставляет НПО влезать в несвойственные им политические дебри. Решительно заявляю, что подобные обвинения могут выдвигаться лишь теми, кто материально заинтересован в отсутствии гражданской компетентности населения, в политической ограниченности народа и возможности манипуляции общественным сознанием. Хочу напомнить подобным обвинителям, что в эталонной демократии – греческом полисе – гражданами считались лишь те, кто участвовал в работе суда, принятии отчетов должностных лиц и народном собрании, то есть в политической жизни своей общины.
Глава 21. Создание лобби НПО.
Несмотря на то, что я в предыдущих главах так решительно и настойчиво продвигал идею общественного контроля над местной властью, контроль для меня не самоценен. Он является лишь второстепенной составляющей истинной демократизации украинского общества, обретения реальной независимости народом Украины. Надо отдавать себе отчёт в том, что власть крайне консервативна и в основном сберегла традицию советского отношения к своим гражданам.
Общественный контроль способен лишь пресечь злоупотребления властью, но не может заставить депутата и, тем более, чиновника реально проникнуться заботами простых людей, проявлять инициативу в поиске новых решений народных проблем. Поэтому внедрять реальное народовластие и постоянно инициировать решение общественных проблем способны лишь те, кого эти проблемы непосредственно касаются. Так родилось в Украине большинство НПО, так, согласно моей концепции, они с помощью общественного лобби должны дать новый толчок развитию гражданского общества в нашей стране. В эффективность другого пути я не верю. С моей точки зрения, общественная система государства зависит от того, насколько не-элита является самостоятельной, активной и граждански компетентной для решения собственных задач.
В инструментарии западных демократий наиболее активные формы продвижения и защиты интересов проявляются в демократическом институте лоббизма, мало изученном и практически не используемом в Украине. Вернее, под маркой лоббизма у нас фигурирует всё, что угодно, только не его классическая, проверенная демократией модель. Но как раз именно эта модель по ряду специфических черт современного украинского режима и нужд “третьего сектора” может быть нами с успехом использована. По формулировке Ю. Зущика, лоббизм является социальной формой реализации групповых интересов и эффективно ограничивает возможности коррупции со стороны государственного аппарата, так как “становится просто невыгодным прибегать к подкупу, когда существует легальная возможность продвинуть интересы”. Но главная демократическая ценность лоббизма для современной Украины в том, что он “позволяет расширить информационную и организационную базу принятия решений и обратить внимание на проблемы, которые могли бы остаться вне поля зрения государственного аппарата” (27, с. 15).
Институт лоббизма начал формироваться в 30-х гг. XIX века в США. Представители многочисленных экономически заинтересованных групп, не имевших своих депутатов в законодательных органах, дежурили в кулуарах залов заседаний всех уровней с целью поймать нужного депутата и переманить его на свою сторону. На западе лоббизм является важным элементом демократии, согласования интересов, инструментом обратной связи между государством и группами интересов социума. Субъектами лоббизма в США являются все корпорации, союзы предпринимателей, профессиональные ассоциации, общественные организации. Они содержат подразделения, которые насчитывают несколько десятков и даже сотен сотрудников, специализируются на продвижении интересов. Также группы интересов активно пользуются услугами и наемных лоббистов – юридических и пропагандистских фирм. Однако в силу того, что у нас под лоббизмом понимают любое продвижение интересов, я очерчу признаки классического западного лоббизма:
1. Лоббизм – это влияние, связанное исключительно с принятием властных решений. Решения частных лиц и организаций под этот термин не подходят.
2. Механика лоббирования подразумевает наличие посредника между заинтересованной группой и государственными лицами. Гражданин, влияющий на чиновника по собственной воле, не является лоббистом.
3. Всякое лоббирование связано с установлением контакта для передачи сообщения. В широком смысле лоббизм – это установка контактов и передача сообщений от групп граждан органам власти.
4. Наконец, главный признак. Лоббисты – это люди вне власти. Если депутат или чиновник помогает заинтересованной группе, – он на возмездной основе (взятка или финансовая поддержка на выборах) продвигает интересы данной группы. Лоббист же – это специалист, хорошо знающий определённый сектор экономики (реже – социальной сферы), способный убедить чиновника или депутата продвигать эти интересы. Степень распространения лоббизма в той или иной стране Запада зависит в основном от количества партий в данном государстве. Так, в европейских странах существует много парламентских партий, следовательно – много заинтересованных групп имеют своих представителей во власти.
Европейские партии являются непосредственными политическими организациями групп интересов и продвигают во власти их волю. Там меньше необходим институт лоббизма. Напротив, в США, где парламентских партий две, существует много лоббистов, посредников групп интересов, не имеющих своих представителей во власти. Там каналы прямого доступа к власти перегружены, и влияние осуществляется в кулуарах. Так как общественное движение Украины реально не имеет своих представителей во власти, я буду рассматривать именно американский опыт лоббирования.
Однако, используя американский опыт, необходимо учитывать, что лоббированием там занимаются преимущественно экономические группы интересов. В отличие от Украины, федеральная, мягко иерархическая система, при наличии мощного института гражданского общества и реальной свободы слова, достаточно полно реализует интересы общественных групп, что исключают необходимость тотальных лоббистских кампаний со стороны общественности. У нас же, напротив, из-за сращивания власти и бизнеса эта практика со стороны граждански компетентных и социально активных общественных групп интересов (не путать с партиями) может стать чуть ли не единственным способом построения реального гражданского общества и увеличения гражданской компетентности всего населения.
Составляющими и инструментарием оптимальной экономической лоббистской структуры, наиболее характерной для Америки, являются:
1. Группа интересов (синдикат предпринимателей или предприятий).
2. Аналитический центр, подготавливающий и отслеживающий программу действий по продвижению интереса.
3. Общественная организация, превращающая узкий коммерческий интерес в общественную проблему, требующую немедленного разрешения.
4. Касса для финансирования поддержания и использования связей, оплату рекламы, НПО поддержки и аналитического центра.
5. Связи в СМИ для создания соответствующего общественного мнения.
6. Связи, создающие возможность вынесения проблемы группы на рассмотрение конкретного властного органа.
Формулировка интересов и эффективное решение проблем общественных групп в Украине также требует мощной структуры, способной добиваться успеха в нашем неправовом, коррумпированном государстве. Эту роль может сыграть общественное лобби (лобби НПО) – коалиция НПО, создающаяся для продвижения низовых общественных инициатив по решению проблем населения. И в связи со спецификой украинского социума структура лобби НПО будет иметь некоторые особенности, отличающие её от лоббистской структуры бизнеса.
Схема 2. Общественная лоббистская структура
1. Определение проблемы.
В процессе решения задач, поставленных перед собой каждой из НПО данной территориальной общины, связи этих организаций неизбежно структурируются по интересам (объектам приложения сил). Другими словами, молодёжные организации, как НПО одной возрастной группы, найдут больше точек соприкосновения между собой, чем, скажем, студенческая и пенсионерская организации. В процессе взаимодействия координируется работа этих организаций, определяются общность приоритетов и подходов к решению проблем общей для них территориальной, возрастной или социальной группы населения общины. Эта общность приоритетов и подходов и является фундаментом создания коалиции НПО.
2. Коалиция НПО.
Именно коалиция, как форма плотного взаимодействия НПО, становится основой создания общественной лоббистской структуры. Наиболее эффективным создателем общественного лобби я вижу именно коалицию по нескольким причинам. Во-первых, коалиция НПО создаётся для большей концентрации сил и средств, в целях продвижения интересов данной группы населения. Во-вторых, коалиция создаётся для обретения максимальной легитимности лобби НПО в глазах данной группы населения через представительство в этой коалиции большего числа лидеров НПО, зарекомендовавших себя проводниками интересов этой общественной группы. А это, в свою очередь, не даёт противникам общественного лобби оспорить его полномочия как выразителя мнения данной группы населения.
3. Совет коалиции.
Состав Совета коалиции формируется из представителей НПО, входящих в коалицию. Скорей всего, опыт и профессионализм работы выдвинут на роль представителей лидеров этих НПО. Во-первых, лидеры уже обладают достаточной легитимностью в глазах своих организаций и всей общественной группы. Во-вторых, лидеры профессиональных НПО, так или иначе, были вынуждены заниматься лоббированием интересов своих организаций и имеют опыт подобных операций.
Функции Совета коалиции заключаются в следующем:
3.1. Общественные слушания.
Слушания проводятся среди членов НПО данной коалиции, как наиболее активных представителей своей общественной группы. Слушания выполняют цементирующую задачу, подобно гражданским слушаниям избирательных ОНС, занимаются повышением социальной активности и гражданской компетентности членов коалиции, их постоянным информированием о ходе лоббистской кампании.
3.2. Стратегический план.
На основе анализа собранной информации Совет коалиции разрабатывает стратегический план лоббистской кампании. Стратегический план определяет не только общую стратегическую схему кампании, включая фундаментальные принципы, общие стратегии и направления деятельности, но и промежуточные этапы, необходимые для изменения уже существующей ситуации и достижения поставленных задач.
Стратегическое планирование эффективно ровно настолько, насколько эффективны ключевые мероприятия по внедрению стратегии. Такие мероприятия служат опорными точками для проведения всей лоббистской кампании, продвигая вперед следующие этапы, осуществление которых может изменить ситуацию. Совет коалиции должен понимать важность этих ключевых мероприятий и концентрировать ресурсы (финансовые, материально-техническое обеспечение, политическую и союзническую поддержку) для их успешного осуществления. Наличие результатов грамотно проведенного ситуационного анализа и анализ мероприятий, предшествующий лоббистской кампании, гарантируют эффективное написание стратегического плана.
3.3. Бюджет кампании.
В обязанности Совета коалиции входит поиск средств, принятие бюджета лоббистской кампании и контроль за использованием бюджетных денег всеми подразделениями лоббистской структуры. Поиск средств подразумевает определение взносов каждого из членов коалиции в бюджет кампании и переговоры с донорами – экономическими или политическими структурами, заинтересованными в результатах деятельности общественного лобби. Бюджет кампании состоит из средств, затрачиваемых на деятельность лоббистской группы, групп поддержки (НПО коалиции, НПО-союзники), кампании в СМИ и т.д.
3.4. Информационный контроль.
Одно из непременных условий успеха лоббистской кампании – локальность и порционность подачи информации, ограниченность доступа посторонних лиц, особенно объектов, на которых планируется оказывать лоббистское влияние, к информации об общих планах и промежуточных целях кампании. Предупреждённый объект очень трудно подвергнуть обработке, будет сорван график прохождения кампании, понадобятся непредвиденные расходы на дополнительные операции. Во избежание подобных осложнений Совет коалиции осуществляет информационный контроль кампании, сроки и дозировку подачи информации в СМИ, качество и процесс распространения слухов, дезинформационные операции.
3.5. Обретение союзников.
На разных этапах лоббистской кампании союзниками лобби НПО могут стать различные сторонние организации: НПО другой общественной группы, предпринимательские структуры или органы власти другой вертикали, заинтересованные в промежуточных результатах кампании. Задача Совета коалиции – приобретение таких союзников через разъяснительную работу как с руководителями этих организаций, так и через агитацию посредством СМИ.
3.6. Контроль за выполнением достигнутых договорённостей.
Результатами успешных лоббистских кампаний, как правило, являются какие-либо приказы по исполкому или решения сессии местного Совета. Однако в Украине из этого не следует, что прописанные в них решения социальных проблем начнут немедленно воплощаться в жизнь. Реализация практически всех решений требует самого внимательного общественного контроля. Такой контроль должен осуществлять Совет коалиции: следить за соблюдением сроков и качества выполняемой программы, отслеживать расходование бюджетных средств и обратную связь от общественной группы, чья проблема в данном случае решается.
4. Лоббистская группа.
Лоббистская кампания состоит из конкретных операций, способствующих продвижению данного общественного интереса. Для их проведения набирается лоббистская группа – группа специалистов, экспертов данной общественной сферы, имеющих прочные связи во власти, СМИ, в коммерческих и политических структурах, потенциально способных помочь в реализации целей кампании. Эти специалисты могут быть как наняты извне, так и быть выдвиженцами из числа сотрудников самих НПО коалиции.
В задачи лоббистской группы входит:
1. Сбор текущей информации о состоянии проблемы, путях и неудачах её решения органами власти и НПО вне коалиции.
2. Тактическое планирование и анализ хода операций кампании.
3. Создание ключевых сообщений (документации, информационных блоков) и передача их органам власти, СМИ, общественности, союзникам.
4. Текущий отчёт о ходе и результатах операций кампании перед Советом коалиции.
Таким образом, в нашей схеме общественной лоббистской структуры коалиция НПО и обслуживаемая каждой из ее организаций часть данной общественной группы выполняет функции мощной группы поддержки. Совет коалиции выполняет функции стратегического координирующего и аналитического центра. А лоббистская группа является центром разработки и проведения конкретных операций кампании.
Глава 22. Инструментарий лобби НПО.
Основная функция общественного лобби – продвижение общественных инициатив по решению проблем конкретных групп населения. И проведение лоббистской кампании подразумевает наличие определённых ресурсов, средств воздействия и связей, названных мною инструментарием.
1. Связи во власти.
Любая НПО, выросшая до осознания и умения лоббировать интересы своей общественной группы во власти, неизменно этой власти знакома, во всяком случае, на уровне МС. Западное экономическое лобби тратит большую часть средств именно на поддержание связи с властью. Чем заинтересован чиновник или депутат в помощи экономическому лобби в Украине? Так или иначе, финансовой поддержкой – либо тривиальной взяткой (а то и процентом с прибыли), либо денежной помощью в избирательной кампании босса, чиновника (местного головы) или близкого ему депутата. А чем могут заинтересовать НПО чиновника (депутата)? На НПО смотрят единственно как на популистский механизм. Поэтому интерес к продолжению знакомства общественное лобби в лице коалиции НПО может поддерживать тонкой “политикой пряника”, обещаниями поддержки, не переступая, однако, черты зависимости.
Кроме того, огромные очереди общественных просителей в коридорах власти заставляют общественное лобби делать основной упор на опосредованное влияние через мощных финансистов нужной команды (аппарата МС или депутатской фракции) из “второго сектора”. В рамках территориальной общины это могут быть предприятия, наполняющие внебюджетный фонд МС. Конечно, такой путь является более длительным и обходным. Но зато, наладив контакт с наполнителем внебюджетного фонда местного самоуправления, лобби приобретает дополнительный канал влияния на орган, способный решить проблему его общественной группы. Поэтому оптимальным, с моей точки зрения, является комбинированный путь продвижения общественной инициативы: напрямую к чиновнику + к наполнителю его внебюджетного фонда.
2. Связи в СМИ.
Как известно, местные СМИ охотно печатают заметки о новых акциях НПО, но неспособны на длительное освещение всех этапов продвижения какого-либо интереса. Если же этот интерес выходит на прямую конфронтацию с органом МС, пресса в большинстве случаев выступает на стороне власти. Для обретения подобного ресурса у лобби НПО есть два пути:
2.1. Создание собственного издания. У исключительно общественного издания должна быть и своя тактика. В промежутке между лоббистскими кампаниями их главной задачей должен стать общественный ликбез, повышение гражданской компетентности своей общественной группы. Цель – не скандалы с фактами презрения власти к обществу, а внедрение в сознание населения иной, активной программы гражданственности, основы гражданского общества. Ну, и в условиях лоббистской кампании, задача такого издания – подробное информирование общественной группы и вышестоящих властей обо всех перипетиях кампании, всяком саботаже чиновниками общественных целей. Огласка – страшный враг противников лобби НПО! Однако, чтобы СМИ коалиции (одной из НПО, члена коалиции) не засудили, необходимо запасаться подробными доказательствами описываемых событий, вплоть до диктофонных записей.
2.2. Эффективным орудием общественной лоббистской кампании может стать СМИ, подконтрольное его донору (союзнику) коалиции. Причём мой опыт подсказывает, что до самой публикации в авторитетном украинском или российском СМИ обычно не доходит. Для чиновника МС здесь достаточно и подтверждённой угрозы подобной публикации. Но в этом варианте всё зависит от плотности контакта лобби НПО с донором (союзником).
2.3. Наконец, у лобби НПО есть ещё один ресурс, не подходящий под понятие СМИ, но таковым являющийся, – есть канал слухов или межличностное общение в рамках его общественной группы. Если Совет коалиции выкристаллизовал конкретный злободневный интерес данной группы и является органом коалиции самых влиятельных НПО данной группы, он фактически получаете моноканальный источник пропаганды. Общественная группа будет общаться с властью в основном через НПО коалиции, и мнение этих НПО будет превалировать над любой властной пропагандой.
3. Касса финансирования лоббистской кампании.
Средства – самая болевая точка общественного лобби, как и всего украинского общественного движения. Грантовые средства тут не подходят. Выход я вижу в создании своего бюджетного фонда коалиции НПО. Как заставить бизнес-структуры вносить средства в этот фонд? Нас обычно подводит элементарное неумение торговать товаром, который мы имеем и который с лёгкостью может переходить в финансы и обратно.
Красноречивый украинский пример. Чувствуя свое поражение в президентских выборах 1994 года, Л. Кравчук издал указ об учреждении Фонда содействия развитию искусств. Согласно указу, фонд получил существенные налоговые льготы и превратился в коммерческую структуру, поставлявшую ликеро-водочные изделия. Заработанные деньги фонд тратил на финансирование Гражданского конгресса Украины (ГКУ). Так образовалась довольно типичная для Украины цепочка: политический капитал (полномочия Президента) превратился в денежный, а тот, в свою очередь, снова становился политическим (27, с.17-18). Лобби НПО вполне может использовать аналогичные схемы: общественный капитал – финансы – общественные интересы. Эксклюзивная информация, добытая в ходе кампании – финансы – общественные интересы. Льготные помещения НПО – совместное использование – финансы – общественные интересы. В конце концов, в процессе лоббирования важен конечный результат.
Глава 23. Кампания лобби НПО
Теперь рассмотрим основные этапы общественной лоббистской кампании. По этическим соображениям и из-за скудости средств лобби НПО мы не можем, ни покупать СМИ, ни покупать решения. И, ввиду того, что лоббирование есть, по сути, передача информации, построенной таким образом, чтобы она повлияла на решение проблемы, упор надо делать на информационное обеспечение. По словам уже упоминавшегося президента Украинской ассоциации PR, Г. Почепцова, информация – это “сильнодействующее средство, для которого нет пределов” (17, с.9). Подтверждение этого тезиса хорошо видно на примере перестройки. Именно информационный аспект перестройки был ведущим, обеспечил тотальную обработку массового сознания и, как следствие, – возможность изменения общественного строя. Применительно к нашей ситуации продвинет свои интересы тот, чья информация побудит к содействию держателей подписи, финансов и общественного мнения.
Поэтому, в отличие от экономического лобби, у лобби НПО на первый план выйдут не деньги, а механизмы PR. Только это будет своего рода контр-PR. Что я понимаю под этими словами? PR-технологии – инструмент безликий, как любой механизм. Аморальным и вредным для общества его делают политики и всевозможные PR-компании, за немалые деньги торгующие умением привести электорат к избранию того или иного лидера, поддержке непопулярного решения. Но эти же технологии, как инструмент, можно применить и в обратном направлении – для воздействия общественных групп на чиновников с целью соблюдения ими украинского законодательства, внедрения реального народовластия и социального обеспечения населения, для чего они, собственно говоря, и наняты народом. Согласно PR-технологиям, именно встроенность нашей кампании в более мощную (желательно государственную) и одобряемую населением, даёт наибольший резонанс, придаёт общегосударственную значимость, публичность и легитимность нашей кампании. И, подобно территориальным ОНС, подняв знамя “дружинников от Конституции”, общественное лобби может добиться максимальной легитимности. Именно в лоббировании исполнения законов наш главный козырь. Мы не требуем каких-то революционных изменений, следовательно, не можем преследоваться по закону. А незаконное преследование или торможение реального народовластия (продвижения общественных инициатив) можем использовать как контрпропаганду депутата или прецедент для снятия чиновника. Следовательно, любые технологические приёмы из области PR будут рассматриваться общественным мнением не как способ оболванивания людей, а как продвижение их интересов.
Схема 3. Лоббистская компания
Кампания лобби НПО, вне зависимости от своей цели и продолжительности, должна состоять из нескольких непременных блоков: Добыча и анализ информации.
Для решения любой проблемы в первую очередь нужна оптимальная информация об объектах воздействия, которая позволит:
- Ориентироваться в ситуации.
- Четко планировать свои действия.
- Отслеживать результативность акций.
- Уклоняться от неожиданностей.
- Манипулировать противником.
Большинство механизмов принятия местных решений незасекречено. Надо их обнаружить и систематизировать. Этим должен заниматься Совет коалиции на подготовительном этапе кампании. Конечно, лучше всего, комплексно подходя к проблеме обретения универсальной информации, проследить в исторической перспективе все этапы становления данной региональной элиты: номенклатурные подразделения – возникновение экономических групп интересов (промышленное и аграрное лобби) – трансформация власти – принципы смены фигур. Обладая такой универсальной схемой, будет достаточно легко пересчитывать её в приближении к каждому из секторов и конкретных организаций. Такая комплексная информация может стать и ценнейшим ресурсом лобби НПО и высоколиквидным товаром обмена (продажи). Однако это достаточно громоздская и дорогая работа, и она может вестись лишь в промежутке между лоббистскими кампаниями.
Сама добытая информация подразделяется на несколько функциональных типов, углубление в которые требует много времени. Нас же особенно интересуют возможные источники добычи закрытой (корпоративной) информации. По мнению Р.Ронина (28, с.8) ими являются:
1.1. Эксперт. Специалист, профессиональные знания и контакты которого обеспечивают безупречную ориентацию в лоббируемом вопросе. В роли такого эксперта обычно выступают бывшие чиновники необходимого органа МС либо чиновники областной структуры, дублирующей функции необходимого органа.
1.2. Внутренний осведомитель. Человек из организации или ближайшего окружения объекта лоббистской обработки, поставляющий информацию по материальным или моральным соображениям.
1.3. Легкомысленный информатор. Проще говоря, болтун, проговаривающий интересные факты в дружеской или интимной беседе. Опасность использования такого канала в том, что, наряду с ценнейшей информацией, разговор может нести преувеличения или намеренную дезинформацию. Остальные способы добычи информации, такие как подслушивание, пытки, провокации относятся к практике спецслужб и неприменимы общественным лобби по моральным и юридическим соображениям. Анализ полученной информации является залогом правильного составления ключевых сообщений и, как следствие, успеха всей кампании.
2. Планирование. Важнейшим залогом проведения успешной лоббистской кампании служит её четкое стратегическое и тактическое планирование. Никакое хаотическое метание между кабинетами не сравнится с серьёзно спланированной операцией. Вкратце я уже говорил о планировании, очерчивая круг обязанностей Совета коалиции. Вот классический PR-план члена Британского Института PR Питера Грина (17, с.36-37), дополненный мною в соответствии со спецификой лобби НПО:
2.1. Общий взгляд на проблему. Он сводится к приведению видения проблемы и её фигурантов (для нас – власть, лобби НПО, общественная группа, союзники) к единой системе координат у всех участников лоббистской кампании, как минимум – у Совета коалиции и организаций, входящих в коалицию.
2.2. Намерения и цели. Специфика кампании, степень необходимости её отдельных узлов, количество и значимость целей лоббистской обработки, последовательность их обработки.
2.3. Целевые аудитории. Это планирование с приближенным взглядом на каждую конкретную группу людей, властную структуру, отдельно взятого чиновника или депутата, на которых необходимо оказать влияние. Этот пункт – один из важнейших этапов планирования, и здесь просто необходима подробная, достоверная информация о характеристиках и окружении чиновника, лидера группы, начальника властной структуры. В искомый набор входят их характер, привычки, мировоззрение, предубеждения. Кроме того, исключительно важна адекватность целей лоббирования и целевых аудиторий. Например, если вам надо открыть ясли для детей студентов вуза, бессмысленно подключать к операции нардепов и центральные СМИ.
2.4. Ключевые сообщения. Так как мы говорим о приоритете информационного воздействия, это важнейший пункт планирования, определяющий конкретные блоки информации, подлежащие передаче целевым аудиториям. Особо надо уделить внимание полному учёту знаний, дезинформированности и предубеждений этих аудиторий. Кроме того, затертые символы и избитые фразы на людей не влияют, они запоминают и реагируют на яркие, драматические образы. Политические и общественные инициативы воспринимаются общественными субъектами настолько, насколько они поданы драматургично и драматизированно. Другими словами, это должна быть впечатляющая сага, которая несет в себе интригу, создающую и подогревающую интерес к проблеме.
2.5. Тактика кампании. Общая последовательность, все целевые аудитории и ключевые сообщения в основной, запасной, возможно, нескольких параллельных последовательностях, вытекающих из нескольких “Х”, – так и не установленных данных об объектах.
2.6. Расходы. Так как финансы – самая болевая точка лобби НПО, то и расходы кампании должны быть просчитаны до мелочей. Если удалось заменить все накладные расходы информационными и другими ресурсами лоббистской структуры, и всё же требуемая сумма + 30% НЗ не находится в кассе или не прогнозируется на подходе, кампанию лучше не начинать. Вы не достигнете результата и засветите свои цели. Подготовленного, то есть предубеждённого оппонента из власти уговорить практически невозможно.
2.7. Контроль. Контроль должен выступать не сторонним фактором, а неотъемлемой частью кампании. Именно в этом случае можно будет оперативно среагировать на появление новых фигурантов, незапланированных препятствий, измену части команды и т.д.
3. Информационная обработка (пропаганда). Чем шире пропаганда, тем меньше может быть организация. При главной проблеме лобби НПО – финансах – именно пропаганда станет эффективнейшим средством кампании и сузит число лиц и операций, подлежащих контролю. В нашем глобализирующемся мире именно информационная активность показывает уровень влияния группы интересов. По словам Г. Почепцова, “информационная активность того или иного общественного сегмента позволяет занять ему неэквивалентное его реальному статусу положение” (17, с.414). Простой пример. Правозащитница Джоди Уильямс стала одним из инициаторов всемирного движения за запрещение противопехотных мин. Создавая только волнующие ключевые сообщения, исключительно через Интернет она сумела привлечь к движению более 1000 экологических, правозащитных, женских, детских, религиозных организаций. Мир получил конвенцию по запрещению некоторых видов мин, а Уильямс – Нобелевскую премию Мира 1997 г. Данный пример показывает, насколько эффективными для лобби НПО могут быть информационно-психологические операции, в том числе через Интернет.
Для общественного лобби информационные кампании через Интернет – эффективное и доступное начало компании. При лоббировании через Интернет на первый план выходит исключительно построение интригующих, драматичных ключевых сообщений – способность достучаться до сознания человека в другом конце мира без применения голоса и мимики. В Украине сейчас менее 2 млн. пользователей сети Интернет. Но пропаганду общественного лобби посредством Интернета усиливает то, что большая часть из них – это образованные и активные граждане, плюс подключение организаций, то есть можно сразу воздействовать на руководителя структуры и иметь шанс включить в состав сторонников всех её членов. Причём, в отличие от дорогостоящих и практически подконтрольных власти местных СМИ, рассылка по e-mail решает все, вплоть до начального давления на властные структуры через их почту. При этом власть не может закрыть ваш почтовый ящик, расположенный, скажем, в России, и ваша информация имеет целевые каналы, не распространяясь к возможным противникам.
При использовании компьютерных сетей как инструмента лоббирования акценты меняются: теряет решающее значение профессионализм лоббиста, конкуренция связей и стимулов уступает место конкуренции качества информации и умения с ней работать. Таким образом, Интернет-лоббизм доступен всем без исключения НПО, лидеры которых могут сложить хоть несколько слов, и является стартовой площадкой для начала продвижения интересов.
Вероятно, здесь уместно следующее определение лоббизма: Интернет-лоббизм – это информационное влияние посредством компьютерных коммуникаций, ориентированное на определенную аудиторию и призванное реализовывать интересы различных групп (союзов, объединений) граждан путем передачи волнующих ключевых сообщений.
Ключевые сообщения лобби НПО должны быть направлены двумя противоположными и отличными по характеристикам информационными потоками:На властный объект, от которого зависит решение проблемы. На социальную группу и временных союзников, способных поддержать продвижение конкретного интереса.
Из-за недостатка средств общественное лобби в исключительных случаях может использовать методы воздействия посредством организации кампаний в СМИ. Причем в условиях сегодняшней Украины расчет идет не на влияние через общественное мнение, которое уже давно никто не принимает всерьёз, а как на канал доведения необходимой лобби информации до властного объекта и создания у него впечатления большой общественной значимости проблемы.
Более приоритетным путём для лобби НПО может быть изменение мнения целевых аудиторий (общественной группы, временных союзников или властного объекта) путем локальной операции через его канал доверия. Для общественной группы это могут быть те же лидеры НПО, входящие в состав коалиции, для временных союзников, чиновников и депутатов – это их родственники, друзья, люди, пользующиеся у них беспрекословным авторитетом. В обоих случаях эффективным является информационный поток, обеспечивающий поступательное движение мнения объекта от обычного комплекса чужака “враждебность, предубеждение, апатия, незнание” к комплексу расположенности “симпатия, признание, интерес, содействие”. В связи с разницей в количестве объектов, подвергаемых операции, будет разной и тактика обретения поддержки.
Конкретной группе предпринимателей обрести социальную поддержку данной возрастной, территориальной или социальной группы, защитит их от части волюнтаристского налогообложения на местные нужды.
Чиновнику или властной структуре позволит зарекомендовать себя в глазах начальства как специалистов-практиков, которые сейчас в цене, и послужить каналом той же социальной поддержки для всей административной команды, то есть чиновник получит перспективу роста.
Конечно, и здесь лобби НПО может быть вовлечено в политические игры, но в случае реализации проекта ему будет что предъявить своей общественной группе как положительную сторону такой акции. Ведь, в основном, НПО теряет доверие группы, если в результате политтехнологий нет реальной общественной прибыли.
Мы уже упоминали о том, что на обрабатываемого чиновника лучше всего давить опосредованно. Группа по интересам его жены, авторитеты “тусовки” его сына, друзья его родителей. Любая из этих групп, а лучше все сразу могут быть обработаны в пользу интересов лобби НПО. Чиновник быстрее принимает решение, если одинаково положительная информация приходит к нему из разных доверительных каналов. Но лучше всего воздействовать через людей, которые являются авторитетом для самого чиновника. Мнение подобного авторитета может быть решающим. Может стать решающим и мнение более рейтинговой по отношению к чиновнику группы интересов, попасть в которую он стремится.
Иной подход применим в создании широкой социальной базы лоббистской кампании. Со своей общественной группой мы не лукавим, поэтому отпадает потребность в замаскированных влияниях. Влияние будет открытым, но также доверительным и опосредованным. Это поможет как искреннему восприятию идей, так и контролю информации о самом процессе формирования общественного мнения. Однако и в этой информационной операции есть свой нюанс. Совет коалиции не способен обработать достаточное количество людей даже за всё время кампании. Решающей здесь будет возникновение социальной реакции, если распространение идей кампании будет идти через авторитетов из среды данной общественной группы, людей, уважаемых группой, тех, к кому приходят за советами.
План действий, добыча информации, пропаганда и распространение ключевых сообщений являются залогом успеха лоббистской кампании. Если эти действия правильно спланированы и исполнены, –– на выходе лобби НПО неизменно получит искомую подпись или постановление. Но на этом кампания общественного лобби не заканчивается.
Кроме упоминавшегося мной контроля за исполнением принятых решений, необходимо мгновенное оглашение продвижения вашего интереса. Если СМИ опубликуют положительное решение по вашему вопросу, это сделает крайне затруднительным изменение чиновником своего решения под давлением конкурирующего лобби или вышестоящего начальства.
Наконец, я хочу отметить, что не всегда обязательно использовать все пункты плана кампании. В результате предварительного взаимодействия “НПО – власть” членам Совета коалиции может быть досконально известен властный объект. Тогда отпадёт надобность в разведке. Этот объект может сразу проникнуться целями лоббистской кампании и охотно пойдёт на содействие. Тогда отпадёт необходимость поддержки общественным мнением. Хотя речь здесь может идти лишь о перманентной операции. В случае постоянной работы лобби НПО общественная поддержка рано или поздно понадобится. И, по моему глубокому убеждению, готовить общественную базу путём постоянных общественных слушаний необходимо по самому сложному, но надёжному пути повышения гражданской компетентности, которое в итоге гарантирует не только успех общественных лоббистских кампаний, но и является гарантией общей стабильности в стране. Компетентность не даст одурачить гражданина ни чиновнику, ни бизнесмену. Да и в случае повышения гражданской компетентности населения хотя бы на 20-30% политикам станет экономически невыгодно заказывать оболванивающие население PR-операции, стоимость которых непомерно возрастёт. Дешевле будет создать правовое государство.
Наконец, определяющим элементом успеха общественной лоббистской кампании может стать плотное взаимодействие лобби НПО с территориальными ОНС. Если проблема общественной группы предполагает локальное решение на ограниченном пространстве территориальной общины, лобби НПО необходимо договориться о союзничестве с ОНС избирательных участков данного пространства. Те, в свою очередь, подключат к решению проблемы своих отобранных и контролируемых депутатов.
Таким образом, при плотном взаимодействии лобби НПО и территориальных ОНС отпадает необходимость проведения многих операций лоббистской кампании, например обработки депутатов, добычи информации, налаживания и поддержания связей. Такой тандем серьёзно сэкономит общественные средства и время проведения кампании. Плотный контакт и взаимопонимание ОНС и лобби НПО превращают труднейшее и многоходовое действо в быстрый, эффективный и безотказный механизм участия граждан в управлении собственной жизнью, в реальное народовластие, настоящую независимость народа Украины.
Когда лоббистская кампания достигнет своих целей, – будет принято решение власти, коалиция НПО и лоббистская группа должны быть распущены, а Совет коалиции может самоликвидироваться после контроля полного выполнения данного решения. Конечно, это не означает, что данная лоббистская структура уже никогда не может собраться в прежнем составе для решения следующей проблемы своей общественной группы. Они могут собраться хоть на следующий день. Для меня важен сам принцип временности коалиции. Лобби НПО ни в коем случае не должно стать новой бюрократической структурой “третьего сектора”, новой кормушкой.
Глава 24. Административная реформа.
Дополняя друг друга, территориальные ОНС и лобби НПО смогут постепенно, “политикой малых дел”, менять общественно-политическую систему Украины в сторону реального народовластия. Однако без законодательного закрепления результатов такой деятельности эти начинания могут поджидать несколько смертельных опасностей.
Самая большая опасность для нашего этически отсталого социума – это бюрократизация ОНС и лобби НПО, превращение их в коммерческие предприятия по “продаже вождей населению” и наёмному лоббизму. Как отмечалось в главе 16, украинская общественная жизнь (“третий сектор”), по старой советской инерции и при поддержке возродившейся номенклатуры всё больше бюрократизируется, ощущает на себе давление стремящихся к монополии бюрократизарованных субъектов “третьего сектора”.
Совершенно очевидно, что бюрократия взяла курс на восстановление полной подчинённости социума. И если, согласно новому демократическому прикрытию, она не может это делать, открыто возрождая государственный социализм, то она это делает тайно, путём бюрократизации НПО и помощи в подавлении последними любого плюрализма мнений и конкуренции в общественном движении.
Поэтому высока вероятность того, что такая же участь может постигнуть ОНС и лобби НПО: их руководство на новой красивой идее станет популярным, сговорится с бюрократией, станет пожизненным, неподотчётным, обрастёт аппаратом и превратится в нового вымогателя и поглотителя народных средств.
Горький опыт украинской демократизации показывает: какими бы красивыми и совестливыми фразами ни рядились новые институты социума, пока у самого населения не появится осознание необходимости и желание постоянного контроля над этими институтами, они неизбежно будут вырождаться в преступные сообщества. Как мы установили, единственной гарантией появления такого осознания является повышение гражданской компетентности.
Поэтому и главной стратегической задачей территориальных ОНС и лобби НПО является не столько очистка представительской власти и продвижение общественных инициатив, сколько воспитательные акции – гражданский ликбез населения, осуществляемый через гражданские и социальные слушания. В осознании этой необходимости я равняюсь на “хождение в народ” первой и самой порядочной волны русской революционной интеллигенции – революционного народничества.
Лишь гражданская сознательность – осознанность собственных “низовых” интересов и взаимосвязанная с ней ответственность за внутриполитическую жизнь территориальной общины – может быть залогом постоянно действующего контроля членами общины как органов МС, так и самих ОНС и лобби НПО. И если каждая из общин Украины будет посредством территориальных ОНС очищать власть и посредством общественного лобби продвигать свои инициативы, никакая, даже центральная власть не сможет злоупотреблять народной некомпетентностью и узурпировать независимость народа Украины.
Фактически сформировавшиеся гражданские институты ОНС и лобби НПО напрямую подведут украинский социум к осевой демократической реформе, которая однозначно закончится установлением реального народовластия – административной реформе. Мне могут возразить, что админреформа уже идёт. Я возражаю в ответ: она ещё не начиналась! И в доказательство своих слов я ещё раз бегло огляжу описанную выше “независимость” Украины.
В первые годы после развала Союза идея предполагаемого развития Независимой Украины (как и всех стран СНГ) состояла в движении от тотального засилья государства во всех сферах общественной жизни (государственный социализм) к максимально допустимому ограничению вмешательства государства в дела социума, исключению его из максимально возможного количества сфер общественной жизни (гражданское общество). В конечной цели этого движения и кроется толкование понятия “независимости” в моём понимании этого слова, в действительно народном его смысле.
Однако на примере номенклатурной приватизации и возрождения бюрократизма мы увидели, что такое понимание явно вступило в конфликт с бюрократическим значением “независимости”, которое ограничивается лишь суверенитетом национальной бюрократии в руководстве данной территорией. А это, в свою очередь, фактически повлекло за собой отказ в самодеятельном бытии, самоопределении и независимости каждому из наших сограждан. Таким образом, несмотря на кажущееся обретение независимости Украиной и признание её суверенитета во всём мире, решающая борьба за независимость – реальные гражданские свободы её народа – продолжается.
В период государственного социализма не только народное хозяйство, но и практически вся духовная сфера общества находились в руках бюрократии. На каждое проявление общественной жизни приходилась масса инструкторов, контролёров, учётчиков, вгонявших живое творчество народа в мёртвое русло бюрократических норм.
Это не вызывало широкого протеста среди населения, поскольку подавляющее большинство граждан СССР служило по найму у государства. В результате возникла парадоксальная ситуация, когда гражданин был напрочь лишен чувства собственника с присущей ему инициативностью и ответственностью, а власти, напротив, привито стойкое чувство собственника на всё, что находится на территории государства, внедрено сознание тотального распорядителя, которому до всего есть дело и есть подзаконное право на любое вмешательство.
Демократический вал перестройки и первых лет Независимости, казалось, начал ставить бюрократию на подобающее ей место, которое она должна занимать в нормальном, цивилизованном обществе, начал низводить её права и обязанности до функций консультанта и координатора общественных процессов. Реально же смена формаций лишь расстроила ряды бюрократии, посеяла в ней панику, сомнения в устоявшихся клановых правах. Да, гласность в какой-то период не только подорвала престиж этой профессии, но и сделала почти невозможными исконные злоупотребления чиновничества. Однако описанной мною “свободе слова” было не под силу перестроить психологию бюрократа, его систему ценностей.
Сохранению “советских” претензий у бюрократии Украины способствовала её полная безнаказанность, бесконтрольность со стороны общества. “Социалистическое общество” времён СССР являлось лишь низовым уровнем, станиной государственной машины. И, оставшись без опеки и руководства развалившегося режима, оно само рассыпалось на миллионы растерянных индивидов, отчаянно борющихся друг с другом за выживание.
Таким образом, в Украине наметился политический вакуум. Бюрократия была растерянна, а для строительства гражданского общества в нашей стране не доставало главного элемента – не было граждан в демократическом смысле этого слова, критической массы людей, осознающих свои интересы, контролирующих власть, готовых отстаивать свои “прописанные” права и способных самостоятельно, “снизу” формировать общество.
Долго так продолжаться не могло по той простой причине, что “природа не терпит пустоты”. И природа власти здесь не является исключением. Никакая Конституция не может стать той демаркационной линией, которая удержит чиновника от захвата невостребованных или плохо охраняемых населением прав. Потому что реальные права есть живое равновесие сил, наступательный паритет между властью и обществом. Все высоты гражданского права, на которых граждане не смогли закрепиться, неизбежно ими теряются и остаются лишь на бумаге.
И в нашем случае чиновничество опомнилось и, не ощущая серьёзного общественного сопротивления, стало консолидироваться, создавать наступательные “голодно-бюрократические партии”, заново восстанавливать систему социального паразитирования. Визуально не ущемляя наших прав и свободы слова, оно превратилось в профессионалов “подлёдного лова”. Неформально, но фактически, посредством финансовых и информационных манипуляций, оно ежедневно урезает долю нашего влияния на собственную жизнь.
На наших глазах совершается фактическая реставрация бюрократического всевластия, которое в современных условиях надзора демократических институтов Запада искусно маскируется под местное самоуправление, свободу слова и другие атрибуты гражданского общества.
В итоге победа украинского народа в борьбе за реальную независимость оказалась победой пирровой, приведшей лишь к перераспределению “всенародной” государственной собственности между аппаратно-финансовыми бизнес-бюрократическими группировками. Народ же не сумел вовремя воспользоваться плодами своей победы. И под напором всевозрастающего бюрократического самосознания власти он всё больше отступает на позиции тотального подчинения.
Идущий полным ходом в Украине административно-командный бюрократический ренессанс надо рассматривать не иначе как рецидив старой советской болезни общества – государственного социализма. И в этом смысле чиновник – не иностранный оккупант, это организм, тяжело больной социальной клептоманией, эксплуататорский продукт неразвитости украинского социума, провоцируемый на агрессивные действия апатичностью населения, его неорганизованностью.
Болезнь бюрократии – результат её советского воспитания, а следовательно, носит глубинный психологический характер. Из этого следует, что больной не отдаёт себе отчета в своей хвори и готов отчаянно оборонять свою “нормальность”.
Кроме того, необходимо заметить, что чиновничество в данной ситуации не действует по какому-либо коварному плану социальных захватов, разработанному где-нибудь на Банковой. Но сама природа бюрократизма толкает весь аппарат и каждого клерка в отдельности к расширению своих полномочий, к усилению контроля над обществом, контроля, оправдывающего его необходимость и обеспечивающего его постоянным заработком. Расширение это происходит не только за счёт пустошей социального поля, не занятых деятельностью структур самоорганизующегося населения, но и за счёт сфер общественной жизни, слабо обслуживаемых или плохо защищаемых обществом.
Таким образом, современный украинский госаппарат (и его неотъемлемая часть, замаскированная под местное самоуправление) можно рассматривать ещё и как сорганизованную единством целей общность предпринимателей, ведущую конкурентную борьбу с населением за полное обслуживание и соответствующий контроль над всеми сферами общественной жизни. Эта направленность украинской бюрократии неизбежно влечёт за собой прогресс коррупции. Ведь именно гипертрофированный контроль, как идеальный объект для продажи, и является провокатором и источником всевозможных чиновничьих злоупотреблений.
Таким образом, чем меньше у бюрократа контрольных полномочий, тем менее он интересен взяткодателю, и тем больше утверждаются законные пути решения проблем. Но кому передать этот контроль?
Расширение полномочий и силы украинской бюрократии и, соответственно, разгул коррупции стали в последние годы всемирной “притчей во языцех”, основой внешнеполитического имиджа Украины. Не говоря уже о значительном исключении законных способов общественного регулирования, она провоцировала возникновение и укрепление феодальных очагов власти.
Наконец, именно эта громоздкая и неэффективная сила своим самонасыщением окончательно разваливала страну. Не замечать этого с некоторых пор было уже нельзя, и Президент в декабре 1999г. рядом стратегических указов инициировал новый этап административной реформы. Однако закон Паркинсона распространяется и на Украину, что доказал первый этап админреформы 1994-99 гг., когда, несмотря на 100 (!) указов Президента, численность аппарата выросла на 34800 бюрократов.
К сожалению, вследствие отсутствия в Украине устоявшихся элементов гражданского общества в виде распространённых и взаимосвязанных единством целей структур самоорганизации населения, админреформа на данный момент не способна привести к качественному сокращению бюрократии, в основном потому, что её функции просто некому передать. А в случае безоглядно-жесткого сокращения функций аппарата целые сферы социальной жизни, отобранные у бюрократии, остались бы “нечейными” и быстро бы пришли в ещё большее запустение, чем при произволе чиновника. В сложившейся ситуации единственное, что мог сделать Президент, – это сократить численность аппарата, сняв, тем самым, бюрократическую нагрузку на государственный бюджет.
К сожалению, это, единственно возможное на данный момент решение, в принципе не способно изменить ситуацию в стране. Админреформа приведёт лишь к временному отступлению бюрократии, заставит её мутировать, искать новые пути завоевания контроля над обществом.
Это прекрасно понимает и народ, лишь 10,7% которого, согласно опросу Украинского центра экономических и политических исследований, верит в завершение и положительный результат админреформы.
С нашей точки зрения, ключевым вопросом админреформы, как магистрального пути преобразования украинского общества, а следовательно, вопросом выживания и возрождения Украины, является вопрос о полномочиях и контроле. Сократишь функциональную бюрократическую структуру, – сфера её надзора придёт в запустение, и это потребует создания нового бюрократического звена, но уже с гораздо большим числом чиновников.
С другой стороны, на тезисе “чем больше государства, тем больше справедливости” мы уже обожглись в СССР. Глупо его повторять, пора попробовать наоборот, – “чем меньше государства, тем больше справедливости”. Только вакуум от ухода власти из сфер общественной жизни должна занимать не организованная преступность, а сорганизованная общественность.
Реальный выход из этого замкнутого круга админреформы может быть лишь один: необходимо сокращать не чиновников, распределяя их функции между оставшимися, а сокращать сами функции, количество сфер общественной жизни, находящихся под контролем чиновников. Главной задачей админреформы должна стать поэтапная передача чиновничьих функций органам самоорганизации населения. При таком условии и выводимые из-под административного регулирования сферы украинского социума (или жизни отдельных территориальных общин) не будут брошены на произвол судьбы, и бюрократические структуры лишатся почвы для регенерации.
Однако тут снова встаёт острейшая проблема современного украинского общества – недостаток граждан, отсутствие критической массы достаточно опытных, профессиональных структур самоорганизации населения, способных подхватить эти функции, раз и навсегда закрепить их за сферой реального народовластия. И справиться с этой проблемой смогут лишь законодательно закреплённые территориальные ОНС и лобби НПО.
Первые подготовят достаточный контроль над властью, способствующий добровольной передаче её функций общественности. Вторые сформируют опытные профессиональные структуры общественной самоорганизации, способные перенимать у бюрократии сферы жизнедеятельности территориальных общин. В перспективе в руках государства должны остаться лишь функции обороны, внешней политики и индикативного планирования. По моему глубокому убеждению, всё остальное может и должно решаться на местах, силами профессионализированных органов самоорганизации.
Какова основная задача политического ликбеза и пропаганды самоорганизации? Необходимо вырвать человека из узкого мирка его семейных проблем, расширить его чувство семейного долга до размеров домового комитета, самоуправления улицы, микрорайона, до обществ по решению проблем своей возрастной, социальной группы, группы по интересам. С моей точки зрения, это единственный способ развития индивида в гражданина, приобретения им ответственности и инициативы, возрождения органического общественного самосознания.
Подобная пропаганда самоорганизации населения станет народным обеспечением, “вторым фронтом” админреформы как основного этапа демократизации украинского государства. Ведь самоорганизация населения призвана, прежде всего, заполнить социальные пустоты, в которых раньше хозяйничали сокращаемые бюрократы. Без подобного заполнения бюрократия неизменно расплодится вновь.
Лишь когда поддержка низовых инициатив и пропаганда самоорганизации станут частью президентской политики и население хотя бы поверит в демократические намерения центральной власти, неизбежно начнётся лавинообразный процесс формирования ОНС и лобби НПО. На местном уровне это приведёт к структуризации и единению территориальной общины и, как следствие, украинского общества в целом, к возникновению чувства общественного достоинства, ответственности и появлению народной инициативы, то есть к появлению граждан – главной предпосылки создания гражданского общества. А это, в свою очередь, приведёт к реальному отпору бюрократической агрессии и, как следствие, существенному снижению коррупции, то есть к реальной административной реформе.
Заключение
И напоследок я хотел бы акцентировать ваше внимание на том, почему именно сейчас, немедленно необходимо принятие столь радикальных, революционных по своей сути мер по отношению к нынешней власти и бюрократии вообще, как создание ОНС и лобби НПО, как новая админреформа. Найдутся сотни оппонентов, которые возразят, что “не надо изобретать велосипед”, что можно конституционным путем, через выборы достойных людей в структуры власти добиться уничтожения коррупции и соблюдения гражданских прав. Что рано или поздно Украина станет цивилизованным обществом. Мой аргумент: нет времени!
Внешнеполитическое положение Украины убеждает нас в том, что она не сможет бесконечно долго быть буферным государством между Россией и Западом. Это показали хотя бы последние события, связанные с “кассетным скандалом” и реакцией на него США и России. Вероятней всего, мы достаточно скоро всё же станем частью Объединённой Европы, и тогда неподготовленное, неструктурированное, негражданское украинское общество останется один на один с новой для него и очень опасной мировой проблемой. Я говорю о ГЛОБАЛИЗАЦИИ!
Думаю, любой из моих читателей так или иначе слышал об этом процессе постепенного объединения человечества в один планетарный социум. И я, как прогрессивный человек, приветствующий зарю новой информационной цивилизации, однозначно её поддерживаю. Тем не менее, меня очень беспокоит способ создания такого социума и в своей обеспокоенности я солидарен с сотнями тысяч людей во всём мире, участвующих в антиглобалистских акциях. Вкратце хочу обрисовать моё видение этой проблемы.
Как Вторая мировая война из-за противоборства двух мессианизмов (капиталистического и социалистического) перешла в более скрытую фазу холодной войны, так окончание последней дало начало новому, финансовому переделу мира. Тоталитарный мессианизм всемирной пролетарской революции был побеждён неолиберальным капитализмом, чья мессианская идея мирового господства денег вылилась в тоталитарный же поход глобализации. После 1991 г. и образования независимых республик это наступление ушло из политической плоскости в плоскость торгово-экономической экспансии. Я не верю в “страшилки” типа хищного и коварного Запада, затеявшего экономическое (а через него и политическое) подчинение новых республик во избежание возрождения Союза и подавление конкуренции западным производителям. Однако экспансивная деятельность транснациональных корпораций (ТНК) и их координаторов – глобализационных финансовых и торговых институтов, в частности ЕБРР, МВФ, ВТО и ВЭФ естественно вызывают серьёзные опасения. К 1997 г. 53 тыс. ТНК и 450 тыс. их филиалов контролировали уже более 51% объемов мирового производства. По сути, это был переломный момент, когда национальные экономики начали проигрывать спор за кошельки (и души) своих подданных. Местные производители стали разоряться, не выдерживая конкуренции с ТНК.
Между тем, по теории И. Засурского, принципиальная схема ТНК родом из нашего тоталитарного прошлого. Единый экономический организм СССР фактически представлял собой прообраз индустриальной корпорации. Именно гигантская корпоративная концентрация ресурсов, как передовое экономическое явление первой половины ХХ века, позволило Союзу достичь огромного производственного эффекта в минимальные сроки. Партийно-хозяйственная номенклатура была высшим менеджментом корпорации. А такие достижения советского эксперимента, как соединение спланированной (государственной) промышленной политики с постоянной PR-кампанией (коммунистическая пропаганда), обеспечивающей беспрекословную исполнительность наёмных рабочих, были восприняты на западе как положительный опыт (29.).
Однако, по оценке эксперта английской Лейбористской партии Д. Росса, корпорация СССР была слишком маленькой и децентрализованной. В ней присутствовало излишнее самоуправление трудовых коллективов, смягчавших посредством профкомов жесткую эксплуататорскую политику, а следовательно, саботировавших цели корпорации. Такая внутренняя демократичность для современных ТНК – непозволительная роскошь, ведущая к гибели корпораций. Во внутренних взаимоотношениях ТНК более зацентрализованы и тоталитарны, чем их пилотный проект – СССР.
ТНК стали настоящим бедствием для трудящихся не только в странах третьего мира, глобализация стала экономической дубинкой и для трудящихся США и других развитых стран. Капиталисты больше не идут на соглашения с рабочими, а шантажируют их закрытием предприятий и переездом в более бедные и покладистые страны. По словам лидеров американского профсоюза АФТ-КПП, «ВТО и Северо-Американская ассоциация свободной торговли за шесть лет уничтожили шестьсот тысяч рабочих мест в США… ВТО никем не избирается, свои собрания проводит в полном секрете от общественности, ее судьи служат не истине, а золотому божку, она присваивает себе право решать, что должны есть французы и в какой окружающей среде должны жить американцы» (30.). Кроме того, транснациональный характер ТНК делает их абсолютно неподконтрольными их рабочим в той или иной стране. В рамках ТНК невозможна демократизация или свержение тоталитарного менеджмента. Безнаказанность корпораций рьяно защищают купленные с потрохами режимы третьего мира. А в случае критических рабочих волнений корпорация просто эвакуирует свои производства в другую страну, оставляя правдоискателей безработными.
Именно эти реалии современной, внешне правильной глобализации, выводят на антиглобалистские демонстрации десятки тысяч людей в странах Запада. Женева, Сиэтл, Филадельфия, Лос-Анджелес, Мельбурн, Прага, Ницца, Давос. Традиционные требования демонстрантов: общественный контроль над закрытой экономической политикой ТНК, протесты против ограбления ими стран третьего мира, против генетических опытов в сельском хозяйстве, требования полного списания долгов со стран-“бедняков”. Демонстранты выступают не против мировой интеграции как таковой, но против её агрессивно-хищнической разновидности, ставшей доктриной современных глобализационных институтов. Объединение всего человечества – процесс неизбежный. Но, по их мнению, в данном случае под маской глобального гуманизма по миру распространяется жесточайшая сверхэксплуатация, ставшая возможной посредством бесконтрольного брожения капиталов. Поэтому сиэтлский антифорум НПО требовал не свёртывания глобализационных процессов, а подчинения их (в первую очередь – деятельности ВТО) строгому общественному контролю. Другими словами, на мировом уровне идёт то же требование строительства ОНС!
Исходя из нашего, советского опыта и отсутствия гражданского общества в Украине, я всерьёз опасаюсь вхождения нашей страны в сферу экономической глобализации. Экономические интересы зачастую лишены всяких сантиментов, а тоталитарно-экономические машины ТНК, изворотливые и неуязвимые для народов, разделённых границами и “промыванием мозгов”, уже стоят на пороге Украины. И, зная уровень коррумпированности нашей власти, можно себе представить, как безоглядно мы будем проданы в случае вхождения Украины в глобализационные институты.
Всю свою недолгую независимость Украина бездумно стучится то в ЕС, то в НАТО, то в ВТО. Интеграция Украины в мировой рынок неизбежна. Но всё хорошо вовремя. Ведь глобализированный рынок уничтожает мелкие и средние предприятия, не способные выдержать конкуренции ТНК.
Развитые страны тратят до 1,5% ВВП на субсидии своим производителям. Протекционистские меры западных государств обходятся конкурентам в 300 млрд.USD. На Китай приходится около 12% от мирового ВВП, но Китай уже 14 лет не может договориться с ВТО о приемлемых для себя условиях вступления в эту организацию, то есть защите собственного рынка и свободе торговли на внешнем.
Куда же торопится Украина? Для примера достаточно взять сельское хозяйство. Для украинских крестьян вступление страны в ВТО равнозначно коллективизации 20-х годов. Большевики дали крестьянам землю, а потом, с помощью колхозов, превратили собственника в сельскохозяйственного наемника. В процессе аграрной реформы допустить на внутренний рынок специализирующиеся на сельском хозяйстве ТНК “Юнайтед Фрутс” или “Карджилл” – означает потерять национального фермера, а с ним и продовольственную безопасность Украины. Страна, бюджет которой не дотягивает и до половины оборота средней ТНК, не сможет их реально защитить. Экономически развитую Украину никто не ждёт – кому нужен лишний конкурент. Зато крайне необходимы рынок для сбыта залежалых товаров, территория для размещения грязных производств и продаваемые за бесценок чернозёмы, практически дармовая квалифицированная рабочая сила. При современном уровне контроля граждан за отечественной бюрократией этого избежать не удастся!
Именно эта реальная угроза бесконтрольного со стороны общества внедрения в Украину ТНК заставляет нас спешить с учреждением ОНС и лобби НПО, с воспитанием у украинского населения чувства гражданства, то есть реальному участию в политической жизни страны и контролю над властью. Только реальный контроль населения над властью может дать уверенность в том, что Украина узнает лишь положительные аспекты глобализации. В противном случае бесконтрольная и безответственная бюрократия, насквозь коррумпированная и аморальная, без сомнения отдаст нас на полный откуп современным циничным глобализаторам, на которых никто ещё в мире не нашел управы и в сравнении с которыми “русский плен” покажется нам легким субботником.
Приложение
ПОЛОЖЕНИЕ О МЕСТНОМ ТРЕХСТОРОННЕМ НАБЛЮДАТЕЛЬНОМ СОВЕТЕ (МТНС)
ОСНОВНЫЕ ЦЕЛИ МТНС
1. Способствовать углублению административной реформы в Украине.
2. Способствовать возвращению доверия общества к властным структурам.
3. Проводить в жизнь политику реального народовластия, реального участия граждан в решении проблем своей территориальной общины.
СТРУКТУРА И ФУНКЦИИ МТНС
1. СЕССИЯ МТНС
1.1. Высшим органом МТНС является Сессия, в которой принимают участие:
1.1.1. Со стороны городского (поселкового, сельского) Совета – секретарь Совета и председатели профильных комиссий (в зависимости от вопросов, рассматриваемых на Сессии).
1.1.2. Городской (поселковый, сельский) голова, зампреды и (или) начальники профильных управлений исполкома и начальники профильных управлений МВД и ГНАУ (в зависимости от вопросов, рассматриваемых на Сессии).
1.1.3. Председатели профильных комиссий МТНС, докладчики из числа членов профильных комиссий МТНС.
1.2. Сессия рассматривает вопросы, разработанные профильными комиссиями МТНС, и выносит решения в качестве общественных рекомендаций органам местного самоуправления и силовых структур на местах, вплоть до проведения местных референдумов.
1.3. Сессия не может принимать решений, противоречащих законодательству Украины.
1.4. Сессия МТНС собирается по мере накопления проблем и проектов их решения, но не реже 1 раза в квартал.
1.5. На Сессии имеют право присутствовать любые члены общественных организаций, сотрудники аппарата местного самоуправления и силовых ведомств, граждане территориальной общины, СМИ в количестве свободных мест в зале заседаний.
2. ОРГАНЫ МТНС
2.1. Рабочими органами МТНС являются профильные комиссии по таким направлениям жизнедеятельности территориальной общины:
2.1.1. Комиссия по правам человека и проблемам местного самоуправления.
2.1.2. Комиссия по проблемам малого и среднего бизнеса.
2.1.3. Комиссия по проблемам социальной защиты.
2.1.4. Комиссия по СМИ и обеспечению свободы слова.
2.2. Обслуживающими органами комиссий являются:
2.2.1. Секретариат МТНС.
2.2.2. Пресс-центр МТНС.
3. СТРУКТУРА ПРОФИЛЬНЫХ КОМИССИЙ
3.1.Комиссии состоят из делегатов от общественных организаций, специалистов данной проблематики, имеющих непосредственный контакт с проблемными группами общины.
3.2. В состав комиссий входят ответственные наблюдатели-консультанты от профильных комиссий городского (поселкового, сельского) совета и профильных управлений ИК, МВД, ГНАУ.
3.3. Председатель и секретарь комиссии избираются из числа делегатов – членов общественных организаций, входящих в комиссию.
3.4. Делегаты – члены общественных организаций – не имеют жесткого срока полномочий и могут быть отозваны своими организациями и заменены другими.
3.5. Комиссия заседает по мере выявления проблемы и проекта её решения, но не реже 1 раза в месяц.
4. ФУНКЦИИ ПРОФИЛЬНЫХ КОМИССИЙ
4.1. Члены комиссии – делегаты общественных организаций – выявляют проблему в среде проблемных групп общины, причины её возникновения, пути решения и выносят на рассмотрение профильной комиссии.
4.2. Комиссия оценивает злободневность проблемы, эффективность предложенных путей её решения. В процессе обсуждения проблемы комиссия принимает во внимание аргументы и мнения ответственных наблюдателей-консультантов от представительской и исполнительной властей.
4.3. С учётом предложений и замечаний трёх сторон комиссия готовит аргументированные материалы по проблеме и путям её разрешения для вынесения на Сессию МТНС.
4.4. Председатель профильной комиссии и разработчики материалов выступают на Сессии инициаторами решения данной проблемы, её докладчиками и защитниками.
4.5. Члены комиссии – делегаты общественных организаций – докладывают своим организациям о ходе работы комиссии, возникающих проблемах. Соответственно общественные организации доводят эту информацию до своих социальных групп и категорий населения территориальной общины.
5. ФУНКЦИИ ОТВЕТСТВЕННЫХ НАБЛЮДАТЕЛЕЙ-КОНСУЛЬТАНТОВ
5.1. Ответственные наблюдатели-консультанты должны разбираться в существе вопросов по профилю комиссии и иметь информацию о состоянии дел по поднимаемой проблеме в рамках делегировавших их структур.
5.2. Ответственные наблюдатели-консультанты должны участвовать в работе комиссий и корректировать готовящиеся материалы, либо аргументированно доказывать причины, по которым решение данной проблемы должно быть отложено.
5.3. Ответственные наблюдатели-консультанты имеют право информировать своё начальство о ходе работы комиссии и поднимаемых ею проблемах.
6. ФУНКЦИИ СЕКРЕТАРИАТА МТНС
6.1. Секретариат работает на базе органов местного самоуправления, в тесном сотрудничестве с силовыми структурами на местах и общественными организациями.
6.2. Секретариат выдаёт членам комиссий интересующие их законы Украины, постановления и акты местного самоуправления, а также незасекреченные материалы силовых структур.
6.3. Секретариат готовит рабочие документы для профильных комиссий и Сессии МТНС.
6.4. Секретариат исполняет роль архива разрабатываемых и принятых документов МТНС.
7. ФУНКЦИИ ПРЕСС-ЦЕНТРА МТНС
7.1. Пресс-центр при поддержке органов местного самоуправления широко освещает в местных СМИ работу профильных комиссий, Сессии МТНС, а также ход продвижения решений Сессии.
7.2. Пресс-центр выполняет функции общественной приёмной, куда могут обращаться члены территориальной общины, которые по каким-либо причинам не смогли это сделать через общественные организации – членов МТНС.
8. МАТЕРИАЛЬНАЯ И ФИНАНСОВАЯ БАЗА МТНС
8.1. Материальная база МТНС в виде оргтехники, помещения и канцелярских принадлежностей предоставляется органами местного самоуправления.
8.2. Члены комиссий – делегаты общественных организаций – работают в МТНС на добровольных началах, без оплаты из местного бюджета.
8.3. Ответственные наблюдатели-консультанты работают в МТНС на началах, определённых их руководством.
8.4. МТНС для обеспечения своей деятельности может привлекать средства грантодающих организаций, аккумулирующиеся на специальном счёте для целевого использования в рамках МТНС.
9. ОБРАЗОВАНИЕ И ЗАКОНОДАТЕЛЬНОЕ ОБЕСПЕЧЕНИЕ МТНС
9.1. МТНС могут быть образованы во всех городах, посёлках и сёлах Украины, если это необходимо с точки зрения территориальной общины.
9.2. Инициатива создания МТНС должна исходить только от общественных организаций данного населённого пункта.
9.3. Законность и права МТНС должны быть обеспечены дополнениями к Закону “О местном самоуправлении в Украине”, принятом Верховной Радой.
10. РЕОРГАНИЗАЦИЯ И ЛИКВИДАЦИЯ МТНС.
10.1. Реорганизация МТНС может происходить путём создания новых или ликвидации неактуальных, устаревших комиссий.
10.2. МТНС как орган прямого народовластия не может быть ликвидирован решением местного Совета.
10.3. МТНС может самоликвидироваться, если за это на местном референдуме выскажется территориальная община.
Использованная литература
1. Кордонский С. Административные рынки СССР и России. Ч.1. Определение понятия. // http://www.libertarium.ru
2. Кордонский С. Административные рынки СССР и России. Ч.5. Организационная структура Советского административного рынка и логика ее постперестроечной трансформации. // http://www.libertarium.ru
3. Сахонько Е. Общественные отношения в сфере потребления и их роль в кризисных процессах на территории СССР. // http://www.aha.ru
4. Ушакин С. Количество стиля: потребление в условиях символического дефицита. // http://www.nsu.ru
5. Козловски П. Гражданское общество в век постмодерна. // http://www.rchgi.spb.ru
6. Кара-Мурза С. Манипуляция сознанием. Москва. “Алгоритм”, 2000
7. Блуммер Г. Коллективное поведение // Психология масс. Самара. “Бахрах”, 1998
8. Історія України. Львів. “Світ”, 1998.
9. Михальченко Н., Андрущенко В. Беловежье. Л. Кравчук. Украина 1991-1995. Киев. “Украинский Центр духовной культуры”, 1996
10. Зайцев В. Конфлікти між гілками влади в процесі їх становлення (1991-1996) // Становлення владних структур в Україні. Київ. ЗАТ “Українська прес-група” та ін. 1997
11. Воронянский А. Зайончковский Ю. Властная вертикаль в независимой Украине: прошлое и будущее. // http://www.rchgi.spb.ru
12. Найшуль В. Страдания приватизации. // http://www.libertarium.ru
13. Приватизационные процессы в Украине: оценки и позиции граждан. Киев. “Социальная перспектива”, 1999
14. Голдман М. Капитализм инсайдеров: приватизация – успех или неудача? // http://www.ptpu.ru
15. Фрiдман Р. та iн. Приватизацiя в Росii, Украiнi, та краiнах Балтii. Т.2. Київ. “Основи”, 1994
16. Почепцов Г.Г. Психологические войны. Москва. “Ваклер”, 2000
17. Почепцов Г.Г. Информационные войны. Москва. “Ваклер”, 2000
18. Апхайер Х. Гражданское общество и “третий сектор”. // http://www.academy-go.ru
19. Катин В. Новая реальность XXI века // Независимая газета, 15.02.01
20. Гоббс Т. О гражданине // Избранные произведения в 2 т. т.1, М. 1964
21. Актуальное интервью // День №42, 10.03.2000
22. Шредер Г. Цивилизованное гражданское общество: о новом определении задач государства и общества. // http://www.academy-go.ru
23. Общественный контроль за деятельностью ТВ в Европе. // http://www.medialaw.ru
24. Общественный контроль за работой судов. // http://www.npi.ru
25. Программа партии “Демократический выбор России”. // http://www.dvr.ru
26. Договор доверия. // http://www.gruzdev.ru
27. Зущик Ю. Лоббизм в Украине. Киев. Электронная версия. 2000 // http://www.gruzdev.ru
28. Ронин Р. Своя разведка. Минск. “Харвест”, 1998 // http://www.gruzdev.ru
29. Засурский И. Масс-медиа второй республики // http://www.smi.ru
30. Кулешов А. Вторичность Украины // Набат №1, 2000